В какой-то момент Грейнджер устала от всех этих неуклюжих словесных выпадов и отвернулась к окну. По заднему двору аврората разгуливала черная кошка, неспешно обходя территорию по периметру. Наблюдая за ней, Грейнджер вспомнила, как на втором курсе они сварили Многосущное зелье в туалете Плаксы Миртл. И как вместо Буллстроуд сама Грейнджер едва не превратилась в прямоходящую кошку. Поттер и Уизли потом долго еще подкалывали ее по этому поводу, почему-то не понимая, что ей это неприятно и больно.
Она повернулась обратно к арестованной и несколько минут изучала ее холодным немигающим удавьим взглядом. Тогда на втором курсе роба Буллстроуд была вся покрыта мелкими кошачьими волосками, но не потому, что слизеринка была неопрятной. Это потому, что она очень любила свою кошку и часто брала ее на руки и ласкала. Как человек, так любящий своего питомца, мог потом убивать других волшебников? На этот вопрос у Грейнджер не было ответа.
Я не твоя кошка, Буллстроуд.
Она подняла палочку и равнодушно сказала:
- Круцио.
И снова. И потом еще. И еще…
Сначала арестованная кричала и голосила, проклиная весь аврорат, Темного Лорда, Альбуса Дамблдора, Орден Феникса и лично Гермиону Грейнджер. Потом она просто выла, как свихнувшийся зверь. Каждый раз, когда она теряла сознание, Грейнджер приводила ее в чувство и начинала пытку сначала. Буллстроуд валялась на полу. В сердце Грейнджер кипела ярость, но глаза оставались мертвыми.
Когда бывшая Упивающаяся в очередной раз заткнулась, Грейнджер сначала решила, что она снова потеряла сознание. Но Энервейт на этот раз не сработал. Грейнджер выкурила сигарету, тупо читая на первом попавшемся пергаменте одну и ту же строчку, и попробовала еще раз. И только тогда разглядела белую пену у перекошенного рта и закатившиеся глаза Буллстроуд. Пульса не было. Когда выносили тело, Грейнджер сидела в углу кабинета на корточках и пыталась проникнуться ужасом от того, что только что убила человека. Получалось плохо. Точнее, совсем не получалось.
Дело замяли. Миллисенту Буллстроуд оформили как скончавшуюся от естественных причин в связи со слабостью подорванного жизнью в подполье здоровья. На Грейнджер начали коситься уже с опаской, а однажды кто-то из новичков-практикантов перепугался чуть не до обморока, когда в ответ на какое-то невинное замечание она достала волшебную палочку. А она всего лишь хотела призвать нужный свиток с отчетом. И ей мягко намекнули, что пора покинуть аврорат по собственной воле, пока не последовало официальное увольнение.
После этого Грейнджер неделю просидела в своей квартире, поставив антисовиный барьер и отключив каминную сеть. Все это время она поглощала огневиски, читала любовные романы и периодически крушила мебель, чтобы потом ее восстанавливать, когда маниакальная фаза сменялась депрессивной. Ей казалось, что она в коконе из стекловаты – тепло и комфортно в одиночестве, но в тело впиваются тысячи мелких иголочек. Только Грейнджер они впивались не в плоть, а в душу.
Кое-как справившись с собой, она начала искать новую работу. Первая же попытка прояснила один очень нехороший факт: случаи с Буллстроуд и несчастным практикантом стали известны широко за пределами аврората. Еще в школе Грейнджер заработала репутацию синего чулка, которая, впрочем, не мешала работе. Но теперь о ней говорили, что она не в силах сдерживать свои чувства и агрессию, что с ней рискованно работать, потому что никто не знает, когда Грейнджер может сорваться. Поводы для отказа порой выглядели верхом идиотизма, но Грейнджер от этого было не легче.
Ее жизнь стала похожа на синусоиду. Периоды случайных подработок в обоих – магическом и маггловском – мирах сменялись провалами вынужденного безделья. Грейнджер жила на то, что удалось скопить в бытность свою аврором, скудную ветеранскую пенсию и редкие родительские подачки.
За четыре дня до своего двадцать четвертого дня рождения она находилась как раз в стадии В-Очередной-Раз-Без-Работы. Как и предрекал Люпин, то скандальное выступление на приеме в честь Дня победы сильно осложнило ее и без того нелегкую жизнь. Магическое общество окончательно отвернулось от бывшей героини войны и последней из Золотого Трио Г.Грейнджер. Мир отвернулся от нее. И она отвернулась от мира.
*
- Здравствуй, Ханна, как он сегодня?
- Добрый день, мисс Грейнджер. Без изменений.
Выражение лица Эббот лучше всякой вывески давало понять, что ей здесь официально не рады. Но запрета на визиты не последовало, и Грейнджер доставило злорадное удовольствие видеть перекошенную физиономию этой влюбленной дурочки.
Тигровые лилии, хрупкий зеленоглазый юноша в кресле и тонкая сигарета. Грейнджер долго молчала, глядя в мир за окном. Небо потеряло яркость. Клены начали менять цвет на золото и багрянец. Вчера Грейнджер подобрала опавший кленовый листок и наколдовала на каждом его зубчике по маленькому стальному коготку. Получился эстетический и ужасно симпатичный хищник. Теперь листочек лежал у нее дома на каминной полке, и иногда ей казалось, что еще секунда – и он задвигается.
- Знаешь, Гарри… Мне иногда хочется, чтобы ты очнулся, а вместе с тобой очнулся Темный Лорд.
Интересно, кто-нибудь слушает, как Грейнджер, сама на подозрении, сидит у звездного, но все равно подозрительного пациента и несет откровенную крамолу? Дементор побери близнецов Уизли… Впрочем… плевать, хуже все равно уже не будет. Даже если после выхода из клиники ее скрутят авроры и накачают Веритасерумом, она всего лишь выскажется по поводу прошедшей войны в целом и работы аврората и Ордена Феникса в частности. Кое-кто узнает о себе много нового и неприятного.
- А знаешь, почему так, Гарри? Потому что я разучилась жить вне войны. Она внутри меня. Вот все закончилось, а она все равно внутри меня. Как будто мою душу распустили по ниточке, а потом снова соткали заново. Это… страшно. И больно. А на улице уже осень. Помнишь, как мы мечтали о том, что вот победим Темного Лорда, и тогда будем уже жить долго и счастливо. И что в итоге, Гарри? Никто из нас не живет. Рон в могиле. Ты где-то настолько далеко, что я боюсь даже предположить, где именно. И я… я тоже не живу. Это, наверное, потому, что мы повзрослели на войне. Как будто все, что было до, было в прошлой жизни. А в этой… я не знаю, как жить, - грустная усмешка, - Нет жизни после Темного Лорда. Теперь я это точно знаю. Нам всем пришлось положить наши жизни на алтарь добра и принести их в жертву.
Ей показалось, или худые пальцы действительно дрогнули?
В периоды безработицы Грейнджер время от времени все еще совершала набеги на доступные библиотеки в поисках сведений о магической коме. Однажды видела ссылку, что можно попытаться проникнуть внутрь видений закрывшегося мага, но это могли сделать только или очень близкие друзья, или горячо любимые и любившие люди, или заклятые враги. Из очень близких друзей осталась она одна. Любовь… ну, может быть, Джинни, но Грейнджер ей не доверяла все больше и больше. Враги были или мертвы, или неизвестно где. Вот и получалось, что даже попробовать было не с кем. Можно только приходить и разговаривать в надежде, что однажды он услышит ее и вернется, чтобы у нее был хоть кто-то, кто ее понимает. Надежда – такая тварь, которую хороший снайпер должен убивать первой.
Заглянула Эббот. Без ее пристального внимания не обошелся ни один визит. Сначала Грейнджер это забавляло – девочка ревнует и старается держать ситуацию под контролем, а на самом деле наивно создает себе такую иллюзию. Потом бесило – Эббот появлялась всегда без предупреждения и абсолютно непредсказуемо, а с войны Грейнджер нервно относилась к подобным вещам. Потом стало все равно – Грейнджер заметила, что постепенно равнодушие подменяет собой то, что раньше казалось ценным. Некоторые гриффиндорские принципы пошли в расход первыми.
- Гермиона, мы пригласили для консультации мистера Пруэтта. Сейчас он придет осмотреть Гарри. Думаю, тебе лучше уйти.
Что за мистер Пруэтт она не знала. Вроде бы такой была девичья фамилия Молли Уизли или что-то очень на это похожее. Кто-то из ее родственников? Тогда действительно лучше уйти. Встречаться с кем-либо из Уизли ей отчаянно не хотелось даже случайно.
