- Утром я видела МакГонагалл, когда навещала Гарри. Она очень удивилась, когда оказалось, что я ничего не знаю о приглашении.
Пауза, во время которой Уизли старательно отводила взгляд в сторону. Грейнджер показалось, или он на самом деле стал затравленным?
- Ты ничего не хочешь мне сказать, Джинни?
У нее хватило ума не отпираться и делать вид, что она понятия не имеет, о чем говорит бывшая подруга. И у нее хватило смелости сказать то, что было на самом деле. Грейнджер даже удивилась. Джинни Уизли оказалась настоящей гриффиндоркой.
- Ты никогда не ходишь на подобные мероприятия, но это ведь ничего не меняет, правда, Гермиона? Поэтому я скажу тебе прямо. Оставь в покое мою семью. Я не хотела, чтобы ты здесь появлялась, это правда. Каждый раз моя мать сходит с ума, когда видит тебя. Потому что ты, Гермиона, как живое напоминание о том, что Рон был бы жив, не будь тебя в его жизни. Не приезжай больше к нам. Неужели ты сама не видишь, сколько боли ты нам причинила? Неужели тебе еще мало?
По щекам Уизли текли слезы. Путаясь в собственных пальцах, она достала носовой платок и начала вытирать лицо. Теперь она сказала. Может быть, теперь станет легче?
Грейнджер отвернулась. Мучительно пыталась подобрать слова в свое оправдание, но понимала, что это будет звучать жалко.
Когда, наконец, заговорила, то голос звучал глухо:
- Джинни… Это был его собственный выбор. Я его не просила. И я не буду просить у тебя прощения за то, что осталась жива. Больше я вас не потревожу.
Она резко развернулась на каблуках и, не попрощавшись, стремительно пошла в сторону выхода.
*
За каминной решеткой пламя играло пугливым зверьком, отбрасывая оранжево-алые блики.
Девушка с печальными глазами сидела на ковре, нимало не заботясь о том, что может помять дорогое вечернее платье. Туфли и сумочка были небрежно отброшены в сторону. Шаль черной лужицей лежала на кресле, одним концом касаясь пола. На подоконнике виднелись неясные силуэты флаконов. За окном густой туман укутывал город непроглядным саваном.
Где-то в другой части Лондона зеленоглазый юноша что-то неясно вскрикнул в своем тяжелом сне и заскулил, не в силах пробудиться.
В другой части страны второй юноша – блондин – тыльной стороной ладони вытер мокрые светлые ресницы и принял решение перестать терпеть боль, которая все длилась и длилась уже не первый год.
Девушка с печальными глазами хотела бы заплакать, но не могла.
Пламени не было до этого никакого дела.
========== Эпизод III «15 сентября 2003: Тени» ==========
Вместе с осенью пришла депрессия. Волнами холода, которые все чаще и чаще возникали по утрам. Багрянцем и золотом, которые отбирали у листьев зелень. Минутами темноты, которая вечером приходила раньше, а утром уходила позже. Депрессия втекала в Грейнджер тонкой струйкой умирания тепла, жизни и света.
Ей снился… нет, не Рон. После того разговора с Джинни в Министерстве Грейнджер как будто оборвала последнюю ниточку, связывавшую ее с семьей Уизли. Видимо, вместе с этой незримой связью оборвалось о то последнее, что связывало Рона с бывшей невестой. Он больше не снился ей. Не смотрел взглядом агнца, обреченного на заклание. Она не просыпалась с ощущением его запаха и чувством, что если бы не она, то… Связь оборвалась легко, как будто ее вовсе не было.
Грейнджер снилось, что она одна. Она идет по полю, выжженному дотла, а под ногами у нее трупы. Не десятки и не сотни. Тысячи или десятки тысяч мертвых тел – до самого горизонта. Мужчины и женщины. Подростки и старики. Богатые и бедные. Гражданские мантии воинов Добра. Белые маски и черные плащи Упивающихся Смертью. Остекленевшие глаза и раскинутые руки. Кровь и грязь. Ей снилось, что она – единственная, кто выжил. Последняя ведьма во всей магической Англии. Последний человек во всем мире. Она поднимает голову и видит, что небо темнеет с каждой секундой. Никого уже нет, ни добрых, ни злых, а тьма все равно подступает. Грейнджер кричит, но горло сдавило так, что наружу вырывается только хрип. И она понимает, что для нее Смерть – не спасение. В Смерти ей не будет покоя, потому что тьма подступает. Тьма… подступает…
Тьма…
…подступает…
…Грейнджер проснулась, задыхаясь, хватаясь руками за воздух, который все равно проскальзывал между пальцев. Несколько секунд она думала, что никогда уже не сможет вдохнуть, и сейчас сердце разорвется от гипоксии. И ничего нельзя сделать, даже произнести заклинание, потому что голоса нет. Но потом – судорожный вдох-всхлип. Она повернулась на бок, инстинктивно сворачиваясь в позу зародыша, и долго лежала, глядя в темноту перед собой широко распахнутыми глазами.
Первое, что она осознала, когда страх отступил, это то, что в оконное стекло бьются капли дождя. Фосфоресцирующие стрелки на часах показывали без одной минуты четыре. Утра. Час самоубийц. Грейнджер закрыла глаза, но знала, что это ей не поможет. Каждый раз, пробуждаясь от кошмара, потом она уже не могла уснуть снова. Зелье для сна без сновидений в ее личном рейтинге делило первое место с антипохмельным. Грейнджер слушала дождь и представляла, что она снова в Хогвартсе, в гриффиндорской спальне для девочек… и нет никакой войны… никакого Темного Лорда… никакой подступающей тьмы. Иногда это даже получалось.
*
Сразу после окончания войны все оставшиеся в живых выпускники поспешно сдали ТРИТОНы и получили дипломы об окончании Хогвартса. Для Грейнджер это была формальность, потому что ее уже ждали в аврорате. После ускоренного – всего за год – обучения в Школе авроров она приступила к работе. Через три примерно месяца ей стало казаться, что она сгорает заживо. Каждый случай, требовавший вмешательства авроров, она воспринимала, как личный вызов, и отдавала ему все силы. Кроме быта, в ее жизни остались только два занятия, по сути сводившиеся к одному – работа и тренировки. Она совершенствовала свои навыки мракоборца с остервенением, отдавая этому всю себя. За ее спиной стали говорить, что Грейнджер нацелилась на стремительную карьеру и что она пойдет по трупам, не разбирая врагов и друзей.
Ей было плевать. Ей казалось, что с каждым разом зла в мире становится все меньше и меньше, но через какое-то время она понимала, что это не так. С энтузиазмом бралась за новое задание, но потом все равно наступало разочарование. Зла не становилось меньше, и даже равновесие никак не устанавливалось. Как будто качели, которые сначала приносят радость, но потом от них начинает тошнить.
Кризис наступил через год. Чуть больше, чем через год работы они выследили и взяли Буллстроуд. Наводка была совершенно точной. Все действия согласованы и идеально отработаны. К тому же Буллстроуд настолько устала от жизни в бегах, что просто потеряла бдительность. Прокололась на одной мелочи маггловского мира, за которой и последовал арест. Операция была несложной и прошла идеально под блестящим руководством аврора Грейнджер. На этом удача закончилась.
Грейнджер отсыпалась дома целые сутки, можно сказать, не приходя в сознание. Потом явилась в аврорат, педантично и очень аккуратно составила отчет и приказала привести арестованную для первого допроса. Человек, давший на нее наводку, намекнул, что ей может быть известно, где скрывается группа минимум из четырех Упивающихся.
Два – или сколько там? – года в маггловском мире явно не пошли Буллстроуд на пользу. Плотность тела сменилась рыхлостью ожирения от некачественной еды. Контур тяжелой нижней челюсти поплыл, как будто Буллстроуд было не двадцать, а хорошо за тридцать. Взгляд стал испуганным и каким-то умоляющим. Маггловская одежда сидела на ней неопрятно и как-то криво. Грейнджер вспомнила бывшую слизеринку в школе – некрасивую, но холеную. Воспоминание вызвало кривую усмешку. Как все меняется в этом мире!
Она не хотела отвечать. Больше всего Буллстроуд была похожа на собаку на цепи. Огрызалась, называла Грейнджер грязнокровкой и строила предположения, чем она могла бы заниматься со своими обожаемыми домашними эльфами. При этом достать Грейнджер не могла, как в прямом, так и в переносном смысле.
