Дальше вспомнила разговор с матерью, состоявшийся только что. Было… паршиво. Совершенно не хотелось отмечать День рожденья. Тем более не хотелось делать это под бдительным оком родственников. Грейнджер ужасно раздражали жалостливые взгляды и молчаливое сочувствием родителям, у которых «проблемы» с дочерью. Родители считали, что она скрытая наркоманка. Ничем другим резкую перемену в поведении и в ее образе жизни они объяснить не смогли. Ей предлагали лечь в частную наркологическую клинику, которая гарантировала своим пациентам конфиденциальность. Грейнджер злилась, смеялась, снова злилась, раздражалась и, в конце концов, перестала обращать на это внимание. Потому что ведь не было никаких наркотиков.

Была война.

Это война сломала ее и сделала такой.

За полтора часа она вытянула весь бокал и выкурила еще сигарету, наслаждаясь теплом и одиночеством. Если бы можно было остаться здесь жить… освоить анимагию, превращаться в нерпу и прятаться в собственной ванне. Или уплыть в океан, чтобы никто не отличил ее от остальных нерп и никогда не нашел… Недостижимая мечта.

*

«Дырявый котел» был одним из тех немногих мест, мимо которых война прошла, не заметив под ногами какой-то мелочи, и именно поэтому Грейнджер любила здесь бывать. Призрачное ощущение незыблемости магического мира, которое давали ей привычки, сохранившиеся с довоенного времени, здесь обретало бОльшую силу. Неизменность интерьера, меню и обслуживания казались чем-то таким, что сможет защитить от новой напасти. Как стены Хогвартса, к примеру. И еще здесь иногда собирались ветераны. Те, с кем можно было поговорить, потому что они сами были там, и они ПОНИМАЛИ.

Грейнджер сидела за столиком в углу и вяло ковырялась в тарелке с жарким, гораздо больше внимания уделяя бутылке вина, заказанной к ужину. Готовить дома было патологически лень, домового эльфа у нее не было, поэтому она часто выбиралась ужинать куда-нибудь в кафе или бар. Исключением были только те дни, когда деньги катастрофически начинали заканчиваться или же кончали начинаться. Последняя работа – достать одно очень сложное и негласно запрещенное зелье – принесла ей жирный кусок в виде сотни галеонов, так что пока можно было расслабиться и получать удовольствие. Последнее получалось не очень.

- Гермиона Грейнджер?

Она подняла взгляд от тарелки на вопрошающего и несколько секунд честно пыталась вспомнить, кто он такой. Парень примерно ее возраста, но внешность настолько невыразительная, что не говорит совершенно ни о чем. Или он так сильно изменился с момента окончания школы, что Грейнджер его просто не узнала.

- Нет, Папа Римский. Иоанн Павел II.

Она говорила убийственно серьезно и по недоуменному и какому-то беспомощному выражению, которое появилось на его лице, сделала вывод, что он из чистокровных. Не знает, кто такой Папа Римский, потому что на маггловедении этого не было.

- Извини, что?

- Забудь. Просто напомни, откуда я тебя знаю.

- Я Терри. Терри Бут из Рейвенкло. Мы учились на одном курсе.

- Ясно.

- Позволишь, я составлю тебе компанию?

Она сделала неопределенный жест рукой, который Бут расценил, как приглашение. Разговор сначала не клеился. У них было слишком мало общего, чтобы легко и непринужденно поддерживать бессмысленную светскую беседу. Не раз, и не два Грейнджер ловила себя на мысли, а сказать ли ему прямым текстом, что она хочет побыть одна… или сделать это более изящно и позволить ему дойти до этой мысли самому… или просто выйти в дамскую комнату как бы попудрить носик и аппарировать. Но в следующий момент какая-то фраза цепляла ее, вызывая тень интереса или тень улыбки, и Грейнджер решала подождать еще. В итоге они выпили на двоих еще две бутылки вина и ушли вместе.

К нему домой.

Она делала это и раньше, не один раз. Цепляла первого попавшегося и проводила с ним ночь. У него дома. У себя дома. Последнее, это если алкоголя было выпито больше обычной нормы. Наутро она уходила, не прощаясь, или выставляла своего случайного любовника в жесткой форме и к обеду забывала его имя и внешность. Несколько раз случались неприятности, но Грейнджер обнаружила, что репутации агрессивной и не выбирающей заклинания ведьмы имеет и свои плюсы. С ней боялись связываться. В случае, если жертва оказывалась магглом, хватало простейшего Акцио, чтобы вызвать желание отделаться от странной девицы как можно скорее. Раза три ей пришлось накладывать Обливиэйт. Один раз – звать на помощь бывших сослуживцев из аврората, когда Грейнджер нарвалась на маньяка.

С Терри Бутом из Рейвенкло всех этих проблем не предвиделось. Он жил на пару с кем-то из своих друзей по Хогвартсу, но сейчас этот второй парень был в отъезде. Грейнджер украдкой обводила взглядом маленькую квартирку и видела, что с деньгами-то у мальчиков не очень. После войны экономика магического мира была подорвана, и очень немногим – в основном, конечно, чистокровным семьям, принявшим сторону Феникса – удалось остаться на плаву. Видимо, семье Бута это не удалось, или его родители решили, что мальчику будет полезно самому обеспечивать свое существование.

- Гермиона… - его голос прозвучал хрипло, а дыхание участилось. И она знала, почему.

Они оба знали, зачем и почему она здесь, но все равно испытывали неловкость. Бут зажег свечи, и сейчас в гостиной был приятный интимный полумрак, и от этого Грейнджер было почему-то еще паршивей. Она закрыла глаза, сожалея, что снова позволила себе бездумно увлечься, и мысленно подтолкнула его: ну давай же… давай!

Вздрогнула невольно, когда его губы коснулись ее собственных, но в следующий момент уже отдалась поцелую. Бут делал это очень осторожно и как-то… немного неумело. Полузабытое ощущение – Рон тоже целовал ее так, словно мог убить своим прикосновением. Грейнджер открыла глаза, чтобы убедиться, что это не тень прошлого… не призрак держит ее в плену. Подняла руку и надавила на затылок Бута, делая поцелуй более жестким.

- Что ты… - выдохнул Бут в ее губы, но она не дала ему договорить.

Должно быть, он расценил ее жест как поощрение, потому что начал действовать смелее. Уже через несколько минут они лежали на полу перед зажженным камином, совершенно обнаженные. От осторожности Бута не осталось и следа. Он двигался быстро и не совсем аккуратно, стремясь удовлетворить свое желание как можно быстрее… как будто у него уже давно не было секса, и сейчас похоть затуманила сознание. Или так оно и было?

Грейнджер смотрела в потолок и время от времени ловила себя на том, что начинает считать толчки Бута в ней. На то, чтобы прекратить это делать, требовалось усилие воли. Потом она вспоминала, что женщина, охваченная желанием, должна вроде бы стонать, и издавала какой-нибудь звук, одновременно подаваясь бедрами навстречу партнеру. Через какое-то время все повторялось: счет, усилие воли, стон и движение.

Она не чувствовала почти ничего. Нет, где-то там глубоко ей было приятно, но она заранее знала, что не достигнет оргазма. Неудачный первый раз с Роном и последующая гибель Уизли оставили настолько глубокий отпечаток в ее душе, что он пропитал все слои ее жизни. Одним из последствий стала почти полная невозможность получить удовлетворение в постели. Очень-очень редко, если она была в настроении, партнер был для нее сексуально привлекателен, она не была уставшей, находилась на знакомой территории, и ее ничто не тревожило. И никогда, если выпила хотя бы немного. Алкоголь мгновенно притуплял чувствительность нервных окончаний, и Грейнджер отдавалась только ради процесса и чувства того, что ее тело используют. Первое поддерживало у нее иллюзию, что ее жизнь полноценна и в плане секса тоже. Последнее помогало ей хоть немного притупить чувство вины от того, что она выжила.

Наконец, Бут ускорился еще и, сделав несколько особенно сильных фрикций, кончил. Рухнул на Грейнджер и зашептал, щекоча ей ухо своим дыханием:

- Тебе было хорошо? Тебе было хорошо со мной? Хорошо?

- Да, - повторяла она, исподволь пытаясь спихнуть с себя тяжелое тело, - Да, милый.