Витарр встал как вкопанный. Протёр глаза, но увиденное не исчезало. В воде плавало тело, одетое в серое платье дворцовой служанки и белый чепец.

«Ульфа…» — пронеслось в голове, и эта мысль застыла ледяной коркой. Витарр передёрнул плечами, вытащил из кустов огромную палку и попытался приблизить тело к берегу. Она лежала лицом в воде, и влажность исказила её черты, но это была Ульфа. А на её груди расплылось кровавое пятно. Ульфа…

***

В центре города собралась толпа. Несмотря на то, что сегодня не было ярмарки, люди повысыпали с ближайших улиц и окружили столб на окраине площади. Кто приходил позже, не понимал причины, но протиснувшись в первые ряды тут же ахал.

Средь бела дня на столбе висело тело девушки в нижнем белом платье с босыми ногами. Черты лица, смуглая кожа и чёрные, как смоль, волосы выдавали в ней иноземку и очень красивую женщину. Но в смерти все равны.

Кто жил и работал поближе, видели, что уже мёртвое тело принесли завёрнутым в мешковину стражники и сами повесили. Зачитали бумагу, что умершая — танцовщица из дворца. Она прогневала королевскую семью и была казнена.

В мгновение ока по всем уголкам столицы разнеслись сплетни: «Убита танцовщица!», «Та самая, у которой с королём роман был?», «Видать, у королевы терпение лопнуло», «Говорят, королева повесила бедняжку на её собственных волосах! Видели, какие синяки на шее?»

— Розалин! — крикнул из толпы мальчишка лет тринадцати.

Хотел кинуться в столбу, перерезать верёвку. Спасти. Оживить! Как угодно! Он рвался сквозь густую толпу, расталкивал людей. Достал нож — от него шарахались. Стражники на краю площади заметили движение, положили ладони на рукояти оружия. Вытянули шеи, чтобы рассмотреть нарушителя.

Мальчишке было всё равно. В мокрых глазах горели горе и ненависть. Он бы убил любого, кто встал между ним и сестрой — горожанина, солдата, хоть самого короля! И когда уже стражник направился в его сторону, мальчишку сзади кто-то схватил и вывернул руку за спиной. Он вскрикнул, выронил нож. Брыкался и ругался изо всех сил. Но держали крепко.

— Извините нас, — проговорил голос за спиной и повёл его в противоположную сторону. Всё дальше от Розалин.

В пустом узком переулке его отпустили. Мальчишка тут же развернулся и бросился на обидчика с кулаками, но его так легко опрокинули, что в следующий миг он уже видел голубое небо, а затылок саднило.

— Помереть там захотел? — строго спросили его.

Над мальчиком склонился незнакомец. Волосы цвета перезрелой пшеницы свисали над глазами. Большие руки со стёртыми костяшками упирались в колени. Кожаный жилет распахнут и не скрывал худобу, а мешковатая не заправленная рубашка прилипла к телу. От неё пахло потом. Незнакомец поставил ногу на грудь мальчишке и слегка надавил.

— Пусти, — прорычал мальчик.

— Нет, если опять начнёшь драться.

Мальчик расслабился и попытался принять самое невинное выражение лица.

— Не буду.

— Значит, хитрить ты умеешь. А чего там полез на рожон?

— Бесчувственный чурбан! — перестал притворяться мальчик. — Там моя сестра! Мою сестру убили! Пусти!

Вопреки ожиданию давление от сапога ослабло. Мальчик вскочил и приготовился драться, но незнакомец не собирался нападать.

— Ты хотел снять её, да? — тихо спросил тот.

— Вы звери! Я не позволю вам издеваться над Розой, над её…

«Шин, глупый воробушек», — звучал в голове её ласковый голос. Из глаз потекли злые горячие слёзы.

Незнакомец сделал шаг к нему, но Шин отпрянул, как от врага.

— Убью… всех вас убью, — рычал он и плакал, вытирал грязным рукавом лицо, слёзы не останавливались.

«Роза, я же говорил… я предупреждал. Почему ты меня не послушала?»

Незнакомец заглянул Шину в лицо.

— Слушай, мне жаль. Правда жаль. Но ты не сможешь забрать свою сестру сейчас.

— И что мне? Воронам её оставить?!

— Нет. Мы снимем её и похороним. Ночью. Когда стемнеет, и нас не увидят. Я помогу тебе. Даю слово.

— Ты кто вообще?

— Меня зовут Ивор. Я тот, кому не всё равно.

За весь день горожане насмотрелись на смерть, и перед телом Розалин больше не собирались. На площади дежурили двое стражников и зевали от скуки. Когда стемнело, их сменили, и новый караул отправился вдоль рынка. Никто не следил за телом несчастной девушки.

Ивор опасался, что за местом могут наблюдать из окна, но Шин бы не выдержал дольше. Ивору стоило большого труда удержать его от того, чтобы не кинуться на людей с кулаками. Придётся идти.

«Ну вот, Робер. А я ещё на тебя ругался», — невесело подумал Ивор.

Когда они подошли к Розалин, он ещё раз оглянулся, но вокруг никого не было. Просто пустая улица. Сегодня повесили не мятежницу. Может, и впрямь за простой танцовщицей наблюдать не станут и никого возле неё не ждут. Убили и выкинули как мусор. Мерзкие гнилые короли.

Всё сделали быстро. Шин перерезал верёвку, а Ивор поймал тело и унёс с площади. Недалеко он оставил телегу, которую одолжил у бородача Торна, и положил Розалин туда среди грубых тканей и парусины. Шин запрыгнул следом. Ивор сел на место извозчика и дёрнул поводья.

Путь прошёл в темноте и безмолвии сквозь цокот копыт и поскрипывание телеги. Западные ворота всегда закрывали последними, и Ивор еле успел выехать из города, прежде чем тяжёлые створки сомкнулись за его спиной. Стражники не обратили на него внимания. Тут многие приходят в город днём на рынок, а вечерами возвращаются домой. Досматривать телегу тоже никто не стал, обычно осторожничают с тем, что привозят в столицу, а не увозят.

Ивор спиной чувстовал напряжение. Позади не доносилось ни звука, но мальчик сейчас точно раздавлен, несчастен и зол. Ивор сам помнил, каково это. Тогда его утешил Витарр и чувство общей потери со всеми, кто лишился друзей и родных. Но как утешить ребёнка, который сейчас смотрит на тело дорогого человека и борется с тем, чтобы зарыдать и прямо сейчас пойти убивать всех, кто встанет на пути?

— У вас такие же обычаи похорон, как у нас? — тихо спросил Ивор, когда они выехали на тропинку, ведущую к кладбищу.

Мальчик не отвечал. Только сидел возле сестры тихий как мышь, понурый как само кладбище.

Ивор не настаивал на немедленном ответе. Сколько он повидал людей, раздавленных горем? Скольких из них они с Витарром сплотили, дали новую цель? Теперь этот мальчик… Может, это Робер даёт шанс спасти одну жизнь? На этот раз правильно спасти, чтобы мальчика не постигла судьба Деша?

Кладбище представляло собой поле разномастных камней-надгробий. Мрачное и печальное в траурной вуали ночи. У некоторых могил иногда можно встретить зажжённую свечу — так люди давали богам знать, что к ним идёт ещё одна душа… или ушла давным-давно. Конечно, ни мёртвые, ни боги живым не отвечали.

Кладбище разрасталось без чьего-либо контроля и разрешения, и за ним не следили. Возможно, через несколько десятков лет оно разрастётся настолько, что упрётся в лесные болота. Уже сейчас воздух тут ощущался влажным и тяжёлым.

Склепы для знати располагались ближе к городу. Их окружала кованая ограда, а садовники не давали камням зарасти плющом и сорняками. За пределами ухоженных стен мир живых и мёртвых предоставлен сам себе.

Ивор положил тело Розалин на землю и начал копать взятой с собой лопатой. Мальчик шептал имя сестры. Словно молил её очнуться, встать, вернуться к нему. Не желал опускать её тело в сырую землю. Чем глубже Ивор копал могилу, тем сильнее молился мальчик, словно мог успеть оживить сестру до того, как ляжет последняя горсть земли. Но так не бывает.

— Парень. Ей уже не помочь. Давай помолимся вместе за Розалин? Если хочешь, закажем у жрецов обряд памяти, чтобы боги не забывали её имя? Или что у вас там положено?

— Что ты знаешь про неё? — зло проговорил мальчик и снова сжал руки в кулаки.

Однако не стал мешать, когда Ивор положил тело в могилу. Всхлипнув в последний раз, он прижал к себе тонкий браслет с колокольчиком и сам столкнул гору земли в яму. Засыпал тело любимой сестры. Попрощался. Выбрал камень и прикатил к могиле. Под тоскливый завывающий ветер искал по всему кладбищу синие розы, ну хоть просто цветы, но не нашёл ни одного.