Задняя дверца открылась, и на тротуар опустилась нога в черном чулке и туфле на широком каблуке. Ева Лисетская появилась из машины медленно, расплываясь по воздуху, словно нефтяная лужа. Когда она распрямилась, оказалось, что фотографии, которые я рассматривала, совершенно не отражали ее огромного роста. Даже без каблуков она была бы выше меня на целую голову.

– Марусьа? – спросила Лисетская, опустив на меня взгляд. Глаза у нее были карие и очень внимательные.

– З-здравствуйте, – сказала я, быстро подгружая французский. – Добрый день.

Лисетская протянула мне узкую ладонь и сказала:

– Ева.

Было невозможно поверить, что этой женщине больше пятидесяти, а ведь ей было уже почти восемьдесят. Ее пальцы, теплые и сухие, оплели и слегка сжали мою руку. Только тут я заметила, что мы одеты почти одинаково – только вместо рубашки на Лисетской была черная блузка. На ее высокой шее сверкнула серебряная цепочка.

Таксист открыл багажник и помог мне выгрузить на мостовую два небольших чемодана. Чтобы затащить их на тротуар, я повернулась к Лисетской спиной и тут же почувствовала ее пальцы на своем плече.

– Я сама, – сказала Лисетская. – Возьми сумку, пожалуйста.

Она указала на оставшуюся открытой дверцу такси. На сиденье лежала ярко-желтая сумка. Я подхватила длинную лямку и с удивлением обнаружила, что сумка довольно тяжелая. Кажется, в ней было что-то прямоугольное – мне в бок уперлась твердая стенка.

Лисетская подхватила чемоданы, и мы вошли в отель.

– Этаж? – спросила она.

– Четвертый, – сказала я. – Здесь лифт за углом.

В лифте Лисетская спросила:

– У тебя есть телефон?

Я так разнервничалась, что кивнула, прежде чем ответить:

– Да.

Вряд ли со своей высоты она могла увидеть мой кивок.

– Какими приложениями вы пользуетесь в России? – спросила Лисетская и, правильно посчитав мое молчание замешательством, добавила: – Для переписки? WhatsApp, Facebook?

– Telegram, – сказала я. – Но у меня есть и WhatsApp.

Эта женщина очень плохо сочеталась с образом, который возник у меня при чтении википедии, но не из-за ее внешности, а из-за того, что я представляла ее живущей в шестидесятых – WhatsApp никак не мог сосуществовать с парижской богемой, Роланом Бартом и Симоной де Бовуар.

Мы вышли из лифта и остановились возле двери номера с балконом. Лисетская достала из кармана айфон и протянула мне.

– Код один-ноль-три-пять. Можешь установить Telegram, пожалуйста? И приложение с такси, если здесь не работает Uber, – попросила она. Я послушно взяла телефон и сунула его в карман.

Лисетская стояла ко мне вполоборота и чего-то ждала.

– Вы хотите, чтобы я сейчас отдала вам книги? – спросила я.

– Книги? – Лисетская звучала удивленно, но ее лицо осталось неподвижным. Я подумала, что, возможно, она делала пластику лица, и из-за этого ее брови потеряли подвижность. С того момента, как Лисетская вышла из такси, они ни разу не меняли своего положения. Если она правда удивлялась, то я не знала, чему – тетя послала меня в Питер именно для того, чтобы я отдала Лисетской книги, и я была уверена, что Лисетская об этом знает. Иначе зачем бы я ее сейчас встречала?

– Я привезла вам рюкзак книг от Нины Сергеевны, – сказала я.

– А. – Лисетская кивнула. – Спасибо. Давай после ужина. Ты же поужинаешь со мной?

– Хорошо, – сказала я. – Да.

– А где ты живешь? – спросила Лисетская.

Я показала на свою дверь:

– Здесь. Но там внутри есть смежная дверь.

Я очень надеялась, что мне удалось хотя бы примерно передать свою мысль. Вся уверенность в собственном французском совершенно улетучилась.

– Хорошо, – сказала Лисетская. – Я через час постучу.

Она открыла дверь в номер, занесла внутрь чемоданы и вернулась, чтобы забрать у меня сумку.

– У тебя хороший французский, – сказала она, снова входя в номер. Хлопнула дверь, и я еще некоторое время простояла в коридоре, бессмысленно крутя в руках ее телефон.

Очевидно, весь следующий час я провела, читая все, что можно было найти про Лисетскую, Эмилию E. Q. и Васильева. Лисетская оказалась настолько интересной женщиной, что я готова была продираться сквозь французскую википедию. Только в самом начале я читала невнимательно, пытаясь одной рукой скачивать в телефон Лисетской Яндекс. такси и телеграм, а потом, когда приложения заработали, погрузилась в текст уже вовсю.

Оказалось, что я ее недооценила, когда читала википедию в первый раз. Лисетская была не просто критикессой – она была редакторкой всех дневников Эмилии E. Q., изданных после смерти авторки, а эти дневники, особенно более поздние, имели большую популярность. Я полезла в рюкзак и обнаружила, что книги, которые мне дала тетя, были как раз из этой серии – это были русские переводы дневников Эмилии E. Q. под редакцией Евы Лисетской.

Я разложила книги на кровати и стала читать википедию дальше. Оказалось, что с этими дневниками связан большой скандал – многие читательницы и критикессы подозревали Лисетскую в том, что она сильно редачила тексты Эмилии. В википедии говорилось, что в первой книге, изданной уже после смерти Эмилии, «E. Q. E. L.», гораздо меньше места уделяется описаниям мест (кофеен, площадей, театров) и гораздо чаще упоминаются разнообразные знаменитости, с которыми Эмилия познакомилась в Париже в начале пятидесятых. Почти все имена в книге были зашифрованы, но по отдельным фактам в «S», «G», «B» и других угадывались имена с передовиц прогрессивных газет. Я стала ходить по ссылкам в статье. Рецензенты (все авторы прочитанных мной рецензий были мужчинами) обвиняли Лисетскую в попытках нажиться на слухах о жизнях других людей. Даже в самой википедии было написано, что к «E. Q. E. L.» накрепко прицепилось название «Желтый роман».

В интервью 1971 года Лисетская писала, что Эмилия стала гораздо больше времени проводить в клубах и кафе и вела записи в небольших блокнотах (в отличие от предыдущих книг, которые она писала в тетрадях формата А4). Именно из-за этого пришлось так сильно редактировать тексты. В общем, я страшно запуталась – и вместе со мной запуталась Мари, которой я записывала сообщения о своих изысканиях. Мари гораздо лучше меня владела интернетом, но она не говорила по-французски, поэтому читать рецензии или тем более снимки газетных статей, которые нельзя было перевести гугл транслейтом, ей было трудно.

К тому же не помогало то, что Мари радостно ухватилась за всю эту конспирологию. Когда я сказала, что вообще не понимаю, кто прав, а кто нет и кто написал книги Эмилии, Мари записала мне такое сообщение:

«Мне кажется, автор вообще не важен. То есть текст должен существовать отдельно от его личности. Ну, пусть Лисетская убила Эмилию и нажилась на ее смерти. Нужно это уважать – я думаю, что даже если у тебя есть архив записей гениального писателя, это не так уж и просто – построить на этом карьеру. Вот если бы она пыталась приписать себе тексты Эмилии – тогда я бы относилась к ней хуже. А так, если она делает ее тексты популярными, то не важно, что она при этом меняет. Эмилии уже нет. Когда человек кончает с собой, он расписывается в документах на собственные тело и душу. Отдает их на благотворительность, в лучшем случае».

Я возразила, что если бы я умерла, то хотела бы, чтобы мои мысли передавали потомкам без изменений. Мари долго думала, а потом ответила:

«А почему ты считаешь, что лучше знаешь, что нужно твоим потомкам, чем человек, который доказал, что может продлить твое тело в будущее, разрезав его на семь, восемь, десять кусков? Ты это ты, а твой пиар-менеджер – это твой пиар-менеджер. Ваши мнения не обязательно совпадают. К тому же, ты еще ничего не добилась и пока не планируешь».

Я не стала обижаться на Мари. Про «ничего не добилась» она могла бы не говорить – это не я жила с родителями в двадцать с чем-то лет, – но я знала, что она говорит это не для того, чтобы сделать мне неприятно. Вместо того чтобы обижаться, я открыла какой-то французский сайт с краткими пересказами и стала читать дневники Эмилии.