– Сколько посетителей в день проходит через… через Зачарованный Сад? – спросил мистер Тиллман.

– От десяти до тридцати тысяч в дни с полной нагрузкой, – ответила Кловер. – В целом же Парк ежедневно посещает от пятидесяти до ста тысяч. В праздники и выходные, естественно, больше. Парк способен принять в день до двухсот тысяч посетителей с билетами. Но приходит больше – на каждые четыре человека с билетами приходится в среднем по одному ребенку, не достигшему соответствующего возраста. В прошлом году нам пришлось пять раз ограничивать наплыв гостей из соображений пожарной безопасности – Парк был переполнен.

Мистер Тиллман сделал пометку в своем блокноте. До чего же Кловер ненавидела эти блокноты!

– То есть одна треть всех гостей Парка, как я понял, ежедневно проходит через Зачарованный Сад, верно? А каковы будут издержки на производство этих, как вы их назвали, «независимо летающих» бабочек?

Кловер не разрешала улыбке сойти со своей физиономии. Если она начнет грубить и ругаться, то уже не остановится.

– Десять долларов на одну бабочку, плюс издержки на обслуживание.

И минус сорок долларов на каждого из пикси, потому что пикси обслуживание уже не понадобится.

– И вы искренне полагаете, что уровень обслуживания гостей Парка в связи с этим повысится настолько, что эту программу следует считать приоритетной?

– Так хочет мистер Франклин.

Обычно эти слова клали предел всякой критике: так хочет мистер Франклин. Мистера Франклина в равной степени обожали и дети, и взрослые – за его оригинальные кинофильмы, за чудесные недорогие игрушки, за выпускаемые под его именем крупы для завтрака и, конечно, более всего – за его Парк развлечений, Страну Грез. Его замечательный парк позволял людям, уставшим от серых будней, спастись от власти повседневности и приобщиться к чему-то необычайному, к волшебству – если у них были деньги и немного свободного времени. Конечно, мистер Франклин был тупица и фанатик, не понимавший, что не все в этом мире ему подвластно; но никто не отрицал того, что его Парк – вещь исключительная, и никто не смел вступать с ним по этому поводу в пререкания.

Не стал этого делать и мистер Тиллман. Черкнув еще одну пометку в блокноте, он сказал:

– Понятно. А что это за цветы?

Черт! Кловер поспешила встать между специалистом по оптимизации и похожими на раструбы цветами, на которые он указывал ручкой.

– Особым образом обработанный пластик, – ответила она. – Выглядят сверхреалистично, никогда не вянут и испускают аромат, от которого дети успокаиваются. Это на семьдесят процентов снизило количество инцидентов в Гроте Русалок и на Лугах Единорогов.

И это было действительно важно. Единороги отличались повышенной возбудимостью и мстительностью, и им было наплевать, заплатил ли за билет тянущий их за хвост посетитель или нет. Нельзя было допустить, чтобы единорог забодал какого-нибудь расшалившегося мальчишку.

– А как насчет гостей с аллергическими реакциями? – неожиданно сердито спросил мистер Тиллман. – Не могут ли эти цветы отрицательно влиять на здоровье посетителей?

Кловер застыла, но, с трудом поборов себя, наконец пискнула:

– Эти?

Окончательно взяла себя в руки и продолжила:

– Нет, не могут. Определенно.

Ведь цветы были не пластиковые, а настоящие. Но ни у одного человеческого существа пока не проявилась аллергия на цветы, выращенные дриадами. Правда, как сказать об этом специалисту по оптимизации?

– С точки зрения организации среды это не вполне разумно, – проговорил тот. – Я поговорю об этом с мистером Франклином.

Он посмотрел на свои записи и продолжил:

– А теперь проведите меня к Гроту Русалок.

– Конечно, – ответила Кловер, вновь расплываясь в радушной улыбке. Никто, глядя на Грот Русалок, не мог не подпасть под очарование этого места. Ни один человек.

– Следуйте за мной, – сказала Кловер.

Мистер Тиллман с легкостью опроверг статистику. Не выказывая никаких эмоций, он стоял в центре обзорной площадки и делал пометки в своем блокноте, в то время как рыбы всех мыслимых и немыслимых расцветок резвились по ту сторону стекла, играя друг с другом в прятки среди леса ламинарий. Бескрылые пикси с хвостиками, как у морских коньков, плавали на спинах тунцов, с царственной грацией скользящих в воде взад-вперед. Кловер переминалась с ноги на ногу, надеясь, что мистер Тиллман не задаст ей вопроса: как это возможно, что механические пикси способны плавать под водой. Ответ был прост: механические пикси под водой плавать не могут. А то, что пикси все-таки плавают, объяснить невозможно.

Такого вопроса он не задал. Вместо этого поднял голову и спросил:

– Почему это место называется «Грот Русалок», если никаких русалок здесь нет?

– О, здесь есть русалки, – поспешно отозвалась Кловер. Она так обрадовалась, что забыла об осторожности.

– В эти часы они обычно поднимаются наверх, любуются закатом.

– Любуются закатом? – моргнул мистер Тиллман. – Я был уверен, что в этой части Парка вы не используете человеческий труд. Страховые ставки для женщин, работающих в воде…

Черт.

– Это одна из функций рудиментарного искусственного интеллекта, который управляет их действиями, – проговорила Кловер, надеясь, что слова ее звучат убедительно. – Они двигаются по направлению к источнику света, и, таким образом, в обычные часы мы имеем дополнительное средство развлечь наших гостей. Вечером, чтобы сэкономить энергию, мы переводим освещение в туннелях на ночной режим, и русалки поднимаются вверх. Но стоит солнцу сесть, как включается режим обслуживания, и они возвращаются на свои спальные места, где и проводят остаток ночи.

– Я бы хотел на них взглянуть.

Это понятно, подумала Кловер.

– Прошу сюда, – сказала она и жестом пригласила мистера Тиллмана следовать за ней по туннелю, словно вырезанному в толще коралла, наверх, к ступеням.

– Секунду, – попросила она и, отодвинув в сторону дверцу, сделанную в форме раковины, открыла контрольную панель с рядами кнопок. Нажав на пару из них, она включила свет на лестнице. Засверкали декоративные жемчужины на обзорной панели. Теперь русалки знают – кто-то идет.

Пока они поднимались по лестнице, мистер Тиллман молчал, но Кловер понимала, что он наблюдает за ней и делает заметки.

Лестница с небольшим наклоном спиралью вилась через Грот – гости, включая детей, могли без труда подниматься вверх. Если же кому-нибудь приходило в голову остановиться и отдохнуть, к их услугам были смотровые окошки, через которые видны были глубины аквариума. Кловер постаралась идти так, чтобы у мистера Тиллмана не было возможности остановиться у одного из этих окон – меньше всего ей хотелось, чтобы специалист по оптимизации начал задавать вопросы про плавающих за окнами рыб. А он непременно начал бы это делать, если бы пригляделся к некоторым из них.

Нет, ничего не получится, думала она с отчаянием. Мистер Франклин все узнает, и мы потеряем все, чего достигли. Нас выбросят во внешний мир, и мы умрем. Она посмотрела на мистера Тиллмана, стараясь угадать его мысли.

Но лицо специалиста по оптимизации не выражало ничего. Что бы он ни думал, он держал это при себе.

По мере того, как они приближались к верхним ступеням, стены туннеля становились прозрачными – плотный коралл уступал место перламутру, выстилающему внутренние полости раковин. Стенки должны были пропускать свет снаружи, и днем весь туннель сиял и переливался веселыми огоньками. Кловер не стала обращать на это внимание специалиста по оптимизации – расходы по строительству этой структуры давно окупились. Если мистер Тиллман не потребует закрытия Грота Русалок, то разговор об этих затратах вообще лишен смысла.

Они вышли наружу, на внешнюю смотровую площадку. Пол был устлан текстурированной резиной, разработанной с таким расчетом, чтобы, с одной стороны, было похоже на морской песок, а с другой – не скользить под ногами гостей. Центральный бассейн окружала «стена» кораллов, достаточно высокая, чтобы охранники успели перехватить посетителя, решившего вдруг искупаться с русалками, но и достаточно низкая, чтобы все, за исключением самых маленьких детей, могли увидеть воду и ее обитателей. Для малышей, желающих глянуть в глаза русалкам, были устроены окна. Повсюду, подобно звездам, сияли жемчужины, вделанные в стены.