Курить в помещении нормальная кубинская практика. Морской ветер и деревянные жалюзи на окнах без стекол делают свое дело: дым не застаивается и не успевает пропитать все вокруг. Кури сколько хочешь, запаха не остается. В моей подмосковной квартире все по-другому, но не стану же я поучать падрино, слова и так даются с трудом. Не каждый день принимаешь такого гостя, к тому же наедине.

Я смутно догадываюсь, что мне все это снится, ведь этого просто не может происходить у меня дома в России, да еще вот так запросто, ночью, когда в отъезде мой муж. Попробую-ка спросить, что все это значит.

– Освальдо… – начинаю я, впервые обращаясь к падрино по имени, которое, кажется, означает имеющий власть. И в тот же момент просыпаюсь. Запах сигары остается со мной еще на несколько мгновений, пока я моргаю в темноте, силясь понять, который час.

Мне хочется верить, что это не последняя подобная встреча. Если уж человек проводит во сне треть своей жизни, приятно потратить хотя бы часть этого времени с толком.

В половине десятого утра где-то на улице поют петухи, издалека доносится хоровое тягучее негритянское пение, явно ритуальное, под барабан. Кажется даже, что по полу отдается, как они ногами притопывают. Голоса стариковские, для пьяных песнопений рановато. Явно сантерия. Когда-то в детстве я по воскресеньям валялась на диване с книжкой, а из соседней комнаты неслись звуки передачи про песни и танцы народов мира. «Телефестиваль «Радуга» называлось. Теперь я выросла, и это не телевизор. Я живу в Гаване уже полтора месяца – половину своей первой тропической зимовки.

Сегодня воскресенье, у моих заказчиков в России выходной, и к двум часам я поехала в свой любимый арт-переулок. Давно хотелось оказаться среди людей и музыки. Воскресные утренники в Переулке, которые начинаются в полдень, ― самое веселое из невинных развлечений, какие мне известны в Гаване. В принципе, если захотеть, там можно легко найти себе компанию хоть среди черных аборигенов, хоть среди белых туристов (белых кубинцев там почти не бывает), но мне и без компании хорошо. Хотя там собирается много сантерос, к реальным сантерическим мессам эти сборища с традиционными песнями и танцами не имеют отношения.

Поразительно, насколько разное впечатление производит Переулок в будние дни, когда там никого нет, и в воскресенье, когда приходит народ. От земли до крыш расписанное муралами Освальдо в 90-е и уставленное инсталляциями его же работы, это место всю неделю будто бы спит, набираясь сил для воскресенья. А потом, сразу после полудня, заполняется пестрой толпой и просыпается. И каждая надпись, каждый рисунок, каждый свисающий из оконного проема на улицу цветочный горшок начинают дышать и разговаривать.

Освальдо живет здесь же, двери его дома и мастерской смотрят друг на друга, справа от дома – ворота гаража. Однажды я видела, как он подъезжал к своему пестрому Переулку за рулем красного кадиллака с открытым верхом. Было видно, что он страшно доволен собой, но не теряет самоиронии. Ай, эта улыбка, осанка, эти неторопливые манеры, седые кудри, смуглая кожа, этот шикарный белый костюм с красной рубашкой под ним! Не было в тот момент кабальеро красивее во всей Гаване. Ни один молодой кубинец, играющий мускулами, черный или белый, с ним не сравнился бы.

Стоит ли говорить, что я влюблена в Освальдо. Все влюблены в Освальдо, если только имеют сердце. По-другому и быть не может.

Сегодня холодно, так что одета я по местным меркам элеганте: в длинные штаны и кофту с длинным рукавом. То и другое серого цвета – унылое наследие офисной жизни. Чтобы не слишком выделяться в пестрой толпе, на голову я намотала пестрый платок с громадным узлом на затылке. К нему за ухом прицепила желтую заколку-орхидею. Все правильно сделала! Бог знает сколько раз меня чмокнули сверху куда-то в район орхидеи, традиционно приговаривая гуапа и линда. Оба слова означают, что я красотка. Брать в голову особо не стоит, кубинцам дай только повод что-то подобное брякнуть. Но все равно приятно, я же старалась. Такая местная кортесия – вежливость – всегда подкупает.

У меня при себе маленький рюкзачок с фотоаппаратом, кошельком и бутылкой холодного чая с ромом. Его надо держать в руках перед собой, потому что в толпе могут встречаться воришки, со спины точно что-нибудь стырят. Туристов постоянно дергают и белые, и негры, чтобы держали свои вещи в поле зрения. Скандалы с вызовом полиции тут никому не нужны. Так что в этой давке я слегка ограничена в телодвижениях. В следующий раз все выпью дома, фотик оставлю и пойду без сумки. Может, в конце концов потанцую. Сегодня в разгар концерта плясали все, кроме иностранцев с камерами и рюкзаками. А танцевать с черными кубинцами румбу ― это вообще мечта. Эта румба не та, что бывает у нас по телевизору в программе бальных танцев. Кубинская румба приехала сюда когда-то вместе с конголезскими рабами и стала орудием их тайной борьбы против белых хозяев. Это ритуальный танец, не для паркета.

Клеятся ко мне тут каждые пять минут, только успевай посылать. И то, и се, и откуда такая красивая, и любовь с первого взгляда, и каждый лопочет одно и то же, будто по методичке. Меня же здесь по-настоящему интересует только один парень. Он играет на барабанах и очень, очень серьезный. Мало того, что черный, там где-то в роду отметились индейцы: нос с горбинкой, узковатые глаза, хищные повадки. Я на него глаз положила еще в свой самый первый, туристический приезд в Гавану два года назад. Иви меня сюда приводила «так, посмотреть, вдруг понравится». Я сумела даже сфотографировать этого красавца, и фото до сих пор валяется где-то в ноутбуке.

Сегодня я впервые пробыла до конца действа, потом по-кубински неторопливо пошла к Малекону (набережной), полюбоваться океаном. Там изрядно штормило, и проезжая часть была закрыта, чтобы машины не заливало водой. Приметила одно секретное место: тумбу у парапета, за которой можно прятаться от волн, перекатывающихся по бокам. Там стояли сегодня какие-то негры, гурьбой прижавшись к камням и ревя от восторга, когда со всех сторон вокруг них обрушивалась вода. Шикарно, надо будет однажды попробовать.

Падрино не являлся в мои сны уже неделю, и я успела решить, что больше он не появится. Но внезапно сама оказалась рядом с ним, в Гаване, где он готовился ко Дню рождения своего Переулка. Ну как готовился – сидел и курил в ночи под открытым небом, переводя взгляд с одной стенной росписи на другую. Его огромное плетеное кресло, похожее на трон, придавало всей обстановке особую торжественность, хотя одет он был по-простому, в алкашку и джинсы, как и я. На Кубе любят наряжаться, но если тебе лень или некогда, никто не осудит. Рядом с креслом я увидела небольшой аккуратный стул. Прямо на асфальте между ними стояли пластиковая бутылка рома и два дешевых стакана из толстого стекла, с зеленоватым донышком. Падрино достаточно богат, чтобы пить хоть из хрусталя, но эти стаканы – подлинно кубинская фишка, их тут все любят.

– Буэна ноче, Освальдо, – сказала я, привычно проглатывая окончания слов. У кубинцев вечная каша во рту, но со временем к этому привыкаешь и тоже начинаешь так говорить.

Он покачал головой, думая о чем-то своем. Опасаясь потревожить зыбкую реальность сновидения, предельно осторожно я опустилась на стул. Падрино глубоко затянулся и вдруг закашлялся, отмахиваясь ладонью. Снял очки, чтобы вытереть слезы, и его лицо на мгновение стало голым и беззащитным. Неловкий момент, но просыпаться я не спешила.

– Что, девочка, потанцуешь со мной сегодня? – спросил падрино, переводя дух и возвращая очки на место.