Поднять тридцатикилограммовый чемодан по ступенькам к входной двери было той еще физзарядкой. Я провезла его по длинному коридору до нужной квартиры, обозначенной наклейкой с российским флагом, ― и моментально рухнула в объятия своего друга Карлоса. Из кухни, вытирая руки, высунулась Иви, его жена. Откуда-то из глубины квартиры вышел поздороваться старик Пако – отец Иви. Тут же стали стучаться соседи, которые хорошо меня помнят. Со всеми надо было обняться и расцеловаться. Это Куба, здесь все вечно целуются как дураки. И жестикулируют. Если ты не машешь руками, ты чисто нелюдь какая-то. Можно даже шепотом помахать, украдкой, деликатно, только не стой столбом, не поймут.

Карлос с Иви учились по молодости в Советском Союзе, и у них отличный русский язык, хотя и с довольно смешным акцентом. Мы познакомились, когда я впервые приехала в Гавану, и мне пока еще нужен был персональный гид. Пако, похожий на древнюю мудрую черепаху, по-русски не говорит. Ему под 90, он и по-испански уже не очень: зубов почти не осталось, дикция никакущая. При этом везде носит с собой блокнотик и пристает к туристам на предмет русских слов. Корябает под диктовку трясущимися руками, но не сдается. Старая школа, он партизанил еще с Че Геварой и Фиделем! Говорит, Че был настоящий мужик, а Фидель как был балаболкой, так и остался.

Жуя свиные шкварки, по-семейному утащенные с кухни, я стала вынимать из чемодана гостинцы. Пакеты с яблоками произвели фурор: здесь это очень дорогая и редкая штука. Одно яблоко стоит, как два ананаса. За яблонями нужен уход, хороший полив, никто на Кубе морочиться с этим не станет.

Чуть позже пришла пара украинских туристов – клиенты Иви и Карлоса, – и остаток вечера мы провели за ромом, ужином и болтовней. Оказалось, что случайное знакомство именно с ними, на рынке, когда-то положило начало карьере наших общих друзей как русскоговорящих гидов. Потом мы всей толпой и с остатками рома погрузились в такси, чтобы ехать на касу, где мне предстоит жить ближайшие три месяца. Туда уже пришел брат Карлоса, Виктор, который мне, собственно, ее и сдает. Братья очень похожи, но Карлос брутальный, а Виктор совсем плюшевый на вид, молчаливый и улыбчивый.

Все мои местные друзья – белые кубинцы, но я втайне мечтаю подружиться и с неграми. Да-да, с неграми! «Афрокубинцев» оставьте для бледных европейских туристов, эти совсем ни во что не врубаются. Над их толерантностью негры первыми же и смеются. Негро это по-испански черный, бланко это белый, негрита и бланкита – нормальные обращения для черной и белой подружек. Когда говоришь «познакомилась с парнем», тебя обязательно спросят, белый он или черный, в любой компании. Иви любит повторять: «Мы не расисты, но негры – они такие!» – предупреждая туристов, чтобы те остерегались особо дружелюбных и любвеобильных черных аборигенов, склонных к воровству и мошенничеству. Среди белых тоже хватает прохвостов, но они будут все отрицать, тут лучше у негров спросить.       Бытовой расизм штука обоюдная и почти безобидная, пока не доходит до смешанных браков. Тут, извините, возможны скандалы в благородных семействах – что в белых, что в черных. Как говорит Иви, у каждой белой кубинки было что-нибудь с негром, но в приличном обществе об этом помалкивают. Ты можешь с ними дружить, встречаться, спать, танцевать, а замуж – это совсем другая история. Таковы реалии, которые придется держать в голове.

Квартира у меня скромная, но просторная, на первом этаже дома в богатом районе Ла Плайя. Окна выходят в своеобразный коридор под открытым небом, где стоят хозяйские цветы в кадках и можно вешать белье. Он образован стенами дома и каменной оградой. Одна большая комната условно поделена на холл и столовую, из холла вход в такую же просторную спальню с двумя кроватями. К спальне примыкает санузел, к столовой ― кухня и хозяйственная комната с огромной раковиной. Горячей воды нет, надо греть на плите. Стиральная машина допотопная, заталкивается пинками в хозяйственную комнату и наполняется водой. Я сказала, что заниматься этим не стану, так что Виктор был рад ее увезти. Будет стирать постельное белье для меня раз в неделю. Кубинские мужчины любят заниматься стиркой: тягать тяжелые мокрые тряпки – не женская работа. Для кубинца это повод покрасоваться, показать свою физическую форму и любовь к чистоте.

Наконец разогнав всю компанию, упала на кровать и проспала до рассвета, пока не заорали петухи. В Гаване все, кто только может, держат птицу – кто во дворе, кто на крыше, кто на балконе. Ай, как давно я не слышала этих паршивцев! Настоящее кубинское утро! Перевернулась на другой бок и проспала еще несколько часов.

Встала в начале десятого, сижу сейчас в холле с ноутбуком у открытого окна, курю местную дешевую сигарету Популяр. Переводится как «Народные», пачка стоит 1 кук (доллар), а вкус лучше, чем у наших дорогих, все-таки настоящий кубинский табак. Одним глазом смотрю по телевизору фильм с Вином Дизелем, «Форсаж» ― идет по-английски, с испанскими субтитрами.

Созвонилась с Иви, узнала, где в моем районе можно добыть еды, и собираюсь этим заняться. Надеюсь не заблудиться и найти дорогу домой. Через неделю день рождения у мамы Иви, Амелии, и надо бы разузнать, где продают цветы. Мне почему-то велели их не приносить, но это какие-то глупости. В прошлые приезды я видела очень симпатичные мелкие гладиолусы, притащу обязательно!

– Ай, девочка, почему ты растишь одни только бархатцы? – спрашивает падрино. Рассада стоит на подоконнике, летом переселится на балкон, и мы обсуждаем ее, будто бы виделись только вчера. Кубинское обращение нинья – девочка – заставляет меня улыбаться. В реальной жизни я давно уже никому не девочка.

– Я пока больше ничего не умею. Вот думаю посадить декоративные тыквы, ростки уже торчат.

– Тыквы! – кивает падрино. – Хорошо для Очун. А что-нибудь для Чанго? Хотя у вас тут, наверное, не вырастет? Бананы, бамия – не?

Делаю неопределенный жест рукой. Слишком сложный вопрос, даже если что-нибудь подобрать из возможного. Мне 47 лет, и до прошлого года я губила любые растения только в путь. Ни разу ничего не вырастила из семян. Год назад получилось с бархатцами, это меня воодушевило, но с ума не свело. Не все сразу. Добавить тыквы – уже большой шаг вперед. И потом, я все-таки не сантера, я только сочувствующая. Дело не успело дойти до обряда посвящения, так что я могла бы держать дома искусственный букет, стирать с него пыль и не забивать себе голову. Или сажать что попало, будто бы сантерия в моей жизни вообще ни при чем.

Я очень не сразу узнала, что на Кубе живые цветы покупаются только для потустороннего мира. И ведь успела притащить их в подарок на день рождения старушки Амелии, потом еще удивлялась, что повисла неловкая пауза. Эти трогательные мелкие гладиолусы, которые продают уличные торговцы, кубинцы берут для кладбища или сантерических ритуалов. Каждый цветок, каждый фрукт или овощ, каждая травка или специя имеют свое значение для сантерии. Как и для любого языческого культа, выросшего из общения с природой и душами предков.

Пока я мнусь с ответом, падрино достает из нагрудного кармана сигару, закуривает и насмешливо смотрит на меня через толстые стекла очков. Впервые вижу его в традиционной кубинской рубашке с четырьмя карманами и замысловатой отстрочкой. Ему уже за 70, и он все еще красавец мужчина: седые вьющиеся волосы и борода, смуглая кожа, крепкая чуть полноватая фигура. У него есть несколько больших татуировок, первую из которых он сделал 10 лет назад, я видела его в тот день. А еще он один из немногих белых сантерос высокого ранга, бабалао. Говоря по-простому, мой падрино – негритянский колдун, даром что белый.