Утренняя прохлада, запах влажной от росы земли, чуть просветлевшее небо. Триен зябко поправил на плечах плащ, подошел к бочке. Зачерпнув ладонью студеную воду, плеснул в лицо, вздрогнул. Зато сонливость как рукой сняло.

— Веди, волк, — обернувшись к хранителю, велел шаман.

Постепенно развиднелось, но и в темноте ставший родным за столькие годы лес не подвел бы, не бросил бы под ноги шишку или ветку. Триен жил здесь с детства, с девяти лет, когда Санхи выбрала его преемником. Уже десятилетие этот лес, часть торфяного болота и дом принадлежали Триену безраздельно.

Волк бежал к северо-западной границе шаманских владений, защищенных от вторжения живых и потустороннего охранными чарами и оберегами. Раньше на страже рубежей стояли и хранители, но Триен отпустил их всех. Это было едва ли не первое, что он сделал, осознав, на какой итог рассчитывала Санхи, проводя последний ритуал. По непонятной причине, о которой Зеленоглазый ничего не говорил, с шаманом по собственной воле остались волк и сова, хотя птица появлялась редко.

Перламутровый призрак бежал по тропинке целеустремленно, время от времени оглядывался, проверяя, идет ли за ним человек. Шаман шел, кутаясь в плащ, расшитый клыками и когтями животных. Он достался Триену от Санхи и, подобно оленьим рогам, олицетворял связь шамана с землей, с духами зверей, с силой живых и мертвых.

Вспоминая оборвавшийся смехом Зеленоглазого сон, Триен думал о брате, единственном из живущих, кто знал, что произошло в тот день. Симорт очень испугался, и шаман первое время жалел, что поделился с близнецом тайной. К счастью, братские чувства оказались сильней непонятного Симорту колдовства, постепенно страх ушел и не омрачал больше особую связь близнецов. Триен всегда был желанным гостем в доме брата, и любовь семьи стала для молодого шамана лучшей поддержкой.

Волк фыркнул, тявкнул. Триен отвлекся от раздумий, глянул на хранителя и обомлел, проследив направление его взгляда.

В силке, попав рукой в петлю, висела девушка. Судя по позе, она была либо мертва, либо без сознания. Увидев пропитанную кровью одежду, Триен всем сердцем понадеялся, что каганатка жива.

Поблагодарив волка, шаман поспешил к девушке. Εе нужно было освободить как можно скорей! Пережатая рука могла пострадать! Только боги знают, сколько девушка так провисела!

На ходу доставая кинжал, Триен примерялся к силку. Он хотел придержать каганатку и перерезать веревку. Уже коснулся девушки, собирался обнять.

Незнакомка дернулась, вскрикнула, попыталась отпрянуть, но куда там? Ее лицо исказил страх, по щекам побежали слезы, но девушка пыталась защищаться.

— Тихо, тихо! Погодь! — он схватил ее за свободную руку. Увернулся, когда каганатка попробовала его лягнуть.

Девушка замерла, в карих глазах отражался такой ужас, будто она не человека видела, а чудовище. Триен поспешно убрал руку с кинжалом. Пугать девушку ещё больше он не хотел.

— Ты меня понимаешь? — глядя ей в глаза, спросил шаман.

Она кивнула.

— Хорошо. Я хочу тебя освободить. Понимаешь? — надеясь, что девушка и в самом деле понимает чужой язык, убеждал Триен.

Она снова кивнула.

— Я обниму тебя. Схвачусь за веревку там наверху, притяну ветку и опущу тебя. Может случиться, что я не удержу тебя одной рукой. Будь готова к падению. Тут невысоко, но я не хочу, чтобы ты ушиблась.

На ее лице безошибочно читалось недоверие, все ещё смешанное со страхом, и Триен мог поклясться, что девушка попытается убежать, едва окажется на земле.

— Потерпи маленько. Все будет хорошо, — добавил он и отпустил каганатку.

Та поспешно прижала к животу руку, снова кивнула.

Спрятав кинжал, шаман обхватил левой рукой девушку. В этот раз она не сопротивлялась, только тихо застонала, когда Триен прижал рану на боку. Тогда же он заметил и металлический ошейник. Сообразив, что имеет дело с рабыней-беглянкой, понял, почему девушка так его боялась, что даже и слова пока не сказала.

Упругая ветка, которую охотник использовал для капкана, поддалась. Оглядевшись, Триен увидел, где была установлена защелка силка, и подивился тому, что кто-то умудрился выбрать для ловушки именно это место на границе обычного мира и владений шамана. Охотник никогда не увидел бы добычу! Ведь она повисла на шаманской земле!

Девушка сразу отодвинулась, как только ее ноги коснулись травы. Триен не удерживал, притянул ветку ближе к земле и, достав кинжал, начал резать веревку. Каганатка по — прежнему молчала, если не считать всхлипываний, и, конечно же, сразу схватилась за узел дрожащими пальцами, попыталась освободиться.

— Не трогай! — велел шаман.

Девушка зыркнула на него, не ответила и, придерживая правой рукой веревку, попробовала развязать узел зубами.

— Не тронь! — повторил Триен, но в этот раз вложил в приказ магию. — Я сам!

Каганатка замерла, а во взгляде отразились непонимание и даже возмущение.

— Просто послушай! — глядя ей в глаза, Триен перерезал веревку. Девушка тут же отступила на пару шагов. — Ты замерзла. Значит, несколько часов тут провисела. Это вредно для руки. Глянь, она совсем бледная. Не удивлюсь, если ты ее не чувствуешь. Я могу спасти тебе руку. Я знаю, как! Но вначале нужно перевязать ее выше, у локтя. Я помогу. Тебе нужно только довериться мне.

Девушка выглядела так, будто услышала самую большую глупость в своей жизни. Отступила ещё на шаг. Прижала к груди обе руки, явно защищая от шамана левую, все ещё опутанную веревкой.

— Я не хочу тебе зла, — пытался убедить Триен, отрезав еще кусок веревки. — Сама посуди. Будь иначе, я бы разве тебя освободил?

Она, казалось, засомневалась, закусила нижнюю губу, нахмурилась.

— Есть хочешь? — резко сменил тему он.

Молчаливая незнакомка задумалась, будто боялась признаться, но все же медленно кивнула. Триена это порадовало. Хоть что-то, хоть чем-то он сможет подманить эту несчастную запуганную зверюшку.

— Я недалеко живу. У меня еще со вчера каша осталась с мясом и пироги с вишней. Пойдем, накормлю, — он ободряюще улыбнулся. — Только дай руку вначале перевязать. Это действительно нужно сделать.

Каганатка вздохнула и, решившись, шагнула к нему, протянула левую руку.

Даже смотреть на кисть было больно. Веревка впилась в светлую кожу, ледяные пальцы явно не слушались, да и сама девушка наверняка промерзла. Ночь вообще выдалась росная и прохладная, и Триен подозревал, что незнакомку ждет серьезная простуда.

Туго перевязав девушке руку выше локтя, шаман снял плащ и хотел укрыть беглянку, но та отскочила в сторону и выглядела при этом совершенно ошарашенной. Триен с горечью подумал, что этой девушке, судя по всему, редко приходилось видеть простую человеческую доброту.

— Ты ведь совсем замерзла, — он пояснил очевидное и жестом предложил плащ.

Скорей всего, из-за необычно рыжеватого для каганатцев цвета волос, девушка напоминала шаману лису. Она тихонько подошла, ставила босые ноги осторожно, будто крадучись, опасливо, и тем еще больше усиливала сходство со зверьком. Триен накинул ей на плечи свой теплый плащ:

— Давай, ледяная лиса, накормим и отогреем тебя. Что скажешь?

Он пытался подбодрить, расположить к себе, но в карих глазах беглянки заблестели слезы. Она расплакалась, прикрывая лицо правой ладонью, плечи ее дрожали, и Триен не стал сдерживать порыв. Он обнял ее, гладил по спине и приговаривал, что все образуется и обязательно будет хорошо.

* * *

Пробуждение было жутким. Магическое клеймо чуть не выламывало кость. Рука, передавленная петлей, болела нестерпимо. Порезанный заклятием бок, казалось, окатили кипящим маслом. Но хуже всего было понимание того, что я попала в силок шамана!

Шаман ничуть не лучше Фейольда! Он предпочтет видеть мэдлэгч мертвой, а еще лучше, распотрошенной! Из каганатских магов, говорят, шаманы делают сильные зелья!

Боже, моя магия заблокирована, убереги меня от превращения в лису! Пусть шаман подольше не понимает, что я мэдлэгч! Я тогда смогу убежать.