Маленький комочек счастья в шерстяных зеленых носочках, в тонком желтом боди с короткими рукавами и почему-то в шапочке (на самом деле, это был чепчик, и зачем его нужно надевать таким крохам, я узнала уже потом).

Олег мне все же перезвонил… спустя какое-то время. Пытался настроить на позитивный лад, но у него это плохо получилось.

Невозможно передать то едкое чувство, которое испытывает мать, видя своего новорожденного ребенка, абсолютно всего укутанного прозрачными трубками, лежащего с подведенным к голове катетером. И, кстати, подключенного еще и к какому-то дополнительному аппарату, размером с большую печатную машинку с мигающими зелеными цифрами на темном фоне.

Тогда из роддома нас с Машенькой перевели в обычную детскую больницу. Страшное название «Отделение патологии и недоношенных» внушало мне леденящий кровь ужас. Я была готова плакать круглосуточно. Потому что анализы каждую неделю приходили плохие. Потому что рентген каждый раз подтверждал наличие пневмонии, потому что Олег за полтора месяца жизни в этой детской тюрьме ни разу к нам не приехал. Потому что все необходимые вещи мне передавала его мама, хоть у нас с ней никогда не получалось сблизиться. Потому что в такой тяжелый и безвыходный момент я не просто хотела, я нуждалась, как в воздухе, в спокойных разговорах, поддержке, словах: «Не волнуйся, все будет хорошо, я с тобой», «Мы пройдем через любые трудности», «Если что, я всегда на связи», «Я тебя люблю», «Ты не одна». Но, по факту, я была одна. И одна проходила через все это. Я не чувствовала себя любимой женщиной. Каждый вечер в голову закрадывалась непозволительная, я бы даже сказала, грешная мысль: «Почему именно я? Почему именно мой ребенок? Почему не кто-то другой?». Признаться, я бы никому такого не пожелала, никогда. Ни при каких обстоятельствах. Потому что все это неимоверно тяжело.

– Мама. Ма-а-ам!

Проснулась от того, что дочь слабо хлопала ладошками по моему лицу. Кажется, я задремала. Какое же счастье теперь слышать такое короткое, но требовательное слово. «Мама».

Взглянула на время. Пять вечера. Вот это я полежала с Машенькой! Ну, хоть выспалась. Почти.

Спустя несколько часов вышли с дочкой из подъезда для того, чтобы зайти в соседний.

– Ма-а-ам, хочу домой.

Сердце болезненно сжималось. Каждый раз, когда оставляла дочку ночевать в выходные у соседки или у мамы. Каждый раз малышка просила не уходить. Каждый раз я ей обещала, что скоро мы будем проводить не только выходные дни вместе, но и ночи. А пока… пока я была вынуждена работать в две смены. В выходные вечера танцевать в клубе. А в будние дни – заниматься постановкой и преподавать искусство современного танца моим девчонкам. На вторую работу, так же, как и на первую, не так давно помог мне устроиться все тот же друг, владелец знаменитого на весь город ночного клуба «Логово». Толя пробил мне по своим связям место хореографа в одной очень неплохой и недешевой школе искусств. Теперь я вела несколько групп девочек-подростков, желающих овладеть новым направлением популярных и современных танцев.

Я была безумно благодарна Толе за помощь, потому что самой устроиться в соответствии со своими желаниями и запросами не так-то просто. На логичный вопрос «Почему?» приходит такой же логичный ответ. Для всех я была девушкой второго сорта. Работала в клубе, крутила полуголым телом, зарабатывая этим деньги. Общество видело во мне или развязную go-go или, того хуже, меркантильную стриптизершу. И никого не волновало, что девушки, занимающиеся стриптизом (хоть сама бы я в жизни ни за что не разделась на сцене) или танцами go-go, тоже когда-то прикладывали неимоверные усилия, чтобы научиться этому красивому искусству. А уж к такой личности своих маленьких девочек допустит не каждый родитель, поэтому работа с детьми для меня была прикрыта. И только Глеб, владелец школы и обладатель современного взгляда на жизнь, отважился взять меня в свою команду.

Да. То, чем я сейчас зарабатывала на жизнь, всегда поддавалось жесткой критике и невообразимому осуждению со стороны общественности. Конечно, не бывает дыма без огня, и многим из нас за вечер не раз предлагали интимные отношения за деньги. Некоторые соглашались. Но лично я всегда держала свой моральный облик в чистоте и порядке. Такому количеству стереотипов, которыми была окутана моя профессия, даже и возражать ничего не хочется. Все считают, что это очень легкомысленное и простое занятие. И никто даже не задумывается, насколько это тяжелый физический труд. Постоянные тренировки, растяжки, а сколько усилий уходит, чтобы держать себя в форме, сохранять пластичность и гибкость! После ночи в клубе на огромных каблуках ноги гудят, как сумасшедшие. Причем лично я всегда ношу о-о-очень высокие шпильки, потому как с моим ростом в метр пятьдесят пять по-другому никак. Но это никому не интересно, проще показать пальцем и сказать: «Что? Так вот, чем ты занимаешься! И что, клиентов много?».

На самом деле, работа над своей внешностью занимает все свободное время. Плюс костюм, макияж, прическа и другие женские хитрости не только для клуба, но и для школы танцев, потому как периодически мы с группами ездим на соревнования. А мне бы так хотелось проводить побольше времени с моей малышкой! Но по выходным я вынуждена оставлять ее ночевать вне нашей небольшой съемной квартиры. А днем, как и другие дети, Маша ходит в сад.

– Привет. Сегодня как обычно?

– Да. Я посижу с вами немного и поеду. Завтра с утра, как только Маша проснется, звони мне, я сразу прибегу.

– Кира, ладно тебе. Я ее покормлю, мы поиграем немного, а ты поспишь. Заберешь около девяти, как сегодня.

– Так, значит, это была твоя идея – дать мне выспаться?

– Ты только не ругайся. Я ж как лучше хотела. Ты и так постоянно одна, разрываешься между двумя работами и ребенком. Или считаешь, что это незаметно?

– Спасибо, Свет. Спасибо тебе большое.

Светка мой персональный «лучик света в темном царстве». За то время, что я снимала квартиру, подругами, конечно, мы не стали, но отношения у нас вполне хорошие. Она почти каждые выходные забирает Машеньку к себе на ночевку. А утром после клуба, когда доченька просыпается, я прихожу за ней. Дома мы вместе завтракаем или сразу идем в сад по понедельникам. Света и сама мама. У Маши с Мариной дни рождения с разницей в пару суток.

– Я положу свою скромную благодарность под шкатулку, – и одним взмахом руки пресекла все дальнейшие возражения. – Только не вздумай опять что-то говорить. Ты и так меня очень выручаешь. Если бы не твоя помощь, то даже не знаю, сколько денег у меня уже ушло бы на няню, да и оставлять ребенка с чужим человеком… Сама понимаешь.

– Я столько раз тебе говорила, меня это не тяготит.

– Да-да, конечно, говорила. Я не забыла.

Но соседка и в другие дни может перехватить Машеньку, если очень попросить. И я точно знаю, что ребенок всегда будет накормлен, умыт, вовремя переодет и, зачастую, с прогулки. Поэтому благодарю, как могу. Михаил, муж Светы, периодически мотается по длительным командировкам – его часто не бывает дома. Вот так и получается, что всем хорошо.

Когда соседка не может побыть с Машей, приходится отвозить дочь маме. Делаю я это всегда со скрипящими до боли зубами. Мама никак не может успокоиться, что я ушла от мужа. Каждый раз начинает клевать мне мозг. Еще и ребенка науськивает. Рассказывать о семейных неурядицах я не хочу. А смысл? Все равно получу свою порцию обвинений, что не смогла сохранить семью.

«Олежек такой замечательный!»

«Да он тебя, дуру, на руках носил!»

«Сама в своем клубе, небось, накуролесила, вот все и полетело в тартарары!»

«Лучше бы на юриста пошла учиться!»

«Я всегда говорила, что твои танцульки до добра не доведут!»

«Такого мужика профукать! В кого ты настолько непутевая получилась?»

Вот слушаю я каждый раз все это, пытаюсь жестко пресечь попытки к подобным замечаниям хотя бы при ребенке. Но, к сожалению, получается не всегда.