28 августа. От палубных надстроек полдневное солнце бросает на палубу резкие черные тени. За бортом парохода ласково и спокойно плещется нежно – зеленое море, чуть веет свежий ветерок. «Витебск» стоит у причала Сахалинского порта «Корсаков»; вдали в голубой дымке уходят к выходу из бухты скалистые берега Южного Сахалина, причалы порта с кранами, портовые постройки, окраины города.

Кое – где в небе плавают белые облачка. Звук моторов в небе, говор пассажиров, звон якорных цепей, заливистые звуки буксиров, стук портовых кранов. Причал живет кипучим трудовым днем. Чуть слышно пахнет нефтью от работающих моторов. За бортом, во вспененной и взмученной винтами воде медленно пульсируют белые прозрачные зонтики медуз, плавают обрывки рыжей морской травы. С борта в воду летят пустые жестянки из – под консервов, бутылки, обрывки бумаги. В небе барражирует семерка самолетов. Жарко. Судовая команду моет палубу. Бешеная струя воды со звоном разбивается о палубные надстройки, рассыпаясь тысячами холодных освежающих брызг. Обожженные ее ледяным дождем, хохоча от удовольствия, разбегаются в стороны полуобнаженные люди.

От походных кухонь на палубе стелется горький дым, над котлами клубится пар; повар в белом колпаке и куртке мешает в котле что – то пахнущее домашними щами и уютным жильем. У продуктового склада млеет от жары часовой; по его лицу ползут частые и крупные капли пота. Кругом ни клочка тени. Винтовка у него видно накалилась и жжет ему ладони. Он то и дело перекладывает ее из рук в руки.

С берега к пароходу медленно плывет белая точка, то скрываясь за гребнем волны, то взлетая вверх; брызжет под взмахами рук белая пена. «Э-эй! На пароходе! Закаляйтесь»! – кричит протяжно звонкий девичий голос. Теперь уже ясно видно задорно смеющееся юное лицо с клубком волос, затянутых в белую косынку. Перегнувшись через перила, с завистью смотрят пассажиры как ласкает обнаженное гибкое тело ласковая тугая зеленая волна. Так и тянет прыгнуть с борта в воду, ощутить ласковую прохладу морской воды.

За взмахами рук и всплеском воды уплывает гостья к себе на берег. Плещет на берегу струя брандспойта, раздается звонкий хохот. За бортом у воды, в серебристой водяной пыли брандспойта повисла над морем маленькая радуга. Переливаясь всеми цветами, она то исчезает вместе с облаком водяной пыли, то возникает вновь. Под паучьими шестиногими станинами портальных кранов в сером, пыльном нагромождении грузов на причале копошится людской муравейник. Навалом на грузовом причале лежат огромные груды мешков, труб, железных балок, серебристого, словно рафинад, белого камня.

Вращаются стрелы кранов, перекладывая грузы с место на место, сортируя, укладывая в штабеля. За портовым причалом сбросовый склон горы пестреет ярко изогнутой складкой – петлей обнаженной разноцветной породы. Маленький куцый катер, торопливо кряхтя, подводит к борту плавучую баржу – цистерну.

«Эй, на пароходе», – кричат с катера. «Куда подавать воду»?

«Давай на первый номер», – звучит с мостика.

«На первый номер, на первый номер», – торопливо вторят на катер бортовые болельщики. Их длинные фигуры, подпирающие перила во всех положениях, бросают на палубу уродливые тени, переплетаясь с затейливыми тенями цепей металлических перил, спасательных кругов, шлюпок, канатов.

Вся эта теневая картина пляшет по палубе, словно мир непонятных плоских живых существ. На нижней палубе свежими красками пестреет чье – то только что выстиранное белье, соблазнительно желтеет ядреным выпуклым телом связка баранок, вывешенных на солнце, очевидно для просушки. Под пестрой гирляндой белья трое ожесточенно режутся в очко.

Смотрю в изумрудную воду за бортом корабля, на серебристую стайку пугливых рыб и испытываю странное состояние, словно мне чего – то недостает.

С борта спускают огромный канат с узлами через полтора метра и тотчас сыпятся в воду, перебирая руками канат, голые загорелые тела. Наконец не выдерживаю и я. Наскоро одев плавки и сбросив в трюме верхнее платье, проталкиваюсь сквозь толпу глазеющих вниз любопытных и лечу вниз в самую гущу прозрачных студенистых медуз. Тело приятно обжигает прохладная, горькая на вкус вода. В несколько сильных движений выплываю на колеблющийся водяной простор. Дует свежий ветер и меня, словно щепку, бросает с гребня волны вниз и снова вверх. Страшное ощущение невесомости овладевает всем телом, скользишь без труда по всхолмленной поверхности изумрудно – зеленой воды.

Накупавшись вдоволь, одним из последних, вылезаю по грязному канату, причем несколько раз переворачиваюсь в воздухе, вытирая с высокого борта парохода черный вязкий мазут. Однако настроение прекрасное, словно во второй раз родился. Спешу под кран смыть черную вязкую грязь. Вместе с мылом слезает вся накопленная за двое суток грязь.

На море дует свежий ветер, балла 4. Крупная злая волна бьется о борт парохода. «Витебск» плавно разворачивается, посылая на берег последние три гудка и, набирая скорость, идет из бухты залива навстречу волне, разбивающейся о его нос в туче радужных брызг.

Изумрудное слева по борту море, справа по борту загорается предзакатным блеском, низко над горизонтом висит ослепительное солнце на чистом голубом небосводе. Снова плывут справа и слева, уже в обратную сторону, в голубой дымке дали Сахалинские гористые берега. За кормой вдали порт Корсаков.

Стемнело. Над черным ночным морем, освещенный миллиардами звезд, опрокинулся потемневший небосвод, на мачтах корабля зажглись сигнальные огни. Огибая самый южный мыс Сахалина, идем точно с запада на восток. Прямо поперек курса, над высокими черными силуэтами мачт, с желтыми пятнами огней наверху, словно гигантские ворота, повисла над безбрежной равниной моря огромная арка Млечного пути. Чуть слева по борту, низко над горизонтом – яркая белая звезда – это Венера. Прямо от нее к кораблю, по взъерошенной поверхности моря бежит блестящая серебряная дорожка.

На юге, вправо от курса, остались Японские острова. Еще сегодня утром видны были их закутавшиеся в облака снежные конические горы. Скоро, обогнув последний мыс, выйдем вдоль Курильской гряды в Охотское море.

Глухо содрогается весь корпус корабля, работают машины. На западе бороздят небосвод голубые лучи прожекторов; глухо шумит за бортом вспененная вода. Слева на темнеющем в ночи мысу, отчаянно захлебываясь в точках и тире, мигает ослепительный луч прожектора. На капитанском мостике замешательство. Кого – то ищут. Корабль молчит. Наконец, он дает свои опознавательные огни. Но уже мчится вслед кораблю, ныряя в волнах, ослепительный луч, быстро приближаясь к нам.

Судовой прожектор выхватывает из мрака низкий щучий корпус торпедного катера серо – зеленого цвета. Заходя то справа, то слева он ощупывает нас своим ярким немигающим глазом, раскидывая у себя под носом кипящую волну. Встревоженные пассажиры вслед за ним кидаются с борта на борт, следя за его ловкими быстрыми маневрами. Он летает вокруг нас как комар вокруг слона. На палубе осторожный шепоток, что это сопровождающий конвой ввиду близости Японии, что де здесь возможны подводные лодки.

Противный подленький холодок страха ползет в осторожно шепчущейся толпе, вырастая в сознание того, что в нескольких стах километрах на юг кипит, захлебываясь от крови, третья мировая война. Наконец, очевидно убедившись, что «Витебск» – свой корабль, сторожевой катер отстает и, потушив прожектор, уходит на базу. Черная ночь шумит всплесками волн, дует холодный ветер, корабль входит в Охотское море. Все спит. Только глухо монотонно работают машины.

29 августа. Море свинцово – серое в седых барашках волн. Корабль сильно качает; моросит противный мелкий дождь. Пасмурно. Все небо затянуто серыми скучными облаками, за туманной пеленой дождя скрылась чистая линия горизонта, дует холодный северный ветер. Уже не волнами, а целыми валами свинцовой воды встречает Охотское море наш корабль. Белые барашки волн, в дикой злобе налетая друг на друга и сталкиваясь, закипают в воздухе седым пыльным туманом.