Пустота и долгое одиночество. Встало Солнце. Желтой, воздушной колкостью оно расцветило макушки елок, теплым пламенем объяло скалы. Блюдца разреженного утреннего тумана таяли плавными айсбергами в южных морях. Зачинался день.
Плохиш еще раз неторопливо оглянулся по сторонам света. Тихо посидел на камушке, как перед дальней и неизвестной дорогой. Потом отрок решил для себя все, перемерил разбег шагами, наметил твердую точку для попадания на косой стенке. Разлетелся и ринулся в пропасть.
Будни
Темные ночи шли одна за одной не переставая, но чудных подробностей более не несли. Через пару вполне обычных недель в скальной подготовке Плохишей выработался правильный распорядок.
По выходным обитали в избе и гулеванили по Столбам. Вторник, четверг, субботу друзья проводили на Китайке, мотая скальный метраж с верхней страховкой, по полной программе. За рабочий день удавалось пролазить более километра. Плохиш, серьезнейшим образом готовясь к соревнованиям, завел блокнот, куда оный метраж тщательно заносил.
К доблестной тройке частенько присоединялся гражданин Лысый, и тогда дела шли веселей. Оставаться ночевать под скалой Лысый по возможности избегал, отправляясь поужинать к одной подходящей вдовушке, жившей на Базаихе. В свободное от занятий время шастал отрок по дальним тропам с шахтерской лопатой, призванной то ли для тренировки, то ли для благоустройства окружающей среды.
Окаянной страстью данного индивидуума было не проходящее стремление сожрать все, что имелось у прочих и заорать дурным голосом в чужое ухо любимую песню про постового "У магазина пиво - воды...".
В пятницу ходили на речной вокзал в баню и парились до умопомрачения. Деньжата у иностранцев прогоркли в пиве, но Квасец искомые иногда находил. А стервец Лысый добывал оные за ентим делом, у все той же гражданки. И тогда покупалось винце, сальце и витамин це. Заводилась расслабуха.
Банька на речном обычная и даже с общим потоотделением по пятнадцать копеек с носу. Но явно с изюминкой. Рядом с ней Енисей. Да не ресторан, средств туда сходить, все одно, не хватит. Сам Енисей-Батюшка рядом протекает. А к нему труба проложена, вот в бассейн водичку и качают.
Парилка сделана самый смак, но подбираться к ней надобно последовательно и по правилам. Заходишь, видишь голые мужицкие задницы, и засим раздеваешься. Через моечное отделение, где из душа струйками брызжет, направляешься прямиком к бассейну. Что над студеной водой парок в летнее время, так это самый кайф.
Спускаешься аккуратно в воду, а она градуса четыре - пять (Енисей-Батюшка). Там дергаться ни на еть. Сиди спокойненько и прохладу ощущай. Пока пузырьками тело не покроется, в парилку ни ногой. А как синевой пойдешь, тады можно.
Мужики на полке от жара носы прячут, а тебе хоть бы хны. Можешь и на лавочку прилечь, все одно свободно. Чуть глаза прикроешь, а тут и морозь по телу. Холодок отходит. Теперь за веничек берись. И по спине, и по груди. Да так, чтобы остальным тошно было. Еще и ковшом на камни по самые уши, чтобы у других заворачивались. И по спине, и по груди веничком, веничком.
А во второй раз в бассейне самый кайф. Сидишь тихохонько, а крыша сама отъезжает. Волна за волной по телу то холодом, то жаром идет. А как зубами застучишь, тогда в парилку. Тут уж никакой жар не берет, только кожа чешется. И по спине, и по груди, и по мордам. Аж дух захватывает.
После трех таких моционов белый свет в копеечку. Что заботы были, так то до утра. Одна беда, жрать волком хочется. И пива бы флягу, и пельменей ведерный таз. А кожа - как родился заново. Если в березовый веник заранее пару крапивен вплести, то от кайфа недолго лопнуть и других забрызгать. И по спине! И по мордам!
Вышли из бани, а на улице хмарь погодная. У нас ведь как, солнышко зашло - лето кончилось. Тронулись к дому Квасца, чего-нибудь на зуб перехватить, а Плохишу на главпочтамт забежать. Надеялся он скромно на перевод из своей Удмуртии, который день ожидал. Ну и пошагали.
По улице Мира машин невпроворот. А пешеходов, как на выставке народного хозяйства, и разного полу, и калибров. После тайги непривычно. Бабуськи с авоськами пчелками вокруг магазинов вьются. Мужчины посерьезнее к вино-водочным отделам тяготеют. Девки подведенными глазами в отроков стреляют. Недолго среди них и затеряться. Петручио на ходу успел с парочкой познакомиться. Так нет, прут друганы, как скоты до водопою, ничем не остановить.
Ожидание Плохиша у дверей в почтовое учреждение затягивалось. Квасец порывался к родному дому, Петручио точал языки с очередной прелестной незнакомкой, а окружающая послеобеденная толчея взрастала, как на дрожжах.
В круге обычных, городских товарищей, вид наших героев иначе, как экзотическим не назовешь. Привычные к спине рюкзачки вызывали снисходительные улыбки, мордальная загорелость искреннюю зависть, а штопаные трико недоумение и плохо скрываемую брезгливость. Некоторые граждане оборачивались, иные останавливались и в упор разглядывали болотные чуда.
Скорая поступь Плохиша не вызывала никаких сомнений. Его тупая ухмылка была до того радостной, что хотелось верить в выигрышный профсоюзный билет.
-- Сколько, сколько? - пропел Петручио.
-- Двадцать рэ! - крякнул счастливчик.
-- Всего-то?
-- На пиво хватит!
-- Домой не пойдем, - тут же отреагировал Квасец. - Мамка меня убьет. В прошлый раз уже чуть не убила.
-- А куда?
-- Мне Лебедь ключ дал, от саромудовской общаги в Политехе. Вот туда и двинем.
-- А кто такой Сарамуд?
-- Преподаватель какой-то. Я его всего раз на Столбах видел, и то издали. Он сейчас в горы уехал, так что нахлебники не грозят.
-- Да ну, неудобно, - протянул совестливый Петручио. - И кто нас туда пустит.
