Закончив шильный беспредел омывом контейнера, ракету вернули на штатное место. АК, побывав утром на докладах у комбрига и комдива, вернулся умиротворенный, инициативы не проявлял и глядел на всех, не мигая. Вскоре прибыла команда для приема ракет с базы – возглавлял эту летучую группу однокашник Бэна по училищу, с ним-то и удалось столковаться о сдаче изделий без их проверки. Получив его подпись на заветную накладную, торжествующий Бэнчик отдал её командиру БЧ-3: «Все! Ракеты на нас не числятся!»

Хорошое не может длиться долго. Слишком это серьезно – противолодочные ракеты, разумеется, на базе в кратчайшие сроки вскрыли состояние изделия и причины несрабатывания контрольных тестов. Доклады по команде прошли без задержек, и АК получил ракетно-ядерный удар от Комфлотом в виде выговора. Бэна в течении суток поперли с Достойного на скр-16, где я и услышал от него эту историю.

Службу на «мотоцикле» (или «танке») мой новый друг воспринимал стоически и предпринимал все, чтобы переломить судьбу и вернуться реабилитированным на корабль-мечту, но…

…

Услышав перезвон аварийной тревоги в исполнении колоколов громкого боя, Бэн ринулся из кают-компании на верхнюю палубу – горела фальштруба! В дыму и огне метались аварийные команды, вооружая линии шлангов, поднося ОПМы, достаточно быстро определилась причина пожара – в торпедном аппарате разорвалась боевая торпеда СЭТ-72, и носовая часть вместе боевым зарядным отделением влетела в фальштрубу, в помещение боцкладовой, где рачительный боцман хранил растворители, краски и прочие легковоспламеняющиеся объекты. Всё полыхало синим пламенем, а в эпицентре этой беды чернел нос торпеды – скрывающий БЗО с 80-ю килограммами «морской смеси». По расчетам конструкторов ЦНИИ «Гидроприбор» такой массы должно было хватить для нанесения неприемлемых повреждений объекту атаки…

Тушение пожара прошло успешно – несмотря на явную угрозу никто не сдрейфил и не сбежал. Определившись с полученными при борьбе за живучесть ранеными (царапины, ссадины и местные ожоги), командование приступило к разбору.

Достаточно быстро выяснилось, что кто-то включил в посту торпедиста систему зимнего электрообогрева торпедных аппаратов, а поскольку на дворе стояло, хоть и полярное, но все же лето, то грелки довели электролит в аккумуляторах торпеды до кипения, что и привело к взрыву и разрыву торпеды на две части. При повышении температуры автоматика не отключила грелки из-за неисправности. Злого умысла не углядели (чекисты подтвердили), матрос, повернувший рукоятку выключателя в положение, при котором табличка «Не включать!» наконец-то перестала падать, получил 5 суток губы, потом еще 5…

Наказывать Бэна не стали, официальный пожар, прогремевший по флоту, помог кораблям бригады списать недосдачу материальных ценностей в виде десятков тулупов и канадок, ковров, часов морских 5ЧМ в количестве 42 штук, не говоря о мелочах в виде десятков бочек краски, бидонов эмали, рулонов линолеума… «Два вагона! Два вагона! – восхищался «папка» Гридасов, помощник комбрига по снабжению, – а кладовочка-то метр на полтора!»

«Езжай, Ананьев, в отпуск, от греха…» – махнув рукой, комбриг отправил Бэнчика в отпуск летом.

…

Выслушав эту сагу, я, как человек, недавно женившийся, и гордящийся этим состоянием, поинтересовался: женился ли в летнем отпуске мой новый друг. Невнятные объяснения Бэнчика и его ссылки на неудачное расположение светил разожгли во мне пропагандистский пожар, и я со знанием дела взялся растолковывать ему прелести супружеской жизни. Бэнчик слушал меня внимательно и даже порадовался моему счастию, но тему развивать не стал.

Поигравши на гитарах (и он, и я, мы занимались этим делом исключительно дилетантски – т. е. для удовольствия), разумеется, «Лестницу в небо», – мы взялись перемывать косточки отечественной рок-музыке, начав с «Машины времени». «А я с Макаром знаком», – заявил мой визави, чем вверг меня в совершеннейший ступор: Макаревич был для нас фигурой культовой, воплощавшей нонконформизм и идеалы. Узнав историю знакомства минного офицера с рок-героем, я впервые за время нашей дружбы ощутил смутное чувство соприкосновения с чем-то (кем-то?) очень необычным, в голове начала крутиться какая-то литературная история, очень уж всё происходившее с Бэнчиком было необычным…

А дело было так. Поехал лейтенант в долгожданный летний отпуск на Домбай – покататься на лыжах, поесть баранины и попить кахетинского. Едва обжившись в номере, Юра переоделся соответствующим образом, вооружился лыжами и совершеннейшим мажором советского разлива пошел к очереди на подъемник. Очередь оценила экипировку и приняла Бэнчика за своего – девчонки начали смеяться его шуткам, молодые люди – наследники «детей Арбата», – интересовались, где Бэнчик приобрел все это горнолыжное великолепие, «А ты столик-то себе на вечер заказал – нет? Ну, давай к нам присоединяйся…».

Неспешно подошли несколько пижонов в темных очках и встали в голову очереди. Очередь зашепталась, а мой друг, остро чувствовавший несправедливость, прореагировал, миролюбиво, но веско заявив: «Чуваки, ваш ход за мной». Реакция чуваков на безобидное замечание Бэнчика была явно неадекватной: «Шел бы ты …, чувак», и Бэнчик без лишних слов врезал прямо под очки наиболее неадекватному. Подметки горнолыжных ботинок мелькнули в воздухе, Юра горделиво огляделся, и тут поднялся девичий визг: «Макара убили-и-и!!» Наклонившись над страстотерпцем, Юра, похолодев, увидел знакомое лицо, образ нетленный… «Слышь, Макар, извини, не разглядел под очками,» – Бэнчик был готов провалиться под землю. Прошипев: «Ну ладно, урод, вечером поговорим…» – певец синей птицы удалился, а возле незадачливого борца за справедливость образовалась зона отчуждения, попытки наладить прерванное общение ни к чему не привели. Желание скользить по склону, красиво изгибаясь и ловя на себе восхищенные взгляды девиц, у моего друга испарилось, и побрел он к себе в номер…

Появившись вечером в полутемном зальчике местного кафе, Бэн сразу понял, что обстановка не разрядилась. А когда к нему подошли двое парней, из тех, которых в 90-х стали называть «быками», и пробасили: «Это ты Макара обидел? Выходи – поговорим…», вариант отступления с сохранением лица – в буквальном смысле, – стал единственно желанным. Подойдя к стойке и уловив на лице бармена сострадание, минный офицер поинтересовался насчет запасного выхода, и тут же ретировался в направлении кивка…

Анализ оперативной обстановки привел офицера к выводу о невозможности продолжения отдыха в назначенном районе, заказанное такси быстро вывезло будущую надежду советского флота из зоны бедствия.

«Так что, Пашик, Макар – козел,» – резюмировал Бэн, расшатав первый камень в стене моей тогдашней беззаветной преданности автору песни «За тех, кто в море».

…

Заступив на дежурство, я вышел на верхнюю палубу – покурить в относительном спокойствии перед вечерними мероприятиями. Мое внимание привлекла живописная группа на юте, оттуда доносился знакомый тенорок моего друга, что-то разъяснявшего своим матросикам. Присевший на корточки, Бэн держал на вытянутой руке над собой люк погреба БСУ, в котором на наклонных стеллажах лежали глубинные бомбы – те самые, которые в годы войны сбрасывали на головы немецких подводников. Я успел услышать только: «Ну-ка, зема, подержи,» – и увидел, как Бэн, понадеявшись на скорость выполнения его команды, отпускает люк…

Глухой удар в затылок, кувырок Бэна вперед и вниз, звон лязгнувшего о металлический комингс люка, тишина.

В следующее мгновение всё зашевелилось, бойцы вытащили своего командира БЧ из погреба на палубу – Бэн оторопело вращал глазами, явно возвращаясь издалека, крови не было, переломов и вывихов тоже. Как потом выяснилось – даже сотрясения мозга не было, хотя пролетел он вниз метра 2! «Был бы мозг,» – так позже смеялись мы, вполне доброжелательно по тогдашнему нашему возрасту.

А меня и осенило, смутные ощущения прояснились: мой друг Бэн – флюктуация! Я даже вспомнил литературную историю – у Стругацких в «Стажерах» Жилин рассказывает о человеке-флюктуации, монетка у него орлом 96 раз из 100 падает, метеориты в него летят с дивной избирательностью, и так далее. Вот Юра и был такой флюктуацией, дрожжами, на которых заквашивались и бродили всякие занимательные истории – с хорошими, слава Богу, финалами.