- Я пошутил, - слабо ответил потерпевший.
- Пошутил, говоришь! - Дюков зарычал, как раненый в сердце зверь, и зачалась погоня.
Но, к сожалению, высота. Три дня бесплодных гонок гиганта за маленьким прикольщиком выявили всю недостаточность концентрации кислорода над уровнем моря. Масса требовала топлива, а легкие не справлялись. Хотя бега выглядели эффектно. Злость догоняющего расплескивалась обширной слюной и армейскими ругательствами.
Да мало ли кто над кем и как пошутил? Что нервничать? Вот Яхин Валера с Андрюхой тоже друг над другом наперебой шутковали. Один маленький, но ловкий и хитрый, другой большой и свято верующий в альпинизм.
Дежурить их вдвоем поставили. Андрюха признался честно, что готовить он не мастак. Яхин вызвался руководить. Говорит, макароны по-флотски делать будем.
Сели, как положено, и дуют в дырочку с одной стороны, чтобы с другой таракан вылетел. Вдруг нечисть завелась? Это Яхин так придумал. Он же народ в палатку приводил, на дурня посмотреть. 'Не смейтесь, - говорит, - я вас умоляю.'
Андрей, когда что к чему понял, взял бадью с горячим киселем и начальнику на голову вылил. Тогда и посмеялись все вместе и по одиночке.
На этих сборах Дюков сам над собой пошутил. Да так, что думали - живым до города не довезем. Он ведь биолог по образованию, согласно профессии учитель, в душе юный натуралист. Наловил фаланг, скорпионов, каракуртов, рассадил по стеклянным баночкам. Время от времени экспериментатор устраивал бои на выживание, то фалангу к скорпиону подсадит, то скорпиона к каракурту. Битвы пресмыкающихся - его любимое развлечение.
Самая активная - фаланга. Скорпион на нее не нападает, только обороняется, но верх всегда за ним. Два-три укола хвостом - шпагой с ядовитой колючкой на конце, и фаланга мертва. Но страшнее всех каракурт. Тот кого угодно валит, хоть скопом, хоть поодиночке. Говорят, человеку после укуса часа достаточно, и уже не жилец. Ядовитая у них самка, черная как смоль, размером с пятнадцатикопеечную монету. Самец поменьше, встречается редко, идет на корм той же самке после выполнения брачных обязанностей. Жуть с ружом.
Ну это гадкие паучки. А потом Дюков на змею нарвался. Настоящая, круто-ядовитая, называется щитомордник. Дюков большой, а змейка подколодная - сантиметров двадцать. Он ее, родемую, за хвост, да та извернулась и зацепила его в бок. Укус - две красненькие точки на необъятном, архиздоровом теле натуралиста.
- Не поеду, - говорит гигант, так пройдет.
Еле в машину затолкали и в город повезли. В Капчагае сыворотки не оказалось, а когда к Алма-Ате подъезжали, Дюков весь зеленый был, как сам недобро помянутый щитомордник. Еле выжил. Вот тебе и Гулливер с Лилипутом.
Первенство города пролетело в три дня. Наши старшие друзья соперники разъехались по домам, женам и работам. Нам, младшакам, светил неофициальный чемпионат СССР среди юниоров, открытый для всех желающих, надо отметить. Говорят, много кто из других республик обещал быть. Сами красноярцы ожидаются. Даже берет дрожь.
По-прежнему много времени провожу на разного рода беговухах. На сложное тянет, но иногда повисишь, повисишь, вальнешься, а потом и ноги размять охота. Да и пальцы, чай, не казенные, поистер в дым.
Придумывать что-то новое - удовольствие особое. Друзьям показать, назвать выход по- своему, попадаешь почти в историю. Потом младшаки тыкают в ту стенку пальцем, рассказывают, как я там вылажу. Так можно и имя увековечить.
Новое на сторона у реки дается трудом неимоверным. Каждый шаг на отвесе - напряжение дикое. Страшновато в сорока метрах от земли болтаться в постоянку. Вдруг че, тогда че? Да и на этих стенах фантазирую. К вечеру, бывает, так урюхаюсь, еле доползаю к палатке.
Массив Город сверху донизу расчеркивает вертикальная щель, в народе называют ее ломовая. Вчера на этом маршруте Шеф затравил меня супротив всех альпинистов. Сказал мужикам, что этот малец сделает щель быстрее любого из них. Я-то сделал, а они помучились, аж смотреть смешно. Теперь уважают.
Прибыли судейские машины и целый парад автобусов от разных обществ и команд из России и других республик. Жара, окна пораскрыты, занавески как флаги на ветру - цветами радуги. Пыли подняли, гомону, суеты.
Ходили смотреть на красноярцев. Ребята как ребята. Лагерь ставят, палатки польские укрепляют. Веревки навешали в самых неочищенных местах. Там свободно видать было, вот и побросали маршруты. Однако, приятного мало, когда в глаза мшистая крошка летит, да зацепы из-под ног вываливаются. Ну это нам, кустарям, а вдруг у профессионалов метода такая? Не знаю...
Их тренер невероятно похож на гнома. Ростом маленький, а плечи и руки непропорционально огромны. Длинноволосый, улыбается нам и отрывисто, каркающе кричит на своих подопечных. Вот и сейчас одного погоняет. Парень шустрый, как Амирка Минбаев. Башкой вертит по сторонам будто ястреб. Руками держится легко, ногами перебирает споро, а скала-то ему не знакомая.
- Вот тебе и соперник. Смотри, как здорово двигается. Учись, - итожит довольный Архипов, - а то жаловался, соперников нет, не интересно. Еще как интересно. Я и сам не знаю, кто из вас выиграет.
Смеркалось, недвижимый, теплый воздух заполнил медовый аромат багульника. Подсвеченные изнутри палатки словно китайские фанарики из папиросной бумаги. Они разбросаны беспорядочными кучками, внутри них гомон и суета, а в промежутках - чернота ночи и звезды над головой.
- Дима, к красноярам пойдем, посмотрим, как устроились?
Заваливаем в первую попавшуюся палатку. Пустота, как в казенном доме. Тонкие спальники прямо на земле и кучка стучащих зубами сибиряков.
- Что сидите как сычи в банке?
- Это у вас в Азии так знакомятся?
- Да нет, просто сморщенные вы, как чернослив.
- Не сморщенные, а заиндевевшие. Говорили, Алма-Ата, отец яблока, там жара, купаться будем. Наврали с три короба, вот мы и приехали с тонкими спальниками, без пуховок. А сейчас околеваем будто на Северном полюсе.
