– А от председателя месткома у него нет рекомендации?

– Не вижу ничего смешного, – холодно ответил Карасевич. – В нашем деле главное – связи и надежные исполнители. Случайные люди в систему не попадают.

Каленова допила компот, собрала грязную посуду на поднос, пожелала «приятного аппетита» и удалилась, покачивая литыми бедрами.

– Она, что, культуризмом занималась? – спросил Меркурий, наблюдая за Натальей.

– Конькобежным спортом.

– Лучше бы она обруч крутила и лентой махала.

Председатель «Спутника» пожал плечами и тихо спросил:

– Мой процент не забудете?

Анатолийский заговорщицки подмигнул:

– Предлагаю передачу отката в угольном карьере. В полночь.

Глава 3. Последний день конкурса

В небольшом деревянном доме в селе Урда-Булак топилась печка. Цырендаши Аюров, щуплый бурят невысокого роста, подбросил в топку березовые дрова и, сидя на корточках, заворожённо смотрел на огонь. Он любил смотреть на огонь. Пламя красиво само по себе, особенно пламя вечернего костра у реки или степного озера. Красные языки огня подобны действию опия. Они рождают фантастические видения посвященному человеку. Огонь – символ энергии души. Пока горит душа стремлением к самосовершенствованию, человек познает мир и накапливает знания. Цырендаши обладал отличной памятью и энциклопедическими знаниями. В свои сорок пять лет он был умудрен жизнью и познал, что главное – не материальные блага, а гармония духа.

После окончания школы Цырендаши помогал отцу пасти овец, отслужил в армии, окончил исторический факультет Читинского пединститута, работал в сельской школе учителем. Проводил с детьми археологические изыскания, водил школьников в увлекательные походы. Цырендаши женился на однокласснице, сотворил двоих детей, но в тридцать три года потерял супругу, погибшую в аварии. Аюров так и не женился во второй раз и воспитал детей в одиночку. В девятнадцать лет дочь вышла замуж и переехала к мужу в Улан-Удэ, а сын уехал учиться в Москву.

Два года назад знаток краеведения Аюров свозил старшеклассников в только что возвращенный верующим Цугольский дацан. Парторг колхоза обвинил учителя истории в религиозной пропаганде. Глубоко оскорбленный учитель уволился из школы и, несмотря на просьбы директора школы, а позднее и парторга, больше не вернулся учительствовать. Подрабатывал он изготовлением бурятских гуталов*, расшитых аппликациями из кожи. Часто уезжал на несколько дней из дома. И все время читал. Читал все, что поступало в сельскую читальню при клубе: от «Обрыва» Гончарова до «Белого парохода» Чингиза Айтматова, от газеты «Агинская правда» до журнала «Крестьянка». Любимым чтивом Цырендаши была Большая советская энциклопедия, почитать которую он специально ездил в библиотеку окружного центра Агинское. А в последнее время он увлекся дореволюционными изданиями учения Будды, сохранившиеся у стариков, и научными работами исследователей Азии. Прочитав книгу, Аюров мог и через год, и через два вспомнить содержимое любой страницы, назвать всех героев книги и даты событий.

Любитель чтения жил скромно: не имел ни цветного телевизора, ни стиральной машины, ни тем более автомобиля. Старый учительский костюм висел на вешалке в прихожей рядом с тулупом и болоньевой курткой. Книги, подшивки газет и журналов громоздились стопками по углам комнат и маленькой кухни.

Шкворчание баранины в сковородке вернуло Цырендаши в реальный мир. Он захлопнул дверцу топки, степенно поднялся и сел ужинать. Обгладывая мясную косточку, Аюров стал просматривать последнюю страницу газеты «Комсомолец Забайкалья»: новости из районов, события культуры и спорта, объявления. Предпоследнее объявление привлекло его внимание:

Цырендаши доел последний кусок баранины, протер сковородку хлебом, съел его, запивая чаем с деревенским молоком. Он прошел в комнату и вытащил из-под металлической кровати пыльную стопку рукописных бумаг. Развязав шпагат, Цырендаши достал пожелтевшую папку с тесемками. Сдул пыль с папки, перебрал содержимое и отложил несколько листов.

В первый день весны в два часа ночи Аюров вышел из дома и зашагал по пустому шоссе в сторону поселка Агинское. В бледном свете луны довольно хорошо просматривались выбоины на дороге, сугробы на обочине и кусты, окаймляющие замерзшую речушку рядом с трассой. Мороз стоял под двадцать, но ветра не было, и Аюров не мерз. Иногда у Цырендаши искрились звезды между заиндевевших ресниц, и он стирал иней перчаткой. Иногда он перехватывал другой рукой портфель, мешавший ему. Но шел бывший учитель ходко, не надеясь на попутную машину. Попутка так и не появилась на ночной дороге, как и встречная машина.

В шесть часов утра Аюров, с портфелем подмышкой, стоял у поста ГАИ на выезде из Агинского. Рядом с ним кутался в шинель сонный гаишник Бато Цыденов, дальний родственник покойной жены. Со стороны поселка показался желтый свет фар. Через пару минут лейтенант Цыденов тормознул КАМАЗ, забрал документы у вышедшего из кабины водителя и долго рассматривал права и путевой лист, освещая их фонариком.

– Откуда едете? – строго спросил сержант.

– Из Борзи, – хмуро ответил небритый шофер.

– Что везете?

– Пустой, в Читу возвращаюсь из рейса.

Цыденов проверил наличие аптечки, аварийного знака, огнетушителя и противооткатного упора. Все было в порядке.

Гаишник осветил фонариком переднее колесо.

– Резина лысая, – пнул он тугой баллон с рифленым протектором.

– Как лысая? – возмутился водитель, – я и месяц на ней не езжу.

– Лысая резина, – уперся лейтенант, размахивая фонариком, – Загоняйте КАМАЗ на штрафплощадку. К обеду начальник приедет, разглядим тогда: лысая резина или нет.

Водитель сдался и заканючил:

– Ну това-а-рищ лейтенант, отпустите меня, ночь не спал, еще тут торчать до обеда.

Бато задумчиво уставился на звезды, поправил шапку и произнес:

– Ладно, езжайте, только попутчика до Читы подбросьте.

– Доставлю в целости и сохранности, – обрадовался шофер.

Цырендаши попрощался с родственником и забрался в теплую кабину машины. КАМАЗ плавно тронулся с места, тихонько проехал километр и, набирая скорость, понесся посередине дороги. Возбужденный водитель, не стесняясь пассажира, костерил милицию, ментов и в особенности наглых гаишников до самого отворота на село Челутай. Цырендаши с достоинством достал из внутреннего кармана кожаный кошелек. Шофер покосился на пассажира и сменил тему.

– Ну что за уроды наши дорожники, – вцепился в руль водитель, – Каждый год в этом месте ремонтируют, а колдобины все больше и больше.

В свете фар дорога была похожа на стиральную доску, годившуюся для исполинского Атланта, держащего на плечах небесный свод. Подпрыгивая на сиденье, Аюров пересчитал наличность. Его пальцы вытянули наполовину десятку, три пятерки, две трешки и пять рублевых купюр.

– Тридцать шесть, – подсчитал в уме Цырендаши, – Одна треть от сакрального числа «сто восемь», третья часть ганджура*. Прошедшее время на пути к Просветлению, – шевелил он губами. – наступило настоящее и предстоит будущее…

– Что ты там бормочешь? Молишься что ли?

– Познаю истину…

Водитель захохотал:

– Истина в вине. Прими литр и всё познаешь.

Шоссе потянулось в подъем, поросший березняком. За кюветом грациозно замерла дикая козочка, ослепленная светом. Глаза ее мерцали двумя изумрудами.

– Хороший знак, – прошептал Аюров.

– Красуля! – восхитился шофер.

Пустой КАМАЗ урчал двигателем и несся в гору с приличной скоростью. Перед самой вершиной перевала, Цырендаши приоткрыл окно и выбросил медный пятак напротив березы, обвешанной разноцветными лоскутами и лентами. Монетка полетела, кувыркаясь в лунном свете, и легла точно под ствол березы.

Цырендаши улыбнулся: точное приземление монетки сулило предстоящую удачу.