Через пятнадцать минут мы собрались возле реквизита за автобусом. Мы с Мышиком прочесали каждый угол в поисках шпионов, заглянув — уже дважды за день — под автобус, но ни один шпион не отважился пересечь полосатую ленточку.

Тело Акселя по-прежнему принадлежало ящику номер шесть, с кособоко наклеенными на боках афишами первого «Терминатора» и «Пришельцев из глубокого космоса!». Космос пришельцев был настолько глубоким, что я ни разу не слышал об этом фильме.

Заботливая Марина проковыряла в коробке дырочки, чтобы лучше слышать Капитана.

— Мне лучше думается в одиночестве, — хмуро ответил он на мой вопрос.

Я посмотрел на Марину, и мы не сговариваясь пожали плечами.

— Я собрал вас сегодня, чтобы решить, как нам поступить. Вы все чувствуете, что с того самого момента, как мы въехали в город, вокруг нас происходит что-то странное. Все по-разному, но чувствуете. Я в вас уверен.

Капитан звучал как старый радиоприёмник, возвещающий о начале войны. Я проникся настроением и, отчаянно потея, подумал о домах из детского конструктора и пластиковых деревьях. С другой стороны, меня до глубины души радовал тот факт, что я что-то чувствую вместе с остальными артистами. Наверное, это значит что я здесь не лишний.

— Всё слишком гладко, — сказала Марина. — Никто не ругается, что так плохо пахнут животные. Но разве это не хорошо?

— Я сразу добыл электричество, — заметил Костя. — Все такие добрые. В центре города, где одни снобы — все такие добрые. Не понадобилось даже показывать тигра.

— Против нашей труппы ополчился сам город? — таким голосом, каким пытаются вызнать что-то важное у маленького ребёнка, спросила Анна.

— Всё здесь заточено на то, чтобы дать нам выступить и выпроводить отсюда как можно скорее, — тоном гегемона ответил Акс. — Они смазали маслом и закидали банановыми шкурками дорогу от входа в город до самого выхода.

Я краем глаза смотрел на Джагита. Теперь он казался мне чуть ли не самым мудрым в труппе. Но Джагит хранил молчание и приглаживал бороду.

Марина проковыряла дырки в глазах Арнольда Шварценеггера, и теперь казалось, что с нами говорит лицо на афише. В наступившей тишине голос Акселя прозвучал словно голос с того света.

— Есть только один способ не подчиниться воле этого духа из машины. Нам нужно завалить выступление.

Мы с Мариной ахнули. Анна скрестила руки на груди и сказала:

— Только не моё.

Костя и Джагит выглядели невозмутимыми; первый так и вообще устроил между колен неизвестно откуда добытый прожектор и, сняв стекло, пытался поменять там лампочку. Кажется, всё его внимание сосредоточилось на этом процессе.

— Тогда ты будешь открывать шоу. Чтобы усыпить бдительность. А потом мы ударим по всем фронтам.

— Кого? Бдительность кого я должна усыплять?

— Не знаю. — Аксель завозился в своей коробке, и та качнулась, опасно накренившись на одну сторону. Я подскочил как раз вовремя, чтобы помочь Марине исправить перекос. — Зрителей, жандарма, не знаю… просто делай всё как обычно. Ты умница, у тебя всё отлично выйдет.

Я попытался придать в своём воображении городу Зверянину человеческие черты, как это получилось с Краковом, но понял, что ещё недостаточно его знаю.

— Почему бы просто не сделать, как он хочет? — пискнула Мара. — Почему бы не выступить и не уехать? Всё ведь идёт так хорошо! Нам наверняка хорошо заплатят.

На миг наступила тишина, а после у нас возникло ощущение, что Аксель попытался замахать в своей тесной коробке руками. Мы с Марой отчаянно подпёрли её с двух сторон собственными спинами.

— Джагит объяснит. Джагит, объясни.

Все взгляды устремились на бородатого волшебника. Тот недобро смотрел в глаза старику Арни.

— Я ещё слишком юн, чтобы объяснять такие вещи, — сквозь сомкнутые губы он втянул воздух, так, что получился высокий шипящий звук: «фью-ууть!», и продолжил: — Ещё не дорос до этой полки, чтобы разложить на ней всё, как нужно.

Анна наклонилась ко мне и восхищённо шепнула:

— Заговорил эпитетами.

— Но ты же понимаешь, почему так?

Джагит кивнул, будто бы Капитан мог уловить этот жест. И Капитан уловил. Он сказал:

— Вот видите, Джагит понимает. Просто примите это как данность. Бродячий цирк Акселя и Компании ни один чулан не оставляет закрытым. Начинай выступление, дорогая. Потом выйду я. А дальше как пойдёт. Уже довольно темно, и нас, кажется, заждались. Распускай команду и полезай ко мне сюда. Обсудим детали.

Мы оставили их одних и не могли найти себе место до тех пор, пока не вернулась Анна и не ткнула пальцем в стремительно темнеющее небо.

— Мы вот-вот начинаем.

Я вскинул голову и увидел несколько квадратных облаков, соприкасающихся друг с другом углами, будто белые клеточки на шахматной доске.

Анна убежала переодеваться, наскоро втолковав что-то Марине, и та повернулась ко мне.

— Ты умеешь обращаться со скакалкой?

— Едва ли, — ответил я, и девочка поморщилась. Она была уже готова для выступления. В своих шароварах-алладинах и чёрной майке на лямках, сама тёмная и с горящими чёрными глазами, она походила на восточного принца. — Я плохо прыгаю.

— Тебе прыгать не придётся. Мы с тобой будем держать скакалку для Анны и Цирели. Но для начала поучишься прыгать сам. Пошли, потренируешься…

Я старался, осознавая, что это первое моё задание после того, когда мне доверили поджечь фитиль Маришиной огненной пои, и от меня теперь зависит выступление девушки. Или девушек, если Цирель можно считать за таковую.

Кажется, наличие электричества, пусть даже всего одного тройника, одну розетку из которого навечно завоевала переносная плитка, позволило моим артистам отрастить новую пару крыльев. Громкую, феерично переливающуюся всеми цветами радуги. Анна достала откуда-то рупор, странный его вариант, втыкающийся прямо в розетку и создающий в округе приятный потрескивающий фон. Голос девушки разносился далеко окрест. Она созывала всех на представление, обещая «невероятное иллюзионное шоу» и «долгожданное возвращение давно пропавшего лидера труппы, мистического йога, из его астрального путешествия прямо у вас на глазах». Я решил, что на такое мне самому будет интересно посмотреть.

— Шелест, — крикнула мне Анна, улучив время между объявлениями. Суета перед самым выступлением каждый раз очень живо напоминала мне оползни на горном склоне, которые мало-помалу сливаются в один большой водопад из мелких камней. — Приведи Цирель.

Стал собираться народ. Был будний день, и джентльмены, возвращающиеся на велосипедах с работы, оставляли своих железных скакунов под деревьями и разминали ноги, глядя на нас и подумывая, остаться им ненадолго или лучше сразу ехать домой. Все белобрысые, усатые, с пористым, похожим на губку лицом. Одно слово, австрийцы.

Как обычно, звучали преждевременные овации окон. Я посмотрел на дом слева, но тот спрятался среди пластиковых ив и загадочно мерцал огнями аптеки. Тогда я посмотрел на дом справа и увидел, как какой-то пожилой бородатый господин на первом этаже принёс на подоконник тарелку супа и поглощал его, стуча ложкой на всю площадь.

Я привёл лошадь и встал рядом, намотав на руку повод. Цирель умница, и вряд ли решила бы прогуляться по городу без надзора, но новых указаний не поступало, а я хотел успокоить бешено колотящееся после скакалки сердце. Перезрелое яблоко из вагончика для животных решило поехать с нами, треснуло между моими ладонями и тут же по частям отправилось в желудок кобылы.

Мышик крутился возле сложенных в сторонке коробок с реквизитом, видно, чувствуя запах Акселя. Жалко, он не знал цифр, иначе отыскал бы ящик номер шесть куда быстрее. Кошка Луша так и сидела на крыше автобуса, её силуэт вырисовывался на фоне неба, а глаза загадочно мерцали. Джагита нигде не было видно, ковры его лежали скатанными в рулон по другую сторону сцены. Возможно, он захочет появиться в начале своего номера из одного из этих ковров, после того, как мы с Марой или Костей раскатаем их прямо к центру сцены, и стать ещё одной «сенсацией», ещё одним «явлением».