Первое поразившее ее впечатление от кабинетика мистера Иделмана состояло в том, что в нем было чрезвычайно душно. Ограничения министерства топлива и энергетики на отопление помещений были сняты, так что благодаря великолепной системе центрального отопления, оставшейся от лорда Эглуисврва, в здании было в разумных пределах тепло; но, судя по всему, эти разумные пределы не удовлетворяли А.14. Работавший на полную мощь электрический обогреватель раскалил воздух в маленьком помещении почти до невыносимости. Видимо, это было призвано подчеркнуть барственное отношение мистера Иделмана к системе и всему, что она собой олицетворяла. Потому что даже мисс Дэнвил было известно: пользоваться какими бы то ни было индивидуальными нагревательными приборами в дополнение к общей системе отопления запрещено. Духота усугублялась дымом, исходившим из короткой черной трубки, твердо зажатой в зубах мистера Иделмана. Мисс Дэнвил закашлялась.

Это заставило мистера Иделмана поднять голову и, прищурившись, посмотреть на нее через очки в роговой оправе.

– Ах, это вы, – рассеянно сказал он, кладя трубку на стол и при этом осыпая пеплом только что написанное. Несколько мгновений он сидел, уставившись на нее так, словно видел впервые в жизни, а затем, внезапно оживившись, лукаво сказал: – Знаю-знаю, Бленкинсоп! Я с ним закончил, большое спасибо. Вы хотите забрать его обратно?

– Да, если можно. И еще, мистер Иделман, мисс Кларк просила…

Но мистер Иделман не проявил ни малейшего внимания к тому, о чем просила мисс Кларк. Он уже опустился на колени позади своего стола и рылся в куче папок, бессистемно сваленных на полу. Почти сразу же найдя нужную, он поднялся на ноги и вложил в руки мисс Дэнвил растрепанную стопку бумаг.

– Держите, – добродушно сказал он. – Спасибо, что вспомнили. Боюсь, я его немного растерзал, но это он. Весь в наличии, хоть и в беспорядке. – От собственной шутки его серьезное лицо озарилось улыбкой.

– О, мистер Иделман! – Мисс Дэнвил в смятении взирала на распотрошенную папку.

Здесь не место описывать свод правил управления по делопроизводству. Достаточно сказать, что в этом деле система достигла своего апогея. Одного взгляда на папку с делом Бленкинсопа хватало, чтобы с уверенностью сказать, что все эти правила были нарушены грубо и беспощадно.

– Мне пришлось повытаскивать из него кое-что, чтобы найти требуемое, – беззаботно пояснил Иделман. – Эти бумаги так смешно сшивают. – Затем, заметив наконец глубокое отчаяние на лице мисс Дэнвил, продолжил добродушно: – Послушайте, прежде чем идти, сядьте и сложите их аккуратно. Я бы предложил вам свою помощь, если бы это не было совершенно бессмысленно, но мой стол в вашем распоряжении.

Мисс Дэнвил сокрушенно покачала головой.

– Мисс Кларк требует дело немедленно, – сказала она. – Придется нести его в том виде, в каком оно есть.

– А, так, значит, на этот раз Кларк выбрала своей жертвой вас? Сочувствую. Ну тогда…

Он снова уселся за стол и придвинул к себе бумаги.

– И еще она просила меня передать вам это.

Мисс Дэнвил положила перед ним Правила регистрации, регулирующие передачу дел из одного департамента в другой. Иделман посмотрел на них с отвращением.

– Какая… чушь! – воскликнул он, явно поставив в последний момент слово «чушь» вместо другого, гораздо более выразительного. – Какого черта я должен терять время на… – Он внезапно замолчал и пристально посмотрел на мисс Дэнвил. – Ах вон оно что, – продолжил он другим тоном. – Не из-за этой ли ерунды Кларк делает вашу жизнь невыносимой?

Мисс Дэнвил поджала губы и ничего не ответила. Странное чувство лояльности по отношению к Лицензионному департаменту, деятельность которого, на ее взгляд, вообще-то была почти комичной, заставило ее промолчать.

– Вижу, так оно и есть, – тихо сказал Иделман. Он поджег от спирали электрообогревателя скрученный листок бумаги и поднес огонь к трубке. – Ах она… такая-растакая, – пробормотал он между затяжками. – Неужели никто так и не скинет ее со скалы однажды темной ночью? Это напоминает мне… Вы, конечно, не слышали нашей дискуссии, поскольку рано ушли спать, но не кажется ли вам, что Кларк была бы самой подходящей кандидатурой для убийства? Надо обратить на нее внимание Вуда. Уверен, иногда вам самой хочется ее убить, ведь правда?

«Господи, – мысленно сказала мисс Дэнвил, – какая ужасная жара. И дым – дышать нечем. Если я сейчас же не уберусь отсюда, то упаду в обморок, это точно». Но она не двигалась и, более того, в следующее мгновение поняла, что не может сдвинуться с места. Странное, но знакомое ощущение поднималось в ней: чувство священного восторга, смешанное в то же время с глубоким отчаянием. Время остановилось, и ей показалось, будто она уже бессчетное число веков находится в этом безвоздушном кубе, где табачный дым курится, словно благовоние, а на темном, сатанинском лице Иделмана, говорящего о смерти, зловеще мерцает свет настольной лампы. Убить мисс Кларк. Не было ли это ее предназначением, не об этом ли говорили ей голоса, которые она так часто слышала, но смысла посланий которых не могла понять? Теперь заговорил Господин, и смысл стал ясен.

– Боже милостивый! Что с вами? – вдруг воскликнул Иделман. – Почему вы так на меня уставились?

Чары рассеялись.

– Изыди, сатана! – хрипло закричала мисс Дэнвил. – Не поминайте имя Божие всуе! – И выбежала из комнаты.

– Кажется, я буду проклят! – пробормотал Иделман.

Он встал, осторожно закрыл дверь, которую она оставила распахнутой, и снова погрузился в работу.

Мистер Вуд работал в Службе обеспечения исполнения договоров, его стол стоял впритык к столу мистера Филипса, в углу, рядом с дверью, ведущей в отдел А.14. Он не мог не слышать последних слов мисс Дэнвил и, когда она опрометью пронеслась мимо него, посмотрел на нее с удивлением.

– Боже милостивый! – сказал он соседу. – Вы заметили?

Мистер Филипс, который был неторопливым и добросовестным работником, нехотя поднял голову от своих бумаг.

– Заметил что? – спросил он. – А, мисс Дэнвил… Кажется, она очень спешила.

– Вы хотите сказать, что ничего не слышали? Мой дорогой друг, я был абсолютно прав насчет этой женщины. Она чокнутая!

Филипс посмотрел на него с мрачной озабоченностью.

– Уверяю, вы ошибаетесь, – сказал он. – Умственное расстройство – страшное бедствие для женщины, страшное.

– Ну если уж оно случается, то это равно страшно как для женщины, так и для мужчины, – ответил Вуд. – Я не хочу сказать, что мне не жалко бедняжку, но вчера вечером я лишь предположил, что она сумасшедшая, а сейчас уверен в этом. – Он взял клочок бумаги и стал что-то быстро записывать, бормоча: – Единственный недостаток, с моей точки зрения, состоит в том, что это слишком все упрощает.

Филипс, который обычно не любил, когда его отрывали от работы, на сей раз оказался готов продолжить разговор.

– Слишком упрощает? – переспросил он. – Безумие никак не может упростить что бы то ни было. Оно, напротив, все осложняет, сильно осложняет.

– Я вовсе не то имел в виду, – продолжая писать, усмехнулся Вуд. – «С моей точки зрения» – это с точки зрения писателя. Безумие убийцы все объясняет. Оно само по себе является мотивом и не требует от персонажа никаких иных мотиваций. Безумец может убить самого неожиданного человека. Это же проще простого. Мне казалось, я объяснил это вчера.

– Разумеется, разумеется, – согласился Филипс. – Просто я в тот момент не осознал… Я хочу сказать, если мисс Дэнвил действительно… э-э-э… не совсем нормальна, то не делает ли это всю нашу затею весьма… весьма опасной?

– Не думаю. – Вуд тщательно сложил листок и убрал его. – Она же не знает, какую роль мы ей предназначили. И незачем ей это знать. Иначе, согласен, она может воспринять игру всерьез. Нет, просто я подумал: не лучше ли, чтобы она у нас убила мисс Кларк? Впрочем, возможно, это слишком очевидно. Или Иделмана. Хотя я вижу Иделмана скорее в роли злодея. И кстати! Вероятно, он может использовать ее в качестве инструмента для достижения своих целей – эффект Свенгали[4], знаете ли. Полагаю, ему это понравится. – Он взглянул на часы: – Четверть первого. Пожалуй, пойду в столовую, пока туда не набилось народу. Вы со мной?