За время, проведенное на крыше, их глаза привыкли в темноте. Он напряженно на нее уставился, а после резко отстранился. Марго поежилась, лишенная тепла его тела.

– Извини. Я забыл, что ты еще совсем девчонка.

– Мне восемнадцать! Точно так же, как и тебе! С днем рождения, кстати…

– Да… – хмыкнул Богдан. – Тебя тоже.

– И если ты сейчас подумал, что я хочу тебя продинамить, – прошептала Рита срывающимся, тонким голосом, – вернись, пожалуйста, потому что это не так.

– Нет? – оглянулся Связерский, напряженно всматриваясь в ее лицо.

– Нет… Просто… это впервые, и я немного боюсь.

Толпу качало. Забитый под завязку танцпол гудел и вибрировал. Кого здесь только не было: матерые рейверы, фрики, восходящие звезды подиума и кино. Посмотреть было на что, а вот удивиться – вряд ли. Чего он только ни видел за последние тринадцать лет…

– Эй, Бо! Смотри, какие цыпочки! Как думаешь, вот эта, в красном, вколола какую-то дрянь в соски? Или просто замерзла? – проорал на ухо Богдану один из форвардов их команды. Связерский проследил за взглядом приятеля и хмыкнул:

– Пойди, спроси.

Клайв оскалился, небрежным жестом подхватил свою бутылку с пивом и направился прямиком к заинтересовавшей его девице. Наверное, вопрос о ботоксе в сосках был не самым приличным. Но вряд ли такая мелочь могла остановить центрального форварда Вашингтонских звезд. Богдан хмыкнул и поднес горлышко бутылки к губам.

– Бо! – донесся до него голос еще одного из парней. Богдан обернулся. Мужики из команды провели самый успешный в истории команды сезон и теперь просто отрывались, наслаждаясь заслуженным отдыхом. Палм-Бич, Майами, Сен-Тропе и, конечно же, Ибица. Этих ребят было не остановить. Совсем недавно Богдан и сам бы к ним присоединился. Да только куда подевались те славные денечки, когда он от этого действительно кайфовал? В последнее время Связерский все чаще ловил себя на мысли, что их старая компания распалась. Одни – завершили спортивную карьеру и осели на необъятных просторах Америки, другие – продолжали играть, но, остепенившись, обзавелись семьями и детишками. Если так разобраться, то из старого состава их команды лишь он один с таким упорством прожигал жизнь.

– Что ты сказал?

– Здесь становится скучно, – проорал Пит, – мы думаем перебираться. Парни говорят, что неподалеку будет угарная пенная вечеринка. Ты с нами?

Богдан посмотрел на часы. Вообще-то завтра он обещал сыну полет на дельтаплане вдоль побережья. Ему бы выспаться, как следует, но возвращаться домой почему-то совершенно не хотелось.

– Куда я денусь… Погнали.

Вся ночная жизнь в Ситжесе – череда непрекращающегося веселья, танцев до упаду и жаркого секса. То, что нужно ему сейчас, чтобы остыть. От одного клуба до другого – рукой подать. Он даже не успел проветрить голову, как снова попал в самый эпицентр беснующейся толпы. Заказал пиво. Окинул взглядом о чем-то спорящих парней и снова уткнулся взглядом в барную стойку.

Богдан хотел отвлечься от тех воспоминаний, которые все чаще тревожили его душу – и не мог. С тех пор, как обезумевший фанат ворвался в его дом, угрожая хозяину пистолетом – его жизнь навсегда перевернулась. Точнее, необратимые изменения в ней назревали уже давно, а тот идиотский случай просто стал для Богдана последней каплей. Единственным, о чем он мог думать, глядя в черное дуло глока, так это о том, что так и не успел познакомиться с сыном. Не набрался смелости, хотя имел десятки возможностей. Сколько раз он брал в руки трубку и… трусливо откладывал её в последний момент? Десятки… а, может, сотни. Он так боялся не справиться, что вообще все на свете просрал.

– Эй, сладенький, пойдем, потанцуем…

Богдан обернулся и чуть не упал со стула. Напротив него стоял трансвестит, чья рука с хищным неоново-оранжевым маникюром в этот самый момент довольно таки бесцеремонно поглаживала его между ног.

– Извини, конфетка. Я не по мальчикам. – Богдан отвел руку транса от собственных яиц и, спрыгнув с высокого барного стула, наконец, удосужился осмотреться.

– Где ты здесь видишь мальчика, здоровяк? – манерничал транс, потряхивая перед Связерским своим впечатляющим бюстом.

– И правда. Это я не подумал. Не хочу тебя обидеть, крошка, но ты бы лучше поискала, кого-нибудь, кого заинтересуют твои причендалы.

Не задерживаясь больше ни на секунду, Богдан подошел к Питу:

– Ты в курсе, что мы забрели в самый голубой клуб города? – прокричал он.

Пит оторопело оглянулся. На секунду его глаза расширились, а после он согнулся в поясе и, колотя себя по ляжкам руками, заржал:

– Извини, бро… Я не вникал в детали.

– Я сваливаю, Пит. А вы берегите задницы…

– Эй, чувак, веселье только начинается!

– Я – пас.

– Гомофоб!

Богдан продемонстрировал приятелю вытянутый палец и, развернув бейсболку козырьком вперед, пошел к выходу. Гомофобом он не был. Его просто достала вся эта кутерьма. А мужская широкая ладонь, сжавшая его яйца – не прибавила настроения. Он поймал такси и, назвав водителю адрес арендованной виллы, уставился в окно.

От слетевшего с катушек фаната его спасло неожиданное возвращение друга. Тот забыл у него ключи от тачки, а когда вернулся – вовремя просек, что к чему, и обезвредил преступника, вырубив того клюшкой для гольфа. Потом была полиция, суд и приговор. Жизни Богдана больше ничего уже не угрожало. Но… все изменилось. Да.

Он все чаще возвращался мыслями в то далекое лето, перед драфтом. Столько лет прошло, а кажется, что это было вчера. Его самое счастливое лето…

Ритка… Она была в его жизни, кажется, всегда. Единственная, кто нормально к нему относился еще до того, как он стал подающим надежды спортсменом. Это потом уже с Богданом стало модно дружить, а в самом начале… свое лидерство ему приходилось отстаивать кулаками. Для Измайловой же он всегда был самым лучшим. Маленькая, пухленькая, преданная, как щенок. Она ходила за ним по пятам, готовая пуститься с ним в любую авантюру…

Шли годы, они взрослели и неминуемо друг от друга отдалялись. Богдана захватил спорт. Тренировки, разъезды, соревнования… Другие девчонки, как пчелы вьющиеся вокруг популярных парней. Доступные девчонки, без заморочек. В них так легко было потеряться! Не думать о собственной ненужности, о пьянках и драках родителей, о катящейся по наклонной сестре… Он нашел лучший способ забыться – секс. Неплохой вариант. Уж точно лучше, чем самому опуститься, или забраться в петлю.

Богдан дал себе клятву, что вырвется из этого порочного круга: что никогда не повторит судьбу родителей; не оправдает надежды дерьмопедагогов и психологов, культивирующих его комплексы и заочно записавших в неудачники; что он зубами выгрызет себе другую жизнь, и… просто сделал это.

К моменту окончания школы Богдан зарабатывал уже, наверное, больше, чем все его учителя, вместе взятые, а уж о его перспективах кто только не говорил! Он-то и на выпускной пошел лишь только затем, чтобы показать этим уродам – вот он я – Богдан Связерский. Будущая звезда НХЛ.

Нажравшийся в говно папаша, правда, чуть было все не испортил, но к тому моменту Богдан уже научился давать ему сдачи. А чего он не умел – так это закрывать душу от нападок родителей. После каждого такого скандала или драки ему требовалось несколько дней, чтобы прийти в себя. Тогда он верил, что где-то внутри их заспиртованных тел еще теплится любовь к сыну… Но в день его восемнадцатилетия и этой надежды не стало.

Богдан всего лишь принес им продукты и торт. Мог бы не беспокоиться. Он давным-давно жил один. Но… не беспокоиться не получалось. С огромным пакетом наперевес он открыл обшарпанную дверь и вошел в квартиру. Сестра спала на продавленном старом диване. Откуда он только взялся – и полугода еще не прошло с тех пор, как он купил родителям новую мебель.

– Явился… – прокомментировал приход сына уже с утра вмазанный отец.

– Я продуктов принес. И торт.