Но ритуалы не приносили ей особого успокоения. Хьюго мёртв. Несмотря на все усилия бабушки уберечь его от жизни отцов и их матери, он свернул на ту же дорожку. Пилар же избежала этого, и в течение нескольких недель между смертью Хьюго и его похоронами она приняла правду. Она вернулась к своей обычной жизни, вдали от Мишион стрит и «Хай Лайф», вдали от «Ацтеков Убийц». Вдали от её истории, брата, матери, отца и отчима. Все они были мертвы, и их тела были погребены в радиусе около ста футов и четверти века друг от друга.

Но Пилар была свободна от этого.

Она ежедневно навещала бабушку и помогала с планированием службы, но она оставила Хьюго в своих мыслях вместе со всеми вопросами без ответов и сосредоточилась на жизни, которую вела. Она всё ещё была онемевшей и оторванной практически от всего, кроме Коннора. Но чувствовала себя оторванной.

Мур был на больничном три недели. Они состряпали историю о падении при восхождении на гору, чтобы прикрыть незамеченное пулевое ранение. Почти всю свою карьеру они были командой, и ни один из них не был травмирован или болен за всё это время. Даже в отпуск они уходили одновременно. Так что она никогда не работала ни с кем другим. Капитан переформировал график, чтобы вывести кого-то из других смен, чтобы прикрыть Мура, и Пилар чувствовала себя изолированной и бездомной. Она не понимала, как сильно полагалась на свой лёгкий симбиоз с Муром, пока не потеряла его.

Так что работа тоже была странной и незнакомой для неё все эти недели. Даже энергетика от еды была ослаблена.

Между ней и Коннором тоже были нездоровые флюиды. С момента пожара за те прошедшие две недели они были вместе всего несколько раз, и то не оставались один на один. Он либо занимался клубными делами, либо был в больнице. Если она хотела его увидеть, то должна была отправляться туда.

Она не возражала против этого, он принадлежал своим родителям. Его отец оставался без сознания, и прогноз не улучшился. Но его мать шла на поправку, и её выписали через неделю. Коннор каждый день привозил её в больницу, чтобы она сидела у постели мужа.

Он винил Пилар — она чувствовала это. Он сказал, что работает над этим, что любит, хочет её и нуждается в ней, но она чувствовала увеличившееся между ними расстояние.

И она ненавидела это. Она подпустила его к себе ближе всех остальных, и вот теперь он где-то там — шатается, как призрак. Она не знала, как это исправить, или как вернуться к тому, как она жила до того, как познакомилась с ним. Сейчас он был единственной значимой константой в её жизни, но он отдалялся от неё, размывая всю суть. Она чувствовала, как он отдаляется.

Стоя около могилы Хьюго и слушая ритуальные слова священника, Пилар думала о Конноре. Которого здесь не было. Она понимала причину, и всё же… Хьюго разрушил его семью, и Коннор не горевал о его смерти. Но она-то горевала. Ей хотелось, чтобы он держал её за руку, пока она хоронила своего младшего брата. Мальчика, которого она подвела. Ей хотелось, чтобы любимый мужчина стоял рядом с ней. Более того… она нуждалась в этом.

Но вместо него рядом стоял Мур, держа её за руку.

Было не так много скорбящих по Хьюго. Пара человек, которых Пилар не знала, и кто, скорей всего, были его старыми школьными друзьями. И большая часть взвода Пилар. А также друзья их бабушки. Обычно похороны Чикано были большими, но никого не осталось, чтобы проводить Хьюго в последний путь. Их родители мертвы. Пилар и бабушка были его единственной семьёй, оставшейся в живых. У него было мало друзей за пределами банды «Убийц», а все они… кроме Сэма, который всё ещё находился в тюрьме, мертвы. Так что скорбящие встали в небольшой круг вокруг могилы. И когда священник закончил, они по очереди добавили по горсти земли к месту его покоя. А потом направились обратно к своим машинам.

Всё было закончено. Хьюго больше нет.

Пилар ощутила небольшое, позорное облегчение. Она свободна.

Доброй рукой Мур обнимал её за плечи, пока они шли по земле кладбища. Он быстро сжал её плечо и скинул руку, сказав:

— Я отвезу Нану обратно домой.

— Что? — Пилар была настолько потеряна в мыслях, что растерялась. Предполагалось, что они все должны ехать вместе: скорбящие, как и они, направлялись к дому Наны. Когда она повернулась к Муру, он мотнул головой вперед и вбок. Она посмотрела в том направлении.

Коннор стоял рядом со своим байком, его руки перекрещены на груди в тёмно-коричневой рубашке на пуговицах и простой чёрной кожаной куртке. Без жилета, хотя он ехал на байке.

Он говорил ей, что всегда носит жилет, когда на байке, но также она достаточно знала, чтобы понимать, почему он не надел его сегодня. Потому что он не покажет свои отличительные знаки клуба на похоронах врага. Хьюго был врагом. «Убийцей». Зная, что у клуба длинный и тайный список правил и традиций, она предположила, что его здесь вообще не должно было быть. Однако она лишь предполагала, так или иначе, он и словом с ней об этом не обмолвился.

Даже скрывая глаза за солнцезащитными очками, он так сильно выдавал свою ревность, наблюдая, как она идет с Муром, что она практически увидела ненависть, вспыхивающую за стёклами. Боже, как она устала от этого. Но сейчас она сосредоточилась на своём облегчении от того, что он вообще здесь.

Он был ей нужен. Поэтому она поцеловала мягкую щёку своей бабушки, обняла Мура и пересекла территорию, направляясь к Коннору.

— Привет. Ты пришёл. — Она пошла прямо к нему и прильнула. Он убрал руки с груди, пока она приближалась, и теперь положил их на неё и поцеловал в голову. Когда он так обнимал её, она чувствовала, что есть шанс, что они переживут всё это и будут в порядке.

— Ага. Ради тебя.

— Спасибо. Как твой отец? — они не виделись несколько дней, и каждый день оставался острым вопрос о Хусиере.

— Также. Мама подхватила лихорадку и неприятный кашель. Они снова госпитализировали её. Пневмония.

— Бл*дь. Мне жаль.

Он лишь вздохнул.

Она посмотрела вверх на его красивое мрачное лицо. Тёмные стекла очков скрывали глаза и делали его ещё более непостижимым для неё.

— Коннор, мы должны исправить то, что не так. Я схожу с ума. Я никогда не чувствовала такого ни к кому, я никогда ни в ком так не нуждалась. Мы оба пережили большое дерьмо. Мы должны справляться со всем вместе, но нет. Я чувствую себя такой чертовски одинокой.

Он взглянул поверх её головы, и она знала (просто знала) — он смотрит на Мура.

— Похоже у тебя достаточно поддержки.

На это Пилар взбрыкнула. Она вскинула кулаки и сильно ударила его в грудь. Ей было больно, но она была только рада этой боли, и рада, что он хмыкнул и отступил.

— Ты должен прекратить эту ревность. Между мной и Муром ничего нет, и у меня больше не осталось способов донести это до тебя. Я хотела, чтобы ты держал меня за руку сегодня. Но тебя там не было. Вместо этого мой друг поддерживал меня. Так что пошёл ты на хрен.

Она снова ударила его… а потом выдохлась и покончила. Со всем.

— Ты говоришь, что любишь меня, но между виной и ревностью, я не знаю, как ты находишь место для хороших чувств ко мне. Всё, что я делаю, — только злю тебя.

Она резко отвернулась от него и направилась обратно к скорбящим, полагая, что сможет поехать с кем-то ещё из своего взвода. Гусман, Перес и Райс задержались у машин.

Она сделала три шага, а затем его рука обхватила её, разворачивая Пилар лицом к нему.

Сначала он просто пристально смотрел на неё, его взгляд был напряженным и угрожающим. А затем голосом с контролируемыми эмоциями он произнёс:

— Я хочу поехать к тебе.

— Поговорить? Мы сможем это обсудить?

— Я хочу поехать к тебе.

Это был не ответ, но достаточно близко. И снова выбрав его даже в этот день и отодвинув бабушку — единственную, кто остался от её семьи, она кивнула.

— Хорошо.

Он был чертовски зол. Он был беспомощен и зол, и никак не мог контролировать это. С каждым днём всё только ухудшалось. Когда они вывезли в кресле-коляске его мать из больничной палаты отца, направились к отделению скорой помощи, а затем в её собственную палату, он думал, что его голова взорвется.