Я молчу. Конечно, мне страшно остаться без жилья, но если кто-то спросит меня, чего я боюсь больше всего на свете, то я отвечу — встречи с Егором Бариновым…

После перелета с двумя пересадками больше всего хочется завалиться в кровать. Я открываю окно автомобиля, впуская в салон густые летние сумерки, вдыхаю полной грудью теплый воздух с запахом цветущей полыни и лебеды.

— Что, соскучился по Родине? — усмехается Вика, — кажется, ты становишься слишком сентиментальным.

— А только и прежде и ныне милей мне моя сторона, — цитирую я, но вряд ли Вика узнает в этих строках Твардовского.

Я и вправду соскучился по дому. Последние несколько месяцев проходят в перелетах между Москвой и Дюссельдорфом, и вот теперь, когда, наконец, договор подписан и можно выдохнуть, я хочу провести пару недель здесь, в родном городе.

Вика же… Она приехала со мной совсем с другой целью. Ей хочется познакомиться с моей семьей. На правах постоянной девушки.

Не сказать, чтобы я этого хотел. Или был сильно против.

Если честно, то мне по барабану.

Знакомство с родителями не сыграет решительно никакой роли в наших с ней отношениях.

Жениться я не тороплюсь, хотя подозреваю, что Вика именно этого и ждет — предложения в кругу семьи.

Усмехаюсь, глядя искоса на свою спутницу. Черные, коротко стриженные волосы лежат в идеальной укладке, свежий макияж, точно и не было этих двух пересадок и изнурительного перелета с постоянной турбулентностью.

Вике тридцать два, и она работает ведущим юрисконсультом в моей фирме. Нынче не модно спать с секретарями, шутит обычно Вика, и в этом есть доля правды.

До дома мы доезжаем за сорок минут: ночью город пуст и почти нет движения, в отличии от бессонной Москвы.

Квартиру к моему приезду подготовили, я открываю дверь, впуская первой Вику. Она по-кошачьи оглядывает жилье, обходя каждый уголок.

— Ну что, совпало с твоим представлением обо мне? — поглядываю на гостью, прислонившись к косяку, — или ты ожидала увидеть огромную кровать в центре комнаты и красный балдахин?

— Фу, как пошло, — фыркает Вика, подходя ко мне и касаясь рубашки острыми коготками, — скорее, наручники и плетку.

Наступает моя очередь усмехаться: не знаю, чем так запал в душу женскому роду фильм про все оттенки плеток, но мне кожаные шнурки на заду не в прикол.

Вика медленно расстегивает пуговицы на моей рубашке, глядя призывно в глаза, а я качаю головой:

— Прости, малыш, но я хочу в душ и спать.

Кажется, кто-то вдолбил в ее красивую голову, что если показывать свой непомерный сексуальный аппетит, то у любовника точно снесет башку от счастья. Но все должно быть к месту, и сейчас я в первую очередь хочу выспаться.

На завтра назначена куча дел: нужно заехать в офис, проверить, как идут дела. Пока меня нет, обязанности по ведению дел лежат на плечах у Дениса, моего друга, и я уверен, что он справляется, но избавиться от желания все контролировать, не могу.

Это мой бич: я хочу знать досконально, что творится в моем деле. К счастью, это не распространяется на личную жизнь людей, домашним абьюзером я не стану.

Похоже, я засыпаю прежде, чем лицо успевает коснуться подушки. Сквозь сон слышу, как Вика разбирает свои вещи, обставляет косметическими склянками ванную комнату. На то, чтобы снять макияж и привести себя в порядок, требуется время, но я уже не замечаю, в какой момент она оказывается рядом и засыпает.

Утром за мной заезжает Денис.

Из-за разницы во времени я встаю только после его настойчивого звонка в дверь.

— Черт, который час? — спрашиваю друга, а тот только ржет, глядя на мое заспанное лицо:

— Баринов, ты совсем расслабился? У нас совещание через час, а ты только из постели вылез.

— Угомонись, — морщусь, — я тебе не девка, сейчас соберусь.

Десяти минут мне хватает, чтобы сполоснуться в душе и умыться, еще десять — переодеться в костюм. В нерабочее время я предпочитаю носить футболки и джинсы, но на работу всегда иду строго при параде — одна из моих привычек, впрочем, не самая дурацкая.

— Вика, я уехал, — кричу ей, захлопывая дверь. Денис закатывает глаза и изображает меня жеманно:

— Вика, я уехал, — а я отвешиваю ему щелбан, — когда она окрутит тебя и выдастся замуж? — ржет он, — где ты нашел эту акулу юриспруденции?

— На хедхантере, — усмехаюсь в ответ. Мы спускаемся на лифте до парковки, где стоит «ауди» Дениса.

— Я думал, в «одноклассниках», прислал ей свою фотку с лучшего ракурса. Даст ист фантастиш, йа, йа!

Ржем, как два придурка, а потом я рассказываю новости о нашем проекте в Германии. Мы успеваем за две минуты до начала совещания, и пока я усаживаюсь во главе стола, передо мной уже стоит большая чашка с латте и два кубика сахара.

Что-то, а секретари у нас знают все о шефовых привычках.

День пролетает незаметно, и я быстро втягиваюсь в работу, лишь иногда подвисая на некоторых словах — забываю русский перевод. В обед на моем автомобиле приезжает Вика, в головном офисе она еще ни разу не была. Я вижу, что она ходит здесь на правах моей женщины, оценивает секретаря, но ничего не говорит, — хватает ума.

Я жутко не люблю сцены ревности. Для меня любой намек на неверность — это прямой повод разорвать отношения и перестать общаться с человеком. Обмана я не потерплю и сам не собираюсь вести себя по-скотски.

И тут, совершенно не к месту, вспоминаю ее. Девушку, которая запала мне в душу куда сильнее, чем я ожидал, а потом туда же и плюнула.

Воспоминания мелькают как калейдоскоп: русые густые волосы, большие, чистые глаза, тонкие пальцы…

Хватит, Баринов, приказываю себе мысленно, ты совсем расслабился. Нечего думать об этом, с ней все ясно: ты просто ошибся, не разглядел гнилое нутро, повелся на фантик.

Поверил, что она чистая и честная.

От этого горько вдвойне.

Под конец дня чувствую себя, как выжатый лимон.

— Мы поедем домой или будем ночевать здесь? — Вика садится задницей на мой стол, покачивая туфлей. В разрезе юбки видно кружево чулок, и я провожу рукой по гладкому капрону, плотно обтягивающему ее стройные ноги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Едем, едем.

На улице накрапывает дождь, из-за непогоды кажется, что совсем стемнело. Пока Вика собирается, я иду к стоянке, чтобы перегнать автомобиль ближе ко входу. Щелкаю брелоком сигнализации, фары мигают, освещая женскую фигуру, стоящую рядом с авто.

«Кто это?» — света не хватает, чтобы разглядеть лицо, я вижу только силуэт, но когда меня окликают по имени, по позвоночнику прокатывается ток, — ее голос мне слишком знаком.

— Егор…

— Ева, — хочу сам себя отругать за то, что голос на ее имени срывается, — зачем ты пришла сюда?

Она выходит в круг света и теперь я вижу ее лицо.

И живот, круглый, с чуть выступающим пупком, обтянутый платьем.

— Помоги мне. Спаси нашего сына, — произносит она, а у меня в башке кавардак из мыслей, но прежде чем я успеваю ответить ей, слышу Викино:

— Кто это, милый?

Твою же мать…

Ночью я не могу уснуть.

Мыслей столько — не счесть, и все безрадостные. Корю себя, что не успела оформить тетушкину недееспособность, а ведь могла бы, и тогда ничего не случилось. Знать бы, где упадешь…

Малыш, словно понимая о том, что я полна грустных мыслей, ведет себя беспокойно, и я уже привычным жестом глажу живот рукой.

— Мама что-нибудь придумает, — обещаю я, хотя пока не представляю, что можно сделать в этой ситуации. Мысли о Баринове все еще пугают, и хочется разобраться без него, своими силами.

После нашей встречи он даже не потрудился сказать мне правду в глаза, подослав своего друга. И как теперь, после всего этого заявиться к нему? Сказать, что тогда я отказалась от его подачек, зато теперь прошу о помощи?