Дождавшись абсолютной тишины, Гилмор снял шлем, обнажив коротко стриженные седые волосы, и заговорил чистым громогласным басом:

– Жители Тагервинда! У меня для вас… скверные известия. Две недели назад было собрание лордов, на котором обсуждалось текущее распределение территорий. Но начать мне придётся издалека… Вы знаете меня: я никогда не желал лишнего и не гнался за властью, но иногда нам не хватает земли для посевов, для ферм, чтобы кормить свои семьи. Как мы можем запасать пищу на зиму, если не успеваем собрать достаточно? Я уверен, что большая часть из вас, моих верных подданных, не раз голодала в начале марта, когда нашей надеждой остаются только Восточные Леса, полные оленей и кабанов. – На этих словах многие головы в толпе понимающе покивали и переглянулись. – Порой я и сам не мог позволить себе даже достойный обед. Чтобы решить эту проблему, я высказал необходимость перехода некоторых земель под наше знамя, это было в прошлом году. Несколько месяцев я ждал одобрения от наших соседей, но так его и не дождался. Теперь ситуация стала ещё хуже: лорд Ренамир захватил четыре провинции и объявил свои владения Ренской Империей. Он, видно, считает себя богом! Заносчивый глупец. Как бы там ни было, земли, на которые я претендовал, захвачены, но этим всё не кончилось. Следующая провинция, которую он хочет взять силой – Тагервинд.

Толпа возмущённо завыла. Вверх поднялись протестующие руки, люди возгласами перебивали друг друга. Гилмор снова поднял правую руку, но теперь тишины пришлось ждать дольше. Его поддержала личная гвардия, которая стало кричать на людей и повторять: «Тишина!», и вскоре жители Тагервинда снова замолчали, хотя где-то между ними продолжало пробиваться бурчание и возражения. Гилмор продолжил:

– Разумеется, мы не отдадим город без боя. Поэтому я собрал вас здесь, чтобы лично сказать: все, кто может держать оружие, получат его сегодня вечером. Я назначу сотников, мы создадим посты оснащения ополчения. Там вас запишут и распределят. У Тагервинда богатый арсенал, хотя я и надеялся, что нам никогда не придётся его задействовать, – с сожалением сказал лорд и сделал небольшую паузу, глядя в землю. – Армия их треклятой Ренской Империи будет здесь примерно через неделю. Дозорные с краёв провинции уже страдают от вылазок разведчиков Ренамира. А сейчас расходитесь, спрячьте всё ценное и закончите дела, требующие завершения! Это ваш последний мирный вечер на этой неделе, через два дня город будет закрыт для въезда и выезда. Если верите в богов, молитесь им, чтобы мы пережили осаду и показали Ренамиру, где его место!

Лорд Гилмор спрыгнул с эшафота, сел на белого коня и направился в цитадель. Жители Тагервинда ещё некоторое время нерешительно топтались на площади и оживлённо обсуждали неприятные новости, но вскоре почти все разошлись. Нори бегом добрался до мастерской и увидел там своего отца, сидящего как ни в чём не бывало за гончарным кругом и придающего форму глиняной тарелке.

– Ты где был, остолоп?! – вскрикнул старший Нори. – Глины убавилось, горшков не прибавилось! Печь горит, дверь на распашку! Ты совсем сдурел?!

Младший Нори подошёл к отцу, взял с его гончарного круга пока ещё мягкую глиняную тарелку и бросил её на каменный пол, от чего та расплющилась и развалилась на три части. Старший Нори вскочил, толкнул сына и закричал:

– Рехнулся?! Двадцать лет, а мозгов – как у цыплёнка!

Младший Нори с вытаращенным глазами посмотрел на отца и понял: тот ещё ничего не знает.

– Война, отец, – тихо сказал парень, пребывая в шоке.

– Ты что городишь?! Наслушался опять баек в трактире, болван?

– Война! – повторил младший Нори. – Настоящая война, отец! С Рен… С Ренской Империей!

– Какой Империей, хватит летать в облаках, бери заготовку и делай вазу!

Младший Нори голой рукой взял кусок глины из таза и бросил его в отца с криком:

– Да послушай ты! Опять просидел всю жизнь в погребе, ты так и останешься там копаться в своих запасах и вытаскивать глину из жилы! Лорд Гилмор собирал всех на площади, через неделю на нас нападут!

Старший Нори замер на секунду, а затем непонимающе помотал головой:

– Через… Гилмор… Погоди, бессмыслица какая-то. Ты точно не перепил? Зачем кому-то нападать на Тагервинд?

– А я откуда знаю?! – заревел младший Нори. – Если сомневаешься, можешь съездить к Ренамиру с ближайшим караваном, жду тебя обратно с топором в башке! Старый дурак, кто ещё в облаках летает! Сидишь тут со своими горшками, топишься в глине, и меня с собой затягиваешь в это серое болото… – он чувствовал такой напор эмоций, спровоцированный грядущей осадой, что больше не мог себя контролировать. – День за днём одно и тоже: глина, глина, глина, гончарные круги, печи, ножи, краска… Да пошло оно всё, теперь в этом нет никакого смысла! И ты пошёл! Сегодня я записываюсь в патруль. Может, хоть эта война что-то изменит и я, наконец, добьюсь… хоть чего-то.

Старший Нори ошеломлённо смотрел на сына, его руки поджались к груди, а челюсть дрожала. Он не знал, что сказать в ответ на срыв ближайшего и единственного родственника, а изобличённая бессмысленность всей работы во время грядущей осады парализовала мужчину, посвятившего всю жизнь одному лишь гончарному делу. Он не был готов к тому, что этот месяц ему преподнёс, и скованный своей беспомощностью остался стоять на месте, пока сын не махнул на него рукой и не ушёл прочь.

Младший Нори зашёл домой, переоделся, поправил поясной ремень и умылся в бадье. Он вышел на улицу и, не тратя ни секунды, пошёл к казармам. Люди вокруг носились из стороны в сторону, женщины рыдали и перебирали вещи, а мужчины заколачивали окна и вытаскивали из тайников давно запылившееся оружие. Дети же, не осознавая происходящего, наблюдали за ними со стороны, некоторые просто играли во дворах, будто ничего в их жизни не изменилось. На улице Нори встретил маленькую девочку по имени Галла – для её семьи они с отцом когда-то делали набор столовой посуды. Галла встала прямо перед Нори и с дрожащими поджатыми губами задала вопрос:

– Нори, почему все кричат? Почему бегают туда-сюда?

Парень присел перед ней на колено и негромко ответил:

– Галла, тебе нужно держаться рядом с мамой и папой. Скоро в этот город придут злые люди, и если они тебя увидят, то сильно обидят. Поняла? Беги скорее.

Девочка несколько раз кивнула, а на её нижних веках заблестели скапливающиеся слёзы. Дослушав слова Нори, она тут же пустилась бежать в сторону своего дома.

Дальнейший путь по каменистой дороге был недолгим, и через несколько минут Нори оказался перед одноэтажным каменным зданием с деревянной крышей, заваленной соломой. У окованной дубовой двери казарм стоял алебардщик, который отстегнул переднюю часть кирасы и поправлял под ней обмундирование. Он заметил приблизившегося к нему Нори, поднял взгляд и сказал:

– Я тебя знаю! Сын гончара. Зачем пришёл?

– Хочу записаться в стражу, нести дозоры и патрулировать, пока не придёт время защищать город, – решительно произнёс Нори, хотя какая-то его часть боялась об этом говорить.

Между героем и трусом порой очень тонкая грань, и Нори сейчас балансировал на ней, опасаясь принять неверное решение. Алебардщик пожал плечами и кивнул на дверь:

– После коридора налево, там сидит командир стражи. Тебе к нему.

Нори кивнул, помедлил секунду и открыл тяжёлую дверь. Он зашёл в прохладный каменный коридор, бесшумно прошагал по нему несколько метров и свернул налево, где была комната с письменным столом и угрюмым мужчиной, который что-то медленно выводил пером на бумаге. Дневной свет из окна отражался в его покрасневшей лысине, а с седоватых усов свисала капля пота – казалось, он тратил немало сил на документ, которым был занят.

– Командир? – неловко спросил Нори, поёжившись у двери.

Мужчина поднял голову и осмотрел его.

– Гонец? – сухо спросил он.

– Нет, господин.

– Уборщик?

– Нет, – снова ответил Нори.

– Новый писарь, что ли? Наконец-то. Перо держать ты уже обучен, надеюсь? – с облегчением спрашивал командир стражи, отложив документ в сторону.