АНЯ

– Ань, ты совсем что ли голову потеряла?! – подруга смотрит на меня во все глаза, а потом, для пущего эффекта, видимо, еще и крутит пальцем у виска. – Соберем мы тебе деньги на лечение брата! Создадим группы в социальных сетях, откроем счет, обратимся в какие-нибудь благотворительные фонды… да хоть на телевидение, честное слово! Совсем не обязательно для этого становиться… – она трясет головой и морщится, явно не желая произносить слово «проститутка». И на этом, блин, спасибо. – Совсем не обязательно продавать себя.

– Я собираюсь продавать не себя, а только свою невинность, Кать, – уточняю я усталым голосом. Если честно, подруга меня откровенно злит. Она первая, кому я рассказала о своем решении. Мне было непросто, и я рассчитывала на поддержку, помощь и безусловное принятие – оно мне сейчас очень нужно, правда… А она меня осуждает. Это чертовски больно.

– Какая разница! – восклицает Катя.

– Большая, – отвечаю я.

– Есть другие способы найти деньги для Миши.

– Ему десять и у него рак, – я качаю головой. – И пока у нас есть шансы навсегда избавиться от этого дерьма, но каждая неделя на счету, и денег все равно потребуется очень много… Пересадка костного мозга, содержание в палате, всякие сопутствующие процедуры, уколы, питание… Наша мама столько не зарабатывает. Отец ушел из семьи много лет назад и мы даже не знаем, где он сейчас… А у меня только второй курс колледжа, у меня вообще нет денег, понимаешь?! Это мой единственный вариант помочь!

– Тебе же только исполнилось восемнадцать! – возмущается Катя, и я совершенно не понимаю, при чем тут это.

– Какая разница, сколько мне лет вообще?! – фыркаю сердито. – Наоборот даже: чем я моложе – тем лучше. Больше вероятность, что аукцион будет успешным, а итоговая сумма – большой и покроет все лечение.

– А если тебя изнасилуют?! – спрашивает подруга. – Или обманут и ничего не заплатят, когда возьмут свое?!

– Я обратилась в агентство, – говорю я. – Они гарантируют оплату, безопасность и анонимность. Мы будем заключать договор, все серьезно.

Катя качает головой:

– Не доверяю я никаким агентствам…

Я смотрю на нее и почему-то испытываю отвращение.

Не доверяет она!

Конечно. Это же не ее брат может умереть от рака…

Мише поставили острый лимфобластный лейкоз всего несколько недель назад – в конце лета. Сейчас заканчивается октябрь. До постановки диагноза он болел совсем недолго – доктора сразу сказали нам, этот вид рака развивается очень быстро. Так оно и случилось. Еще в июле он был здоровым жизнерадостным мальчишкой – а потом вдруг появились слабость, ломота в костях, боли в животе, частые кровотечения носом…

Сначала мы с мамой даже не придали всему этому большого значения: дети – они иногда болеют, со всеми случается, не паниковать же сразу… Я вот вообще в детстве очень часто болела. А Миша все лето гонял во дворе в футбол, отдыхая от школы и набираясь сил и энергии перед будущим учебным годом… Мы решили: перегрелся, утомился. Предложили ему остаться на несколько дней дома, отдохнуть, позалипать в мультики и компьютерные игры. Он с радостью согласился. А потом – началось самое страшное

После очередного мощного кровотечения из носа мама вызвала Мише скорую помощь. Впрочем, ничего толкового нам тогда не сказали: предположили сотрясение головного мозга (хотя брат со всей ответственностью заявил, что не падал и не ударялся головой), перегрев, даже банальную простуду. Но посоветовали пойти к доктору.

Мама повела брата на прием.

Педиатр отсмотрел мальчика, зафиксировал анамнез, выписал направления на анализы крови и несколько скринингов.

Потом перенаправил к детскому онкологу-гематологу.

Там все и выяснилось.

Мама тогда сразу впала в паническое состояние, а я – в какой-то ступор. Миша в свои десять отлично понимал, что с ним происходит нечто ужасное, первое время отважно пытался утешать и маму, и меня, но потом его положили в детскую онкологию, и он сам значительно пал духом. Первые процедуры, диета и резкое ухудшение самочувствия и вовсе разбили его. Сейчас он в ужасном состоянии – причем больше психологическом, чем физическом.

Пребывание в палате и первые расходы взялся оплачивать благотворительный фонд помощи детям с заболеваниями крови. Но они сразу предупредили: они не смогут оплатить все лечение, особенно пересадку костного мозга. Это просто огромные суммы.

Нужно было искать средства. Мама стала выходить в две смены (она воспитатель в детском саду), но это не сильно помогло.

Кое-кто из родственников решил помочь – но и этого было мало.

Тогда я решилась пойти на отчаянный шаг.

Я и раньше слышала и читала о продаже невинности. Другие девушки поступали так, чтобы оплатить обучение в университите, переехать в Европу, купить квартиру или автомобиль, помочь родителям…

Заработать средства на лечение больного раком брата – разве это не самая благородная цель из всех возможных?

Матери я ничего не сказала.

Катя не одобрила – но мне было плевать.

На следующий же день я пошла заключать договор с агентством.

Стартовой суммой мы назначили триста тысяч рублей.

Еще через день появился первый покупатель – он предложил пятьсот.

– Анна Александровна, – обращается ко мне мой агент Роман. Имя у него, скажем прямо, так себе для человека, который за бешеные бабки продает чужую невинность. Слишком роман…тичное. Зато одет он не как-нибудь вычурно и пафосно (я такое почему-то предполагала, когда первый раз сюда шла), а как обычный сотрудник обычного московского офиса: светло-синяя рубашка с небрежно расстегнутой верхней пуговицей, серый пиджак нараспашку, серые брюки, голубые лакированные мокасины…

Есть ведь такое слово – мокасины?

Если честно, в последнее время от нервов я начала забывать элементарные слова.

Нимб. Фейерверк. Эстафета.

Начались проблемы с учебой. Второй курс педагогического колледжа – это уже не первый, много профильных предметов, надо серьезно заниматься…

А в моей голове – полный бардак.

Картинки сменяют одна другую со скоростью света.

Миша, бледный и с синяками под глазами, лежит на больничной койке, у его носа – кислородные трубки, в венах – капельницы, на пальцах – регуляторы пульса. Его как будто бы придавили сверху чем-то невидимым: такой он стал плоский, прозрачный, еле живой… Грудь едва-едва вздымается. Даже не верится, что еще совсем недавно он бегал с другими мальчишками во дворе и чувствовал себя совершенно здоровым, хотя глубоко внутри его организма уже зрела эта гадкая болезнь…

Мама каждый раз плачет, приходя с работы, сильно похудела, осунулась за эти два с половиной месяца, пашет в две смены, как проклятая, еще какую-то подработку взяла, но денег все равно ни на что не хватает, она постоянно бегает в больницу, таскает Мише сладости, разрешенные при его диете, заботится о нем, а вот сама совсем не спит, да еще и винит во всем себя… Мол, не поняла вовремя, что с сыном что-то не так, что он заболел.

Катя денно и нощно читает мне морали и нотации. Вот ведь святая праведница нашлась! Даже смешно… Обидно, но я больше не чувствую, что она моя подруга. Теперь в ее глазах я проститутка. Прости, господи! Если бог есть и он почему-то решил наградить моего брата раком – пусть и меня простит за мои будущие грехи, ибо я не ведаю, что творю…

А не творить – не могу.

Иначе Миша умрет.

А этого я допустить ну никак не могу.

– Анна Александровна! – повторяет нетерпеливо Роман, и я наконец прихожу в себя, поднимая на мужчину пустые уставшие глаза:

– Да… Простите меня, простите…