– Ладно, говорун, насчёт веника и швабры можешь не беспокоиться, – с усмешкой заверил Чуб, затушив окурок в пепельнице. – Не причиню тебе повреждений, Тимоха. Я вообще не собираюсь пользоваться в хате бабьим инструментом. И Марии скажу, чтобы не делала лишних размахов к потолку. А насчёт того, чтобы не обращаться друг к другу – это ты зря. Неужто одному не скучно тут сидеть? Если круглосуточно без компании, тихо сам с собою, разве это жизнь?

– Нет, я скуку понимать не способен. У меня жизнь имеет другое понятие. Пока муху подкарауливаешь в паутину – какая тут может быть скука? Сплошной азарт. И комаришку тоже интересно. А если какую-нибудь тваринку покрупнее, а? Нет, ты только представь: вот, к примеру, ночную бабочку – один час, не то два или даже три часа прослеживаешь зрением, любуешься на неё, и всё ждёшь эту сучку толстомясую, пока она порхает себе под потолком, и азарт из тебя так и дрыщет! А когда бабочка требухается, как скаженная, и каждая паутинка дрожмя дрожит под твоими лапами – там вообще только успевай добычу обрабатывать по консервной части, чтоб сохранилась подольше. Не до скучания!

– По консервной части – это мне знакомое дело, – посочувствовал Чуб. – Тут и вправду не особенно заскучаешь…

– Внимание, внимание! Смотрите все! Невиданная шутка природы! Потрясающе уродливо: человек ест, ест и ест!

(Художественный фильм «МАЛЕНЬКИЕ НЕГОДЯИ»).

– Я люблю тебя, Таня.

– Так не бывает.

– Бывает.

– Ты всю жизнь будешь любить Клаву…

– Так не бывает.

– Бывает.

(Художественный фильм «В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ ВИНИТЬ КЛАВУ К.»).

Чуб никогда не придавал значения разным обрядам, поэтому для него свадьба являлась обыкновенным утомительным мероприятием, которое придётся исполнить ради спокойствия замшелых родственников. Зато Мария, несмотря на понятную убыточность ритуала, не могла представить себя без его совершения хотя бы один раз в жизни, отчего с нетерпением ждала назначенного дня (тем паче что ощущения полной надёжности своего положения у неё пока не возникало, и его следовало укреплять).

Некоторые мечты сбываются на удивление быстро. Так и мечта Марии не заставила долго дожидаться своего благополучного осуществления.

Наступил день свадьбы.

Счастливая невеста поднялась спозаранку и всё утро с неминуемым видом прихорашивалась перед зеркалом. Чуб ждал-ждал, а потом по случаю непривычного настроения подошёл сзади, выглянул из-за её плеча и состроил умное лицо. После чего долго с удивлением смеялся над своим отражением, словно ничего подобного в жизни не видывал. Машка необидчиво шмякнула его по носу какой-то напудренной хреновиной и, не остановившись на этом, поставила ему губной помадой жирную черту поперёк лба. Затем тоже стала смеяться. А Чуб, ощутив внезапное притяжение, потащил её за руку в спальню, чтобы успеть получить супружеское удовольствие – приговаривая:

– В последний раз перед свадьбой. И не спорь, а то вдруг ты мне перестала подходить, а? Вдруг я ещё передумаю? Давай-давай, хватит упираться, идём, пока никто не видит!

В общем, проявил непреклонность характера, понимая, что в такой день отказа ему быть не может.

***

Родители Марии, сдержав свою угрозу, на мероприятие не явились.

Во всём остальном день был ясным и солнечным. В доме собралась неправдоподобная толпа родичей и разноудалённых соседей, друзей-товарищей и просто знакомых. О некоторых из гостей молодожёны и слыхом не слыхивали, но те выказывали такую бурную радость, что разбираться ни с кем не хотелось, да и приготовлений был полон рот, особенно у женщин. Батя тоже что-то невнятно хлопотал, с руководящим выражением на лице путался под ногами у приподнято-взволнованных баб, которые беззлобно, с хиханьками да хаханьками попинывали его, ни на секунду не прекращая деловитого снования по хате с кастрюлями, плошками, графинами и столовыми приборами. Один Чуб, не выносивший суеты и заранее желавший, чтобы этот день поскорее закончился, удалился в огород. И бродил там, среди буйно выпучивавшейся из земли молодой зелени, размышляя о вероятной правильности всего, что получается с людьми само собой, пока его не кликнули ехать в ЗАГС.

В своём новеньком чёрном костюме Чуб взопрел почти как в бане. Тем более что брюки оказались узковаты и поджимали между ног. Но за исключением указанных погрешностей всё в ЗАГСе совершилось максимально быстро и безболезненно. Родичи, друзья, соседи и прочие неизвестно кто, теснясь и перетаптываясь, улыбались друг другу так широко, словно желали наилучшим образом прорекламировать свои железные зубы и вставные челюсти. Чуб попытался было возбудить в себе ощущение торжественности момента, однако ничего даже отдалённо похожего на радостный трепет ему поднять из душевной глубины не удалось. Зато вокруг него общеблагостный градус атмосферы нарастал из-за предвкушения неуклонно приближавшегося свадебного пиршества. Единственная непредвиденная хохма чуть не получилась при фотографировании. Штатный фотограф долго прицеливался запечатлеть брачующихся вместе с сопутствовавшей им компанией, а потом объявил, что фотография не получится радостной, пока из кадра не уберут недоразумение в образе всё время протискивавшейся на передний план насупленной бабки в траурном чёрном платке, которой место в кромешной тьме веков, а не на праздничном мероприятии.

– Это Фёдоровна, – тут же шепнул кто-то знающий на ухо Чубу. – Она здесь себе на жисть подрабатывает, не пропускает ни одной свадьбы. Ить специально стоит, зараза, шоб, значит, фото спортить. Дай ей немного денег – тогда отстанет. Не драться же с дремучей старухой.

Особенно раздумывать было некогда: Чуб с коротким сожалением сунул бабке в ладонь смятую двухсотрублёвую купюру. Та, помешкав несколько секунд, поняла, что больше не дадут (её глаза, словно две мыши, уставились на Чуба из своих глубоких нор, но скоро утратили интерес). После чего, хлюпнув носом, трижды перекрестилась и с потусторонним достоинством зашуршала чёрным подолом к выходу.

Возвратившись из ЗАГСа, гости сгрудились перед калиткой и – пока Чуб и Машка протискивались сквозь потную толпу родичей, друзей, соседей и всех прочих – принялись радостно выкрикивать полагавшиеся по такому случаю народные лозунги:

– Наша птица – не в поле синица! Добрую жену взять – ни скуки, ни горя не знать!

– Нынче ночь для жениха – встромит невесте петуха!

– Девкой меньше, молодицей больше!

– Муж жене – отец, жена мужу – венец!

– Без женщины мужчина – что вода без плотины!

– С доброй женой горе – полгоря, а радость вдвойне!

– Что муж не сможет, то жена допоможет – и ему, как лебедь-птица, выведет детей вереницу!

– Что гусь без воды, то мужик без жены!

– По воде пловец, по девице молодец!

– От хорошей жены раньше смеха весело!

– Жена мужу – пластырь, муж жене – пастырь!

И разное тому подобное.

Женитьба на Марии вдруг почудилась Чубу игрой, детской забавой, содержание которой состоит в том, что мальчик и девочка примеривают на себя роли мужа и жены, разыгрывая невинные сценки семейной жизни, пока им это не наскучит. «Ага, а после свадьбы мы с Машкой ещё поиграем в доктора, – с лёгкой издёвкой над собой подумал он. – Снимем трусы и станем лечить друг дружку от всего подряд». Дальше его фантазия не пошла, поскольку запас кричалок у друзей и народа иссяк, и гости с облегчением ринулись занимать места за организованным во дворе столом. Это было Чубу вполне понятно: он и сам тяготился придуманными формальностями и любой праздник обычно оценивал по качеству застолья. Правда, в день свадьбы они с Машкой договорились иметь приличный вид, потому напиваться ему не полагалось. Невеста обещала зорко следить за ним и самолично отмерять дозу наливаемого в рюмку. Он был не против.