– Сердитого проклянут, а смирного живьем проглонут. Каждый по-своему с ума сходит, а я не собираюсь. Пусть отыскивают конструктив те, у кого трудовой стаж не выработан.

– В конце концов, вы ведь ещё человек не старый. Наверное, могли бы, как я, соорудить тепличку или хотя бы парничок… Курочек развести или, я не знаю, кроликов… Или ещё какую-нибудь живность.

– А я не хочу живность! – в голосе бати всё явственнее проступало раздражение. – Куры у меня и так есть, но это ерунда, от них не разжиреешь. Зачем мне всё это нужно, если я своё уже отработал? Между прочим, честно отработал: не воровал и не спекулировал. Меня теперь государство должно на полном довольствии содержать, чтобы я напоследок мог отдыхать и радоваться, понятно?

– Но того государства, которому полагалось нас содержать, уже нет. Был Советский Союз, а теперь – Россия, совсем другая страна, капиталистическая, ничего не поделаешь.

– Никакой России тоже на самом деле уже почти что нет. Я такую думку имею: теперь нами управляют американцы. И Европа им допомогает по мере возможного. Собрались жадною стаей над полумёртвой тушей – и рвут на куски, как шавки. Для видимости внушают новомодные ухватки, а сами доворовывают остатки всего, что демократы не успели разворовать. Мечтают довести нас до предела человеческого падения!

– Насчёт демократов – это вы зря. И американцы – они же не воюют с нами: наоборот, сколько лет нас подкармливали кредитами, за это надо сказать им спасибо и поклониться в пояс. А заслуга демократов уже хотя бы в том, что мы теперь живём в мире, лишних вооружений не производим, нам не надо чрезмерно тратиться на армию, потому что её всё время сокращают. Это же хорошо: армию сколько ни сократи – а всё мало будет. Кому она нужна? Только зря проедает наши налоги. Нет, неправильно так жить. Надо идти рука об руку со всеми современными веяниями, а не обратным ходом в прошлый век.

Такое мнение про армию Василий Поликарпович высказал напрасно. Разумеется, он не знал, что батя всю жизнь прослужил прапорщиком в танковом полку, и его выперли на пенсию – именно по сокращению – на полтора года раньше положенного срока.

До сих пор сидевший, сыто откинувшись на спинку стула, и бездельно рассматривавший свои ногти Чуб насторожился. Он понял: сейчас что-то будет.

Мать тоже это поняла. Она успокаивающим жестом положила ладонь на плечо отца, но сказать ничего не спроворилась. Она даже рта раскрыть не успела – а батя уже засверкал глазами, вскочил на ноги и, запальчиво смахнув со стола тарелку с остатками холодца, заорал хмельным голосом:

– Говоришь, когда армию сокращают – это хорошо? Значит, никому она не нужна, да? Ишь какой любомудр нашёлся, современные веяния почуял! А если завтра война? Об этом ты подумал, штафирка несчастный? Вот заявятся сюда американцы вместе с немцами и обратят всех нас в своих рабов! Из-за того что разные интеллигенты дорассуждались о сокращении вооружений! Благодарю всепокорно за такую благую намеренность! Нало-о-огов, вишь ты, пожалел, гусь крапчатый! Устои рушить – много ума не надо! А ты сначала построй что-нибудь путное! После этого, может, сто раз подумаешь, прежде чем рушить! Армия ему помешала! Да что ты в ней понимаешь, в армии? Откуда взял сведения про лишние вооружения?! Газет начитался?!

– Помилуйте, – растерянно привстал со стула отец Марии. – Я просто имел в виду, что не стоит государству тратить народные средства из бюджета на содержание такой огромной армии. Об этом и в газетах, и по телевидению…

С последним словом он, не удержавшись на полусогнутых ногах, снова хлопнулся на стул; и, уронив руки на колени, договорил примирительным тоном:

– У вас просто односторонний взгляд и искажённые жизненные критерии.

– У меня искажённые, да? А у тебя этих самых критериев вообще недостаточно, чирей тебе во весь бок! Можно сказать, с гулькин нос у тебя критериев, а те, которые имеются, – слабые и унизительные для обоснованного человека! Ниже достоинства! И вот все вы такие: прохиндей на прохиндее сидит и прохиндеем погоняет! Задать бы каждому такому перцу по самое сердце! Чтобы стало неповадно искажаться и тыкать в нос порядочным людям свои критерии! Чтобы не сбивали народ с панталыку! Но правда своё возьмёт!

– По-моему, я не сказал ничего обидного.

– А предательство русскому офицеру всегда обидно! – пуще прежнего взбеленился отец. – Вот так попустительствуешь слабодушно, принимаешь в своём доме и самогонку пьёшь с разными спекулянтами цветочными, а они не понимают всю меру ответственности! На народных несчастьях обогащаются и на твоих глазах готовы Родину без защиты оставить! Потому что соблазнились изменой и не хотят сознавать безнадёжность своего положения, подлецы мерзавские!

– Да что вы такое мелете? – неловко опрокинув стул, Василий Поликарпович вылетел из-за стола с видом животного, почуявшего, что его заманили в гиблое место; схватил жену за руку и потянул её к выходу. – Нет, знаете, я ваше солдафонское хамство терпеть не собираюсь!

– Это я предателей терпеть не собираюсь в своей хате! – продолжал грохотать отец исчерпывающим голосом, напрягая жилы на шее и с каждой секундой всё отчаяннее багровея лицом. – Разворовали страну, понимаешь! А теперь ещё меня попрекать вздумали! Глядите, чтобы это вам не вышло боком или ещё как-нибудь похуже! Лгавши век, нельзя не оболгаться! Ишь какие хитрозаперченные выискались! Они желают, вишь ли, деньги лопатой грести да фанаберию разводить, а я на старости лет должен вкалывать! Спину заради них гнуть почём зря! Не бывать тому! Пусть я живу ни худо, ни красно, а хлеб свой ем не напрасно и ни от кого в зависимости не нахожусь! Нечего мне тут пропаганду свою перемётную излагать! Гости хозяину не указчики! Вот вам бог, а вот и порог!

– Ноги моей в этом доме больше не будет! – крикнул Василий Поликарпович. – Не семья, а чёрт знает что такое, чистый балаган!

И, догадавшись, что оставаться здесь становится небезопасным для здоровья, скорым шагом умчался за дверь. Которой при этом хлопнул так сильно, будто желал застать врасплох своё раздражение, прищемив ему нос, и так громко, точно от силы звука мог зависеть успех в исполнении его желания.

– Какое бескультурье! – подала звук Таисия Ивановна, с разбега ударившись о дверь и торопливо открыв её, чтобы исчезнуть следом за Василием Поликарповичем. – Порядочному человеку не место в такой компании!

– А-а-а, морды воротите! Неприятно слышать горькие истины! Вот и ступайте откуда явились, без вас тут воздух станет посвежее, попрешники пятигузые! Чтоб вас обоих по дороге свело да скорчило, повело да покоробило! – с такими словами батя указал полусогнутым перстом на улицу сквозь пыльное оконное стекло. Затем в сердцах швырнул вослед Василию Поликарповичу и Таисии Ивановне ополовиненную эмалированную миску с квашеной капустой (которая исчезла в сумерках вновь раззявленного дверного проёма – и, судя по последовавшим женским визгам, попала на излёте во второстепенную цель). Этого родителю показалось мало для финального знака препинания, и он продолжил сопровождать отступление посрамлённых кандидатов в родственники лаконичными комментариями текущего момента, переходящими в изложение бескомпромиссной политической перспективы:

– Каковы гости, таково и угощение! Нате вам что не жалко собакам выбросить! Ишь как остробучились, ровно черти на попа, ну и хорошо, ну и шут с вами! Ничего-ничего, коммунисты ещё придут к власти! Тогда настанет правильное время для нормальных людей, а не для таких, как вы, хапуги загребущие! Гнилостные наросты на теле пролетарской массы! Плесень! Дали вам волю, так вы и рады фордыбачиться да выкобениваться! Ничего-ничего, всё придёт в свой черёд! Погодите, будете и вы с бедою, как рыба с водою! Вот попомните моё слово: настоящая народная власть зачтёт вам, что полагается по уголовному кодексу! Каждому злоумыслителю определит своё место! Кровавыми слезами отольются вам ваши теплички-парнички, интеллигенция сраная! Поедете лес валить на сибирских просторах или околеете под забором! Ку-у-ульту-у-урные они, ишь две цацы! Да не нужны нам в сродственниках такие людишки с душком! Много чести! Пигмейское племя! Катитесь колбасой, на хрен вы здесь не сдалися! Скатертью дорога! Милости просим мимо ворот борщ хлебать!