Кошка шевелилась. Прежде чем успел что-либо сообразить, он вскочил и с бормотаньем: «Чур меня, чур меня» хлопнул ладонью по клавише настольной лампы, напрочь забыв о светомаскировке. К счастью, родители были увлечены фильмом. Он стёр со лба испарину и посмотрел на «детский светильник». Чучело как чучело, стоит себе на столе и не двигается. Что за фантастика? Тут до него дошло, в чём секрет, и он обругал кошку словами, которых набрался от Ромки и Славки. Выключил и свет, и кошку, залез под одеяло и отвернулся лицом к стене.

Ведь в этом чучеле тоже есть трансформатор! А как он работает — это уж на совести производителей. Видать, не очень правильно работает. Напряжение то падает, то возрастает, поэтому лампочка внутри горит то ярче, то тусклее. С интервалом этак примерно три — четыре секунды. Малюсенькие дырки в глине — «очаровательные глазки» — как нельзя лучше подходят для демонстрации этого эффекта, создаётся впечатление, что чучело прищуривается, а отражённый свет заставляет его «шевелиться». Разумеется, при свете настольной лампы никаких эффектов не видно, они работают только в темноте.

Всё просто, никакого колдовства, но сколько нервов потрачено! Витька представил, что пришлось пережить маленькой Настьке. Тот, кто изобрёл этот светильник, похоже, не такой уж и дурак. Гад он, вот он кто. С таким же успехом мог бы сделать ночник в форме черепа. И ведь скольким детям таких кошек включают на ночь! Наверняка у этого гада своих детей нет, а чужих ему не жалко. Почему-то Витьке и в голову не пришло спрятать кошку, она так и осталась ночевать на столе.

========== 3. Визит ==========

Утро началось с крика. Мама пришла открывать занавески и увидела подарок тёти Тани. Не разобравшись, в чём дело, она обрушила на ещё сонного Витьку град обвинений в том смысле, что он у ребёнка последнее готов отобрать, и унесла кошку обратно в Настькину комнату. Там мама не стала кричать. Витька хорошо видел через открытую дверь, как она аккуратно поставила кошку на прежнее место, а Витькин светильник вынула из розетки. Мама вышла, прикрыла дверь и ткнула оранжевым шариком Витьке в лицо:

— Твоя работа? Хочешь пожар устроить? Хочешь нас всех уморить?

— Она боится кошки, и я…

—Ничего она не боится! А ты решил нас всех сжечь живьём! Бессовестный! Да тебя в колонию посадить надо! Всю семью убить захотел!

Она вышла, держа светильник за провод и намереваясь, видимо, выбросить его в помойку. Витька оделся, кое-как заправил кровать. Настроение было уже паршивое, а тут ещё Настька проснулась и пулей вылетела из спальни с воплями:

— Вить! Кошка обратно пришла! Я проснулась, а она сидит! И смотрит…

— Не выдумывай, — осадил её Витька. — Глина не ходит. Давай одевайся быстро, а то манная каша остынет.

У мамы была замечательная черта: она мгновенно забывала всё, что недавно сделала, поэтому Витька беспрепятственно вытащил из помойки свой ночник с оранжевым шаром и спрятал в сарае до вечера, не боясь, что мама заглянет в ведро и спросит: «Где светильник?» Мама уже не помнила, что утром хотела отправить Витьку в колонию. У неё было слишком много домашних хлопот, чтобы помнить такие мелочи. Глава семьи спозаранку уехал на работу, сын возится в сарае, дочь, наглотавшись полезной каши, смотрит мультики — значит, всё прекрасно, и есть время спокойно постирать и сварить щи. А потом нужно будет полоть помидоры, мыть полы и вытряхивать половики. Для себя у мамы не было ни секундочки. Витька это знал и видел, но не вмешивался. Понимал, что маме надо помочь, но боялся, что его опять обругают.

Ближе к трём он попросил маму одеть Настьку во что-нибудь приличное.

— Я и забыла, что к тебе эта вертихвостка придёт, — с раздражением сказала мама.

— Почему сразу вертихвостка? Ты её ещё ни разу не видела, а уже обзываешь! — возмутился Витька.

— Не защищай! Ишь, встал на защиту! Защитничек! — крикнула мама, но Настьку всё-таки оторвала от телевизора и одела.

Витька с сожалением оглядел мерзкое куцее платьишко, висящее на сестре как балахон. И кто придумал, что детские платья должны быть короткими и широкими? И стригут её каждый год тоже зря. Уродуют ребёнка, как могут. Ради чего, спрашивается? Чтобы не тратить время на косы? Такова логика взрослых. Пусть девочка будет пугалом, зато я сэкономлю пять минут в день.

Без пяти четыре он залез на сарай и начал высматривать Луизу. Вдруг опять не придёт? Мама, переживая за крышу сарая, криками согнала сына, и тогда он вышел на улицу. В пятнадцать минут пятого, изведясь ожиданием, наконец увидел на дороге Луизу и помчался встречать.

Сегодня она была в розовом.

— Привет! — запыхавшись, сказал Витька.

— Привет, — улыбнулась она.

В руке у неё был пакет — лаковый, розовый и на вид лёгкий, и Витька не знал, стоит ли помогать. Он представил, как будет смотреться с розовым пакетом, но на всякий случай спросил:

— Тебе помочь нести?

Она со смехом помотала головой. Волосы у неё были уложены опять по-новому: не локоны, не кудряшки, а что-то напоминающее пружинки, и когда она мотала головой, эти пружинки летали туда-сюда. Витьке сразу захотелось дёрнуть за одну из них, но он, конечно, сдержался. Вместо шляпки у Луизы был розовый зонтик — кстати, небо затянуло тучами.

— На этот раз я не опоздала, — с усмешкой проговорила Луиза и как бы ненароком посмотрела на свои миниатюрные часики из розового золота, отделанные мелкими алмазами.

— Ого, — не удержался Витька.

— Ты разбираешься в дорогих вещах? — удивлённо и одновременно уважительно спросила она.

— Нет, просто у меня тоже есть золотые часы.

— А почему ты их не носишь?

— Они старинные, на цепочке, дома лежат.

— Покажешь мне? Я безумно люблю антиквариат!

— Да, конечно. Проходи!

Скрипнула калитка. Чтобы попасть в свою комнату, Витьке предстояло провести Луизу через коридор и прихожую мимо мамы с папой — не лезть же с ней в окно, и он немного нервничал. В коридоре скинул сандалии и увидел, что Луиза неловко, опираясь на квёлый зонтик, пытается стоя переобуться. Табуретки для переобувания не было, и её отсутствие впервые бросилось ему в глаза. Он ощутил прилив стыда за свой дом и поспешно подал руку Луизе, а другой рукой взял розовый пакет и только сейчас заметил, что пакетов два: в одном лежало что-то с манящим фруктовым запахом, а из другого Луиза вынула розовые атласные туфельки с вышивкой и надела. За этим её и застала мама. Она вышла в прихожую, подбоченилась и громко спросила:

— Что, у нас пол, что ли, грязный? Надо в доме обувь одевать?

— Здравствуйте, — сказала Луиза, чуть опешив.

— Здравствуй, здравствуй, — пропела мама. — И чья ж ты такая?

— Мама, познакомься, это Луиза, — представил Витька.

— Кто? — изумилась мама.

— Луиза, — угрюмо повторил Витька и пожалел, что они не влезли через окно. Если Луизу доведут до слёз в его доме, это будет конец дружбе.

— Немка, что ли?

— Нет, я русская, — без тени улыбки ответила Луиза.

— Ну, проходи… Луиза.

Мама произнесла имя гостьи таким тоном, что Витька остановился как вкопанный и рявкнул:

— Мам!

Но Луиза дёрнула его за рукав и многозначительно посмотрела в глаза: не надо, мол. Они вошли в прихожую. Папа встретил Луизу более доброжелательно, даже убавил громкость телевизора, но тоже был насмешлив, сделал корявый комплимент по поводу имени и порадовался, что у Витьки появилось новое знакомство, а то он, Витька, со всякой шпаной общается. То есть, лучше Луиза, чем шпана. Луиза, изобразив подобие улыбки, протянула маме пакет со сладостями.

— Что это ты мне суешь? — недоверчиво проворчала мама.

— Это вам. Гостинец.

— Виноград, что ли? — Мама взяла пакет и понюхала. — Свежий. — она пожала плечами и бросила гостинец в холодильник. — Спасибо.

Луиза поняла, что винограда на блюдечке ей не видать, и шепнула Витьке: «Идём к тебе». Дети ушли, взрослые продолжили смотреть телевизор. До Витьки донеслись мамины слова: «Тоже мне, русская! А белая, как немка. И имя немецкое».