— У меня есть немного, — неожиданно для себя ляпнул он. Луиза воззрилась на него с надеждой.

— Но ты же собирал их на запчасти для велосипеда, — неуверенно возразила она. — Мне так неудобно.

— Ничего. Ещё наберу. Ведь Луна-парк ждать не будет.

— Витя, ты такой милый! Спасибо, — Луиза лучезарно улыбнулась, но вдруг снова нахмурилась. — А вдруг у тебя тоже отберут карманные деньги?

— С чего бы?

— Кто-нибудь увидит нас вместе и расскажет. Тебе же не велели со мной водиться. Слушай, а пусть они хранятся у меня! Я спрячу так, что мама не найдёт.

Доводы были железные, и Витька послушно снялся с места.

— Вить, положи в книгу. Как будто бы я почитать взяла. А то у меня ни сумки, ни карманов.

Луиза осталась ждать на брёвнышке, а он, вернувшись домой, вытащил заветную коробку и машинально положил свои сбережения в ту самую Книгу с ятями. Так спешил, что не догадался взять прошлогодний учебник или какую-нибудь чепуху.

— Через пять минут обедать! — объявила мама. — Щи готовы.

— Ага! — крикнул Витька и выскочил из дома.

Луиза сидела на бревне и плела венок из луговых цветов.

— Держи, — сказал Витька протягивая ей Книгу.

— Спасибо! Та самая… — Она положила Книгу на колени и примерила венок. — Мне идёт?

Витька засмеялся. Ей шло.

— Жарко, — пожаловалась Луиза. — Жаль, нельзя теперь надевать сарафан.

— Почему нельзя?

— Ты же мне синяков наставил, — скромно объяснила она, потирая плечо, и он покраснел от стыда за свою грубость. — Знаешь, Витя, я тут подумала… Спасибо большое, но возьми деньги обратно. Я не поеду.

— Но ты же хотела покататься на «Интерпрайз».

— Хотела. И в кегельбан поиграть. И в пещере страха проехаться. И в тире пострелять. Там есть даже тир! Но… не в этот раз.

— Почему?

— Что я там буду делать одна? Одной ехать в вагончике по пещере страха? В одиночку есть мороженое? Знаешь, это так грустно, — и она протянула ему Книгу.

У Витьки зашумело в ушах.

— Хочешь, я откажусь от путешествия? И мы в субботу поедем в Луна-парк, — услышал он свой голос словно со стороны. Как будто кто-то сказал это за него.

Глаза Луизы стали огромными.

— Нет, что ты, Витя! Не нужно ради меня отказываться. Это так важно для тебя. А Луна-парк через год приедет опять… Правда, мы станем старше, и нам будет уже не так интересно. И неизвестно, буду ли я здесь.

— Да шут с ней, с речкой. Я тоже никогда не был в пещере страха. Хочу послушать, как ты визжишь, — сказал Витька и подмигнул ей.

Луиза просияла и прижала Книгу к груди.

— Вот здорово, — прошептала она. — Во сколько мы встретимся в субботу?

— Давай в десять.

— В десять, — повторила Луиза. — На автобусной остановке. Витя, ты не представляешь, как я рада!

Она вскочила с бревна и чмокнула его в щёку.

— Отдай это Насте, — сказала она на прощанье, вручив ему венок, схватила шляпку и убежала.

Витька задумчиво потер щёку. Было сущим безумием отказаться от экспедиции, но ему хотелось петь, и он дал несколько кругов на велосипеде, прежде чем поехал домой. Сколько мучительных часов он провёл в раздумьях о том, что никогда больше её не увидит, что они расстались врагами, но теперь всё позади. Наверно, она и вправду не виновата, а просто растерялась, ведь она всего лишь девчонка. Только сейчас он понял, что злиться на кого-то — очень тяжкий труд.

========== 6. Прощание ==========

— Щи остывают, смерти моей хочешь? — сказала мама по привычке, но без злобы, и поставила перед Витькой дымящуюся тарелку. — Вот так. Вот так. Умница. — Это уже Настьке.

Папа снова был в отъезде, и обедали втроём. Синяя от натуги Настька поедала манную кашу зажмурившись, и мама хвалила её за каждый проглоченный кусок. Щи были слишком горячие, чтобы сразу есть, и Витька крутил ложкой в тарелке.

— Ешь, ешь, — понукнула мама. — Не кочевряжься. В вашем походе домашнего не будет.

— Мам, я, наверно, не поеду. Передумал.

— И слава богу. Я только рада буду. А то выдумали — в поход. За папу — ам! Вот так.

После обеда дети вышли из кухни, и Витька отдал Настьке венок. Она его мигом надела и сказала:

— Витька, это Луиза сплела?

— Какая разница. Носи.

— Вить, не женись на Луизе, она плохая.

— Чего это она плохая? — насторожился он.

—Она наврала про лодку. Это же она украла, а не ты.

— А ты почему промолчала, когда меня ругали? — запоздало поинтересовался Витька.

— Потому что мама сказала, что это ты, — объяснила сестра, глядя ему в глаза.

— Но ты же сама видела, что не я. Почему не рассказала?

— Потому что папа тоже сказал, что ты.

— Ты же видела. Почему промолчала?

— Я тоже подумала, что это ты, раз все на тебя говорят.

— Малявка сопливая.

— Я уже не сопливая! У меня прошло.

Витька ничего не забыл. Он радовался, что помирился с подружкой, радовался, что родители снова любят его, но лживое обвинение осталось висеть камнем на шее. Весь день его раздирали сомнения, не совершил ли он ошибку, отказавшись от путешествия, и ему захотелось прояснить одну мелочь. Вечером он подошёл к папе и попросил сделать потише телевизор.

— Пап, я спросить хочу. Ты по-прежнему мне не веришь?

— Насчёт чего? — не понял папа.

— Ты по-прежнему считаешь, что лодку украсть придумал я, а не Луиза?

— Не начинай, — скривился папа. — Еле замяли.

— Это вы замяли. А я нет. Меня до сих пор вором считают.

— А ты не вор?

— Она сама прыгнула в лодку и отказалась вылезать, если я её не покатаю, а потом меня же и подставила.

— Сын, прекрати. Это ты её пытаешься подставить, и тебя это, между прочим, не красит.

— Значит, не веришь? — насупился Витька.

— Не верю. Не мешай смотреть новости, — и папа нажал кнопку громкости.

Витька развернулся и молча ушёл в свою спальню. Больше у него сомнений не было.

Наступил день отъезда. Мама подняла всех ни свет ни заря окриком: «Вставайте! Лёша приедет, а вы спите, позора не оберёшься!» Она быстро ходила по дому, со скрежетом дёргала занавески на старых карнизах и каждые две минуты понукала папу: «Собирайся. Собирайся. Собирайся».

Она и сама уже несколько дней собирала его, укладывала в рюкзак носки и прочее, приговаривая, что экспедиция — это плохая затея. По маминому мнению, лучше бы никто никуда никогда не ездил.

— Ищешь себе неприятности на старости лет, — сказала мама, высыпая всё из папиного рюкзака и укладывая по-своему. Дело было в прихожей на диване.

— Милослава! — рассерженно сказал папа. — На какой на старости лет? Мне едва за тридцать перевалило.

— Я и говорю, четвёртый десяток разменял, скоро полвека будет, а ты всё никак не успокоишься. Слава богу, хоть сын умнее тебя и решил остаться дома.

— А это что за новости? Виктор! Как это понимать.

— Пап, я не поеду, — спокойно сказал Витька. — К нам на неделю Луна-парк приезжает, я лучше туда махну.

Папа аж сел.

— Тебе что, сынок, голову напекло? Да я еле упросил Лёху тебя взять! Какого чёрта я тебе рюкзак купил?

— На лодке можно всю жизнь кататься, — рассудительно ответил Витька, — а в Луна-парк через год будет неинтересно. Я же вырасту.

Папа встал и начал ходить кругами по комнате.

— Ты рассуждаешь, как старикан! — крикнул он, потрясая кулаками. — Я в твои годы голубей гонял!

— Ну и садист, — хмыкнул Витька и тут же схлопотал от мамы затрещину.

Заспанная Настька сидела тут же на диванчике и клевала носом, но, как только осознала, что брат не поедет, хриплым со сна голосом зашумела:

— Ура! Витька остается со мной!

— На самом деле я никаких птиц не гонял, — сказал папа тоном ниже, — это просто выражение такое. Но у меня не укладывается в голове, как можно променять турпоход на какой-то Луна-парк.

— Пап, у тебя своя жизнь, у меня своя. Мне хочется на каруселях покататься. Все ребята поедут, так что я буду не один.

— Ну, как знаешь, — сдался папа. — Только учти: второго шанса на такую экспедицию у тебя в жизни не будет.