Ира жила с матерью и бабушкой, поэтому лекарства и очки видела с детства. Очки терялись, и их дружно искали всей семьей, а приём лекарств был священным ритуалом, не нарушаемым даже на Новый год. Приём лекарств по часам и поиск очков стали символом стабильной жизни. Особенно поиск очков — сколько бы ни покупала Ира маме или бабушке очередную цепочку, очки неизменно продолжали теряться. С цепочкой они даже лучше терялись, потому что за неё их можно было вешать на гвозди в сарае за домом и на деревья в палисаднике.
Лет в четырнадцать Ира начала смутно осознавать, что ей хочется чего-то ещё. Приятно, конечно, найти мамины очки где-нибудь на двери туалета и получить заслуженную похвалу, но Ире хотелось поговорить. Книжку обсудить, например. Увы, разговоры в доме не шли дальше состава щей: обе добрые женщины не тратили время на чтение, предпочитая лишний раз выстирать половики.
С одноклассницами разговоры тоже не клеились — в маленьком одноэтажном городке не было мечтательниц, подобных Ире. Все девочки мечтали только об одном — поступить в институт, абы в какой, и разговаривали исключительно об учёбе. И когда после выпускного мама пристроила Иру в библиотеку — в ту самую библиотеку, куда Ира почти каждый день бегала после уроков, чтобы посидеть в читальном зале и на час-другой погрузиться в выдуманный мир, где нет ни очков, ни лекарств, — Ира была на седьмом небе от счастья.
Она никогда не отличалась честолюбием и с лёгкостью отказалась от высшего образования, наивно полагая, что подруги рвутся в институт ради карьеры. Когда она впервые спустилась в книгохранилище, у неё дух захватило от обилия женских романов, и ей показалось, что мечты сбылись. У неё был оклад, любимая работа — чего ещё желать? Для полного счастья оставалось только одно — познакомиться с незнакомцем. И Ира начала мечтать.
Таким образом её жизнь, резко изменившись однажды, вошла в размеренное русло и не менялась уже пять лет. Незнакомца не было. В подвал спускалась только уборщица, а потом и она уволилась, переложив свои обязанности на плечи Иры. Ира стала приносить маме вдвое больше денег, но счастливее не стала. Все одноклассницы вышли замуж, особо успешные уже по второму разу, и до Иры дошло с некоторым опозданием, что высшее образование — всего лишь побочный эффект учёбы в институте. И с каждым годом она чувствовала всё острее, что без любви жизнь не полная.
Но мечтать никто не запрещал, и Ира каждый день думала о незнакомце. Думала, ремонтируя старые переплёты, думала, увязывая в стопки совсем новые, нечитанные журналы для отправки в макулатуру, хотя ей было их жалко до слёз, думала, сортируя книги и подметая пол.
Не питая иллюзий на свой счет, Ира не отождествляла себя с яркими и наглыми героинями дамских романов, она только хотела, чтобы в хранилище забрёл мужчина за редкой книгой. Именно за книгой — электрики и сантехники изредка появлялись в подвале, но они так ругались, что бедная Ира затыкала уши и отворачивалась.
Словно очнувшись, она задержала взгляд на недостроенном доме, промелькнувшем за окном. Она не помнила его. На миг её вновь охватил полузабытый детский страх, что она села не на тот рейс, но автобус свернул на лесную дорогу, и Ира успокоилась, увидев привычный поворот.
Всё-таки автобус шёл как-то не так. То и дело за окном проносились незнакомые дома и места, и Ире оставалось только гадать — или она в самом деле перепутала рейс, или проложили новый маршрут. Такое же бывает, в конце концов. Водитель попался бедовый: превышал скорость, резко тормозил, резко дёргал вперёд, с ходу пролетал по выбоинам, так что мечтать скоро стало невозможно, разве что о дорожных таблетках. Впервые в жизни Ира испугалась, сидя в автобусе. До сих пор она слепо полагалась на мастерство шоферов, но этот фрукт мог в любую минуту устроить аварию. Уж не пьяный ли?
Раздался свист тормозных колодок, все пассажиры дружно ткнулись лбами в спинки передних сидений, и водила крикнул:
— Конечная!
Пассажиры начали ломиться к выходу, толкая друг друга. Ира посмотрела на часы: рановато! И осталась сидеть.
— Женщина! — рявкнул водитель. — Вам отдельно объявлять?
Ира испуганно вскочила.
— Но это не моя остановка.
— Освободите автобус, мне обратно ехать!
— Я пропустила свою остановку, можно, я с вами вернусь?
— Нельзя!
Ира прошла к выходу.
— Но почему?
— Не положено. Со следующим рейсом уедете. Ну! Быстро! Или вам помочь?
Ира вышла, на ходу несколько раз извинившись. Водитель развернул автобус и дал газу. Ира огляделась вокруг. Городок был одноэтажный и совершенно незнакомый. Ну хоть бы название на автостанции написали! Здание было старым, треснувшим и давно не крашенным. Из покосившейся урны шёл сизый дымок. У стены торчали вмурованные в асфальт железные остовы двух лавочек, и под ними дралась за хлебную корку банда серых чижей. Чуть поодаль располагалась груда битого красного кирпича, поросшая травой, и везде — бутылки, бутылки…
Ира вышла поближе к дороге, посмотрела направо, налево и разочарованно вернулась на станцию — теряясь в желтовато-серой дымке, в обе стороны уходил ряд одноэтажных деревянных домов, старых и покосившихся. Ни магазинов, ни телефона. Она впервые пожалела, что у неё нет мобильника: сейчас бы маме позвонила и спросила, что делать. На семейном совете решили, что раз в библиотеке телефон есть, то нечего тратить деньги, тем более что звонить Ире всё равно никто не будет. Ни подруг, не жениха нет — следовательно, можно сэкономить. Никто же не рассчитывал на такую вот ситуацию.
Народу на улице было мало, а кто был, тот к общению не располагал. У торца здания лежал алкоголик, которого будить не стоило, по другой стороне дороги топала группа гогочущих молодых людей, а вдалеке согбенное существо неопределённого пола катило пустую тележку. Ира остановила выбор на двух пожилых женщинах, занятых беседой о чьих-то похоронах, и, придав голосу как можно более умоляющее выражение, спросила:
— Извините, скажите, пожалуйста, какой это город?
Женщины резко оборвали разговор и уставились на неё немигающим взглядом. Не отрывая прищуренных глаз от Иры, одна другой что-то шепнула, а затем злобно сказала Ире:
— Постыдились бы!
Ира опешила. Машинально пробормотав слова извинения, она отступила на шаг, а женщины, не сговариваясь, торопливо пошли прочь со станции. Вторая на ходу обернулась и язвительно бросила Ире:
— А ещё молодая!
Возраст был серьёзным и самым частым обвинением в адрес Иры, и она смирилась с тем, что молодой быть постыдно. К каждому упрёку незнакомые люди добавляли фразу: «А ещё молодая!» Пытаясь понять, чем же она обидела женщин, Ира толкнула дверь и вошла в здание станции. Интерьер был стандартный: три ряда железно-деревянных кресел вдоль стен, несколько издыхающих растений на подоконнике и мрачная уборщица, возящая шваброй по полу. На одном из кресел, разинув рот, спал пыльный мужик без багажа. Багаж, похоже, стащили.
— Мне до ***-но на ближайший, — без интонации обратилась Ира к бабе за решёткой.
— На ***-но только вечером, восьмичасовой, — профессионально-сварливо ответила баба.
— Хорошо, — обрадовалась Ира.
Она была согласна на любое время, лишь бы домой. После покупки билета денег осталось не то чтобы совсем мало, но на такси не хватит. Если в этой дыре вообще есть такси. Огромные и безликие вокзальные часы показывали половину четвёртого. До восьми ещё далеко, и она отправилась на прогулку по городу: журнал купить, зайти в буфет, а если повезёт, и кино посмотреть. Про любовь.
Она замечталась и при выходе чуть не расшибла ногу о ведро с извёсткой. Кто-то поставил его прямо перед дверями, пока она покупала билет. Да, провинция… И тут её словно дёрнуло: надо же позвонить домой, пока автостанция не закрылась! Внутри она видела телефон-автомат. Вернувшись на станцию, Ира поняла, что ошиблась: за автомат она приняла железный шкаф.
— Извините, здесь телефон есть? — Ира сунулась в окошко кассы, надеясь, что ей разрешат поговорить по служебному, но и здесь ждало разочарование — касса уже закрылась. Уборщица тоже успела уйти, так что спрашивать было не у кого.
