Если бы я только понимала, что творится в его голове в эту минуту, но натыкаюсь на голодный светло-карий взгляд с золотисто-зелёными искорками. Молнии скачут в глубине зрачков. На губах блуждает не добрая улыбка. Желваки ходят ходуном под тонкой кожей, ещё сильнее подчёркивая острые скулы. Сейчас он как никогда похож на животное. Ноздри раздувает, словно принюхиваясь к чему-то. Секунду вертит рамку в свободной руке, не интересуясь изображением. Взглядом сверлит меня сверху вниз. Пальцы жесткие, горячие. Захват грубый. Рамлоу явно не рассчитывает силу с которой вцепляется в меня. Останутся синяки. По коже пробегает стайка мурашек, уползая куда-то под волосы на затылке.
— Не смей повышать на меня голос, — пытаюсь вырваться, выкручивая руку, — или ты пожалеешь.
Рамлоу рывком притягивает меня к себе, утыкаясь лбом в лоб. Фоторамка падает на пол. Упираюсь ладонями в широкую, до неприличия рельефную грудь, чтоб удержать равновесие. Под пальцами тяжело стучит сердце, пытаясь упасть мне в ладони. Жар кожи и характерный аромат крепкого тренированного мужского тела бьёт наотмашь. От взгляда страшных свирепых глаз становится так жутко, что если бы я могла, то умерла бы на месте. И в то же время дух захватывает от ощущения, что свить из Брока верёвки проще простого, главное знать, на что надавить. Он понижает голос до низкого угрожающего шёпота:
— Пожалею?! Замолчи и послушай меня, чтобы мне не приходилось орать. Он — не хищник. Он — больной ублюдок. Я — хищник. Хищник убивает, чтобы жить. Он убивает, чтобы наслаждаться. И убивает медленно и страшно, — взгляд останавливается где-то на уровне моей груди, и тут до меня доходит, что всё это время я скачу от него по спальне в тонком шёлковом халате.
— Ну, так не ори… — привстаю на цыпочки, затыкая поцелуем.
Сердце с трепетом колотится где-то в горле. Или сейчас ударит или… Ощущение резко ставших жадными рук и губ ошеломляет. Рамлоу сгребает меня в охапку, и я чувствую, как он дрожит крупной дрожью то ли от злости, то ли от желания. Дух захватывает когда он сбрасывает всё со столика, вдавливая всем телом в себя, прижимая так, что я начинаю задыхаться под натиском. Поцелуй выходит жадным, грубым, словно Брок собирается меня сожрать. Жёсткие губы влажно проходятся по коже, щетина мягко щекочет лицо.
— Сдурела совсем? — спрашивает хриплым шёпотом, не отпуская меня ни на секунду, задыхаясь в ухо, — я тебя разорву в клочья…
— И кому от этого будет лучше?
Отстраняется с видимым усилием. Я вижу, как в нём борется желание и разум. В какой-то миг Брок отскакивает назад, натыкаясь на край кровати и шлёпается на неё задницей. Взгляд бешеный: внутри идёт война. Ещё несколько мгновений, и ему удаётся взять себя в руки, чего не скажешь обо мне. Опалённая поцелуем кожа горит, сердце тяжело гонит кровь вниз. Мне откровенно жаль, что он себя контролирует.
— Придержи коней Морелли, это не самый подходящий момент, — неуверенно выдаёт Рамлоу, не торопясь подняться.
— Момент никогда не бывает достаточно подходящим, — парирую, делая шаг и встаю между его широко разведённых бёдер.
Он смотрит снизу вверх, прищуриваясь. Отрицательно мотает головой, пытаясь подняться. Упираю ему руку в грудь, толкая спиной на кровать. Дежа-вю просто. Только чуть больше суток назад на нём не было ничего, кроме полотенца, так что формально я с ним уже знакома.
— У тебя стресс от произошедшего. Но это не повод трахаться с первым встречным.
— Ты давно такой моралист? — нависаю над ним, заставляя взглянуть мне в глаза, придерживая рукой за квадратный небритый подбородок.
— Пару минут как… — честно сознаётся, и я вижу играющих в золотисто-зелёных (всё-таки золотисто-зелёные!) глазах самых настоящих чертей.
— Придумай другой способ сбросить напряжение… Я спасибо скажу. Честно, — целую его в шею, слушая участившееся потяжелевшее дыхание.
От его тихого, полушёпотом на выдохе «fuck» слетают все предохранители. Надолго ли ему хватит самообладания? Рамлоу усмехается, и мне хочется влепить пощёчину, чтобы навсегда стереть эту гаденькую усмешку с его острого, резкого, как и он сам, лица. Горячие руки обхватывают за талию, прижимая к себе. Я чувствую его возбуждение не только кожей. Брок с нетерпеливым сопением сдирает с себя футболку, наблюдая, как я развязываю пояс шелкового халата. На губах играет откровенно голодная и гнусная улыбка. Задирает верхнюю губу в оскале, разглядывая меня. Рамлоу жёсткий не только в плане мускулатуры и скверного характера. Я наматываю его серебряную цепочку на кулак, сдавливая глотку. Могучая шея напрягается, бугрятся мышцы. Одним неуловимым движением подминает меня, оказываясь сверху.
— Поиграть хочешь, значит? — шепчет в ухо, и меня окатывает холодный озноб. Неизвестно откуда взявшийся нож втыкается в постель возле головы. — Дёрнешься хоть раз — прибью. Я не шучу…
Закрываю глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Холодное лезвие остужает кожу на груди. Он играет со мной, чертя спинкой ножа узоры. На контрасте горячий шершавый язык оставляет мокрый след на шее, жадные губы — засос на ключице, в то время, как Брок одной рукой придерживает меня за бедро. Игра длится не долго. Всё-таки самоконтроль у него на высоте, но и чувство момента тоже. Внутри всё сводит от боли и наслаждения. Рамлоу не входит — вспарывает меня собой, словно клинок, заставляя кричать на грани бесконечного удовольствия и невыносимой муки. Он определённо знает, чего я хочу на подсознательном уровне. Животное всегда животное, даже если выглядит, как человек. Его звериная составляющая безошибочно выбирает стратегию поведения, даже в постели. Впиваюсь ногтями в плечи, в его чертовски крепкие и безумно сексуальные плечи. Рамлоу шипит, когда на коже вспухают дорожки.
— Дурная моя… — бормочет сквозь смешок, утыкаясь лбом в моё плечо.
Пот градом катит по его лицу и груди. Напряжённые мышцы словно высечены в камне, и в мелькающих обрывках отражений в зеркале я вижу, как волнообразно двигается тренированное тело. Совершенное, в которое вложено столько сил и времени. Эта картина возбуждает мой рассудок. Разрядка, всё это время подкрадывавшаяся осторожно, жаром обдаёт тело, взрывая мне мозг, разрываясь внутри сладкой истомой. В глаза бьёт свет сверхновой звезды, выбивая из груди крик. Я не отдаю себе отчёта в том, что говорю в этот миг и что делаю. Рамлоу рычит, вдавливая грудью и плечом в матрас. Ещё несколько движений, и он быстро отстраняется, обхватывая член ладонью. Вздрагивает всем телом. Воздух в спальне наполняется запахом, напоминающим разведённое тесто для блинчиков. Разжимает пальцы, отпуская мою растрепавшуюся косу и откидывается на подушку, придерживая излившееся семя в ладони. Я никак не могу успокоить бег сердца. Наблюдаю, как Брок дышит медленно и глубоко, и как постепенно спадает эрекция. Пару секунд спустя открывает всё-ещё затуманенные животной страстью глаза и усмехается.
***08.22.2018 8:21 a.m.
Ей-богу, Морелли — ненормальная. А так хорошо маскировалась под приличную, надо же… Где ты была всю мою жизнь, девочка? Редко встретишь такую. Одна на миллион, я бы сказал, и мне повезло. Воистину. Не знаю, как это работает, но её запах, её внешность и темперамент складываются в паззл, который возбуждает не только тело, но и мозги. Откручиваю воду в душе на полную. Чёртова девчонка… Чувствую себя моложе лет на двадцать и кажется, будто сил хватит, чтобы взорвать весь мир. А может так оно и есть.
— К тебе можно?
Оборачиваюсь. Нет, ну какова нахалка…
— Запрыгивай.
От неё всё ещё пахнет так, что у меня, признаться, каменеют яйца и подкашиваются коленки. Я знаю только один способ раз и навсегда решить проблему — оторваться по полной, чтобы перевернуть эту страницу. Морелли встаёт у меня за спиной, и от её рук по коже бежит стая мурашек. Когда пальцы вплетаются в волосы меня снова уносит — держите семеро.
— Можно? — зачем-то спрашивает она, прижимаясь, и я забываю, как пользоваться родной речью.
Руки скользят по груди, к животу, обнимает со спины. От её поцелуев по коже расползается такое странное чувство, и я никак не могу собраться с мыслями. Вот тут уж точно — мозги в яйца стекли. И вместе с мозгами её шаловливые пальчики.
