— Роберт, мы же с Вами были вместе весь вечер. Как бы Вы не заметили его звонка?

— Ну, мне необходимо было уточнить, чтобы понять, можно ли верить его словам.

— Чьим?

— Уильямса. У меня сегодня состоялся очень любопытный разговор с ним. Он предлагает мне деньги за всю информацию, за контракт с Хоупс. Иными словами он хочет купить Ваше и мое молчание.

— А при чем тут его звонок мне? — поставив перед ним полную тарелку, Натали не мигая уставилась в глаза. Роберт не стал отворачиваться, тяжело глядя на неё исподлобья.

— Не важно… Он хочет замять дело, не довести до суда, чтобы не пострадала его репутация.

— И? Я что-то не совсем понимаю… Зачем мне это знать? — Натали, продолжая глядеть на детектива, ловко управляющегося с мясом, никак не хотела поверить в происходящее. Неужели все действительно происходило с ней?

— Подумал, что Вам необходимо знать в первую очередь. Я всего-лишь инструмент, исполнитель, если хотите. А вот дальше — все в Ваших руках. Есть два варианта: первый — Вы можете согласиться с его предложением, и получить финансовую выгоду, так сказать предложенную компенсацию. И второй — Вы можете позволить мне довести дело до суда. И тогда и его карьера, и карьера Хоупс полетят к черту.

Натали опустила вилку на край тарелки, задумчиво жуя и наблюдая за детективом. Тот чувствовал себя неловко, и вся его массивная фигура говорила, что он действительно ощущает себя гостем в собственной квартире.

— Я не могу взять на себя такую ответственность… За его карьеру. И карьеру его жены…

— Формально, они не женаты.

— Роберт, это не имеет значения. Кто я и кто они? Сами посудите!

— Вы в первую очередь человек, — строго произнес он, снова хмурясь. Две вертикальные складки образовались над его широкой переносицей, собирая в уголках светлых глаз глубокие паутинки, — и не имеет никакого значения, кто они. Подобные поступки должны быть так или иначе…

— Должны быть наказаны? — не дала она закончить фразу, — Роберт, мы с Вами не в войнушку играем. Никаких “око за око” я не приемлю. Это — человеческие жизни. И я не вправе одним махом рушить их.

— И тем не менее, ни Хоупс, ни Уильямс не разделяют Ваше мнение.

— Мне плевать, разделяют его они или нет. Я не хочу чувствовать себя… Грязной. Не хочу, понимаете? Я, может быть, и не права с Вашей точки зрения, но я не хочу, чтобы потом обезумевшая толпа фанатов преследовала меня за то, что растоптала его карьеру. И ее карьеру за одно тоже.

Роберт склонил голову к плечу, перестав жевать. Интересно. А ведь она с одной стороны права, но лишь с той, в которой боится снова подвергнуться нападению. Но жить в страхе нельзя.

— Не смотрите на меня так, мой дорогой детектив… Я не хочу этого. Да и Вы не цепная собака, чтобы по моей команде кинуться рвать глотки. Давайте забудем этот разговор, отдайте им все документы. Пусть произошедшее будет на их совести.

Роберт тяжело заводил желваками. Взгляд потемнел. Казалось, что из самой глубины его иссиня-черных зрачков поднимаются крохотные электрические молнии, воспламеняя воздух в кухне. Его негодование ощущалось буквально кожей.

— Я правильно понял, что Вы даете им возможность избежать наказания за свою глупость?

— Роберт… — тяжело вздохнув, Натали накрыла его огромную руку, с зажатой в ней вилкой, своими пальцами. От кончиков ее пальцев до плеча Таннера прошиб колючий электрический разряд, — хватит того, что они оба натворили глупостей. Им до конца своих дней вспоминать.

— А Вам? — упавшим голосом спросил он. Держа в руках пустую тарелку, Роберт силился понять её логику. Благородство или глупость? Что это такое?

— Я хочу оставаться человеком не смотря ни на что, — отозвалась она. Детектив, видимо по холостяцкой привычке, сгреб грязную посуду в раковину, и, поиграв с настройками воды, принялся её мыть. Натали глядела во все глаза. Таннер стоял к ней спиной, порывисто отставляя чистые тарелки в сторону, но даже по его молчанию можно было догадаться, что он не согласен с таким решением.

— Я искренне не понимаю, — выключая воду и разворачиваясь, наконец, произнес он, — чем так хорош Ваш Уильямс, что Вы готовы спустить ему на тормозах произошедшее?

— Роберт, он не мой и дело не в нем. А во мне. Услышьте меня. Я не хочу пачкаться. А он… Да как хочет, так пусть теперь и живёт с этим.

— Не думаю, что он мучается угрызениями совести.

— А Вы хотите, чтобы мучился?

— Честно? Да! Когда я брался за дело, я… — Роберт осекся, пытаясь понять, что вдруг так изменило его отношение к происходящему. В какой момент дело из обычного превратилось для него в личное? Он не смог найти ответ и просто молча вышел из кухни. Натали медленно последовала за ним в гостиную.

— Если Вы не против, я бы поспал час-другой. Ночь была не слишком спокойной, — произнес он, раздумывая, лечь спать на диване в гостиной, фактически лишая Натали возможности расслабиться перед телевизором, или уйти в спальню.

— Как я могу быть против. Это ведь Ваш дом.

— Тогда, если не сложно, разбудите меня в два часа дня? — просительно заглянув ей в зелено-карие, как сибирская тайга, глаза, произнес Роберт, — И спасибо за обед. Готовите Вы великолепно…

Натали кивнула, глядя, как за ним тихонько прикрывается дверь в спальню.

====== Глава 5 ======

Роберт внимательно смотрел на своего старого знакомого, и никак не мог понять, что с ним произошло. Адам будто сдулся, похудел и разом состарился. Честертон, никогда не будучи крупным, сейчас выглядел еще тщедушнее, чем четыре года назад.

— Биг Бой{?}[Биг Бой (Big Boy) – англ. Большой Мальчик, шутливое прозвище Таннера в отделении полиции Центрального Лондона, по аналогии с Биг Бэном.], ты же понимаешь, что фактически просишь меня допустить гражданское лицо в отделение полиции? А это — серьезное нарушение… — Адам тяжело вздохнул, допивая кофе из стаканчика. В машине Роберта как всегда пахло сигаретами. За эти несколько лет мало что изменилось, разве, пожалуй, его физиономия стала более наглой, возраст, само собой, прибавил показания на счетчике, поправился, прекратив бегать по городу, как бездомная собака. Таннер пропустил мимо ушей глупое прозвище, которым его когда-то окрестили в отделении.

— Хорошо, если всё так серьёзно, просто просмотри записи, и дай мне факты, — развалившись на водительском сидении и упершись локтем в обивку двери, отозвался детектив.

— Зачем тебе это, можешь ответить?

— Веду небольшое расследование. В квартиру вломились, разгромили… Убили питомца.

— И почему этим занимаешься ты, а не полиция?

— Черт! Адам, ты решил прочитать мне нотации? — вспылил Роберт, глядя на бледного, как полотно, начальника отделения дорожной полиции. Тот лишь грустно улыбнулся.

— Ты давно не работаешь в полиции, и не представляешь, как все изменилось. Сейчас на каждое наше действие приходится давать сто пояснений, для чего и зачем. При чем в письменной форме. Думаешь, мне хочется придумывать оправдание, почему я трясу архив за эту неделю в Долстоне?

— Понял тебя… Я взялся за дело, в котором клиентка желала вычислить неверного мужа. По итогу вышло так, что любовнице мужа нанесен значительный ущерб, и я частично причастен к произошедшему.

— Тогда тебе точно нечего делать в этом. Передай все дела в свой бывший отдел, парни помогут выкрутиться.

— Не могу, — упрямо насупился Роберт, понимая, что Адам прав — если детектив оказывается замешан в происходящем, пропадает объективность в работе. — Я должен закончить начатое самостоятельно. Дело принципа.

Адам глубоко вздохнул, потирая красные слезящиеся глаза. У поседевшего виска собрались глубокие морщины, словно говоря, что в его возрасте нужна более спокойная работа. Когда-то, несколько лет назад, когда Роберт только пришел в полицию Лондона, они с Честертоном практически начали вместе служить, но быстро сообразив, что полевая работа не для него, Честертон перевелся в отдел дорожной полиции, чтобы спокойно дослужить до пенсионного возраста.