— Деградант херов.

Именно сейчас он нуждался в деньгах как в воздухе, тем более сумма, оговорённая по окончании проекта, внушала оптимизм количеством нулей. Подобными деньгами были способны раскидываться разве лишь дураки, кем он, естественно, не являлся. Поэтому и приходилось терпеть все невзгоды, грея надломленную тупостью психику мыслями о возможностях, что откроются перед ним — совсем немного осталось подождать, и тяжёлый труд окупится.

Годы шли, а Ран всё продолжал перебиваться разными подработками, не желая впахивать на одного пузатого дядьку, а всё свободное время тратил на деятельность в музыкальной группе и слежку за Аруном, который переехал в соседний дом. Хитрый самодовольный лис решил с ним поиграть. Снова стал наведываться с едой как ни в чём не бывало, точно Эрику и не похищал. И моментами казалось, что у него совсем крыша поехала — уж больно походило на раздвоение личности. Каким бы блестящим актёрским мастерством он ни обладал, но его забота выглядела слишком искренней.

Сбрендил урод окончательно из-за своего необычного хобби.

Но что бесило больше всего – даже несмотря на сдвинутость по фазе, Рану всё равно не удавалось его подловить или найти хоть какие-то зацепки. Дело Эрики благополучно замяли сверху, а на их бесполезные трепыхания никто и внимания не обратил. Грёбаная коррупция везде – куда ни плюнь.

В дверной звонок кто-то позвонил. И если это снова белобрысая морда очередные равиоли притащила, то сегодня ей хорошенько перепадёт из-за плохого настроения Рана.

Вот только вместо одной блондинки он увидел совершенно другую – Ен застыл в позе фотомодели возле перил: прислонился ягодицами к деревянному поручню, одну ногу подтянул, прижав пяткой лакированной туфли к металлическим прутьям ограждения, руки спрятал за оттопыренными карманами и состроил такую пафосную рожу с полуприкрытыми веками, что у Рана дрогнула рука, чтобы немедленно закрыть дверь обратно. Он чуть не ослеп от блеска гламура.

Откинув длинные платиновые пряди за спину, Ен улыбнулся:

— Я вернулся!

— Не слепой.

— Я только прилетел с модного показа… Знаешь, как умотался ходить сначала по этому здоровенному подиуму, а потом ещё и по самолётам прыгать? Три пересадки. Моя жизнь стала такой сложной, — устало произнёс он, но в голосе проскальзывали явные нотки хвастовства.

— Мне сейчас не до тебя, — довольно грубо бросил Ран, уже собираясь закрыть дверь, но приятель вдруг неожиданно спохватился, уцепившись тонкими пальцами со свежим маникюром за ручку.

— Я с аэропорта сразу к тебе! Ты осознаёшь, как мне дорог?!

— Твой дом снова окружила толпа обманутых бывших? — равнодушно спросил Ран, заранее зная ответ. — Не хрен сразу с десятью встречаться, грёбаный Казанова.

Однако спорить желания не было, да и времени тоже. Оставив дверь распахнутой, он молча подхватил с тумбочки чашку с кофе и направился к двери своей комнаты.

— Брат, ты когда в последний раз брился? — затаскивая чемодан в коридор, съёрничал Ен. — На сурового деревенского мужика смахиваешь.

— Отвали.

Вместе с тем, как закрылась входная дверь, открылась дверь ванной. И в коридор к мужчинам выпорхнула невысокая девушка, на бедре которой красовался рисунок круглого дерева, или, по крайней мере, создавалось такое впечатление из-за разросшихся полукругом корней в противовес раскинувшимся ветвям. На ней было надето лишь нижнее бельё, мини-шорты и коротенькая майка, а на голове – полотенце, которое она придерживала обеими руками.

Явно не робея под хищными взглядами, Эрика выразительно посмотрела на Рана.

— С добрым утром, братик, — проходя мимо, улыбнулась она и демонстративно завиляла попой в свою комнату.

Пришёл в себя Ран не сразу — лишь после того, как соблазнительная фигура с мягкими формами скрылась за дверным косяком, и то очухался не по собственной воле, а от того, что нечаянно пролил на ногу кипяток.

Зашипев как раненый зверь, Ран попытался поскорее отстранить ткань штанов от кожи, но это уже мало чем помогло.

— Узнаю старую добрую школу Рана, — весело хохотнул Ен, после чего окинул приятеля взглядом. — А я-то думаю, чего ты теперь ходишь по дому в штанах и футболке. Так ты, оказывается, боишься плотоядных взглядов младшей сестрички. А она ничего такая стала…

Ран пропустил мимо ушей его тарахтение, скорым шагом направившись к комнате Эрики. Резко распахнул дверь и с порога рыкнул:

— Ты какого хрена сказала родителям, что это я тебе разрешил сделать шрамирование?

— А что, мне им надо было рассказать, как меня пытался маньяк умучить? — равнодушно отозвалась она, суша волосы феном.

— Ты сама к нему пошла и на свою задницу приключения нашла. — Ран помассировал переносицу – как будто этот жест мог помочь справиться с головной болью. — Лучше скажи мне… когда ты, наконец, съедешь?

— Не хочу.

— Зато я хочу! У меня ощущения, что меня как конченого лоха развели. Подкинули свою дочурку на год, а в итоге оказалось — с концами на пожизненное. Мои нервы не железные.

— Я очень на это рассчитываю, — снова заулыбалась она, нагло разглядывая его через отражение в зеркале. Мелочь пузатая совсем озверела. Теперь она даже по ночам стала пытаться посягнуть на его тело, пользуясь сонной беспомощностью.

Медленно, словно боясь спугнуть добычу, Эрика развернулась к нему. Возможно случайно, хотя скорее намеренно, с её правого плеча соскользнула лямка майки, сильнее оголив высокую грудь, к глубокой тёмной ямочке которой метнулся взгляд Рана. И завис.

Однако когда Эрика подобралась настолько близко, что он услышал глубокое возбуждённое дыхание, наваждение как рукой сняло. Он уклонился от её свирепого прыжка, схватил тонкое запястье и аккуратно завёл руку за спину, после чего толкнул в сторону кровати. Проследив взглядом за падением Эрики грудью на мягкую постель, попой кверху, от соблазнительных видов которой взгляд оторвать оказалось не менее трудно, Ран выскочил из комнаты и захлопнул за собой дверь.

На всякий случай он подпёр дверь ногой и только тогда смог себе позволить устало прислониться лбом к холодной деревянной поверхности. С каждым днём сопротивляться было всё сложнее, и это противодействие не на шутку изматывало, как в физическом, так и в моральном плане.

Ран шумно вздохнул, а губы его тронула улыбка:

— Засранка озабоченная.

Конец первой книги