Засыпая вечером, я видела, как мама молится на кухне. У нас на кухне висела маленькая икона Казанской Божией Матери. Икона была старая, очень тёмная. Я на неё почти не обращала внимания, а вот мама молилась каждый вечер, без пропусков. Всё семейство над ней снисходительно подтрунивало, но мама всё равно не сдавалась. Однажды я даже сняла иконку и хотела выбросить, но мама вовремя увидела и отругала меня. С тех пор всё вернулось на свои места, и маме никто не мешал. Однажды со мной произошёл случай, про который я никому не рассказывала. На пруду мне стало любопытно: а что там, за плотиной? Я решила перейти речку. Речка там была узенькая, а поскольку там никто не ходил – вся заросшая кустами. Я пробиралась через кусты и вдруг увидела под ногами старые иконы. Как они там оказались? Одна доска была расколота пополам, но лик Богородицы был отчётливо виден. Она смотрела на меня скорбно. Я не взяла тогда иконы и никому про них не сказала, но часто вспоминала потом про этот случай.

– Это что такое, откуда это здесь взялось?! Гуть! Твоя работа?

– Чего там?

Голос у Гутьки был сонный. Был август-месяц, в колхозе началась уборочная страда, и они с Тонькой возили зерно от комбайнов на колхозный ток и там разгружали машину. Работали дотемна, пока не упадёт роса и влажные колосья станет невозможно обмолачивать. Работа была тяжёлая, но считалась почётной, и кого попало бригадир туда не назначал.

– Это ты сновороды-то притащила?

В нашей деревне сновородами называли подсолнухи.

– Ну я.

– «Ну я!» Не стыдно тебе нисколько? К кому лазили-то? Ведь поймают, позору не оберёшься! Вроде большая уже, а ума нету!

– Ну шли вчера с работы, по дороге и зашли.

– К Верочке, што ли?

– Ага. Да у неё полно, мы маленько сорвали.

– Вот ума нету! Ведь в своём огороде полно сновородов растёт! Это чё такое?! Мало, видно, на работе-то устали, ещё по огородам охота лазить.

Я проснулась и слушала разговор с затаённым восторгом. Вот это да! Гутька для меня поднялась на недосягаемую высоту. Мало того что ездит в кузове машины на ворохе зерна, распевает песни, так ещё и по огородам ночью лазит! И их не поймали! И она не побоялась маме признаться! После таких событий захотелось самой совершить какой-нибудь подвиг. Такую возможность мне предоставила мама. Она, перед тем как уйти на работу, дала нам с Людкой задание: выдернуть лук и уложить аккуратным рядком на грядке для просушки. Да-а… Скорее бы вырасти…

– Сегодня иду к Васе Пьянкову телевизор смотреть, – это сказал брат Николай.

Меня как будто молния ударила – телевизор смотреть!!! Хорошо, что я это услышала. Телевизор был один на всю деревню – у Васи Пьянкова. Детей у них не было, поэтому деньги водились, и недавно они купили эту диковинку. Почти каждый вечер к ним в избу приходило человек пятнадцать. Они устраивались на полу перед телевизором – кто сидя, кто лёжа.

– Коль! Возьми меня!

– Не, ты уснёшь.

– Да не усну я! С чего это я усну?!

– Я в прошлый раз Людку брал, дак она уснула.

– Дак это же Людка, а я не усну! Ну возьми!

Напор был такой силы, что Николай сдался. До сих пор я помню этот фильм. Он назывался «Роман и Франческа». Я даже помню, какое красивое платье даже в чёрно-белом изображении было на этой Франческе.

Наступило первое сентября. Людка надела новую форму, фартук, вплела в косички новые ленточки, взяла новый портфель и вышла на улицу. Там её уже ждали Грапка и Любка Алемасова – дочь председателя нашего колхоза. Любка была классная девчонка и совсем не задавалась, что у неё отец – председатель. Все были нарядными, во всём новеньком. Они шли в третий класс, и сразу стало понятно, что я им не ровня. Но я была уверена, что мне тоже пора в школу. Я знала это абсолютно точно и пошла за ними. Правда, вид у меня был совсем другой. Домашнее, не первой свежести платье, не очень причёсанные волосы и босые ноги. В руках никакого портфеля. Но это был мой обычный вид, и я считала его нормальным. Но девчонки так не считали. Они сначала по-доброму объясняли мне, чтобы я от них отвязалась и не позорила Людку. Когда поняли, что до меня по-доброму не доходит, стали бросать в меня галькой, подобранной тут же, на дороге. Я останавливалась на безопасном расстоянии, но как только они шли дальше, я неотступно двигалась за ними. Время уже поджимало, и они в конце концов плюнули на меня, побежали в школу. Школа была на другом конце деревни, который назывался Первомай. Это был старый деревянный двухэтажный дом, который когда-то был красивым и богатым. Учебных комнат было две. Учительниц тоже было две. В одной комнате занимались первый и третий классы, в другой – второй и четвёртый. Я этого пока не знала, просто притащилась за Людкой и села за парту в том же классе, что и она. Учительница была строгая, в пиджаке, выглядело это очень солидно. Простые бабы в деревне в пиджаках не ходили, и я поняла, что попала в другой мир. И мне тут нравилось.

– Катя, а ты чего пришла? Сестрёнку в школу проводить?

– Нет, я пришла учиться.

– Тебе ещё рано учиться, ты на следующий год придёшь. А пока иди домой, ещё год посиди с мамой. Хорошо?

– Хорошо.

Я не удивилась, что Валентина Дмитриевна назвала меня по имени, что она знает, сколько мне лет. В деревне все всё друг про друга знали. Но с места я не сдвинулась. Тогда Валентина Дмитриевна хотела легонько помочь мне выйти из-за парты, но я так вцепилась, что она отпустила меня.

– Люда, скажи маме, чтобы она объяснила Кате, что ей нельзя ходить в школу.

– Ладно, скажу.

Людка сидела красная от стыда и злости на моё упрямство.

День прошёл отлично. В школе было интересно. И теперь я знала, где она находится. Теперь мне не надо было тащиться за девчонками, чтобы прийти в школу.

– Мам! Я сегодня в школу ходила!

– В школу? Дак тебе ведь рано ещё. На другой год пойдёшь.

– Мам! Меня сегодня Валентина Дмитриевна так настыдила из-за неё! Притащилась такая грязная, неумытая и села за парту. Скажи ей, чтобы больше не ходила!

– Ну она не пойдёт больше.

– Пойду!

– Дак зачем ты пойдёшь, тебя же не приняли.

– Ну и что, всё равно пойду.

Так продолжалось две недели. Меня уговаривала учительница, меня собирались поколотить девчонки, меня уговаривала мама. Но я твёрдо знала, что мне пора учиться в школе. Первой сдалась Валентина Дмитриевна. Она сказала:

– Ну хорошо, Катя. Раз ты так хочешь учиться, даю тебе испытательный срок два месяца. Если будешь успевать, я тебя запишу в журнал, будешь учиться.

– Ура!!! Мама! Валентина Дмитриевна сказала, что запишет меня через два месяца в журнал!!!

– Ну ты и твердолобая! Вся в отца.

Я не поняла, то ли с одобрением, то ли с осуждением это сказала мама. Достали старую Людкину форму, фартук, портфель. Как могли, привели всё в порядок. Теперь никто не мог меня шугануть на полпути к школе. У меня начиналась новая жизнь.

Учиться было интересно. Читать я уже умела, так как сидела рядом, когда Колька учил дома читать Людку. И там, где Людке было неинтересно или нудно, мне казалось здорово. Из отдельных значков складывались слова, и появлялся смысл. Надо было только запомнить буквы, а остальное читалось само собой. После таких сидений рядом с Колькой и Людкой я начала читать «Золушку», причём вслух.

– Глянь-ка, она ведь вроде читает!

– Да это она просто пересказывает, что запомнила.

– Ну-ка, давай сначала. Ты читаешь или пересказываешь?

– Читаю.

– Да она правда читает! Ну-ка на, вот тут прочитай! Правда читает!

Так я научилась читать. Сложнее было с письмом. В школе оно называлось чистописание. Писали мы чернилами. Макали ручку с пером в чернильницу и выводили в тетради бессмысленные значки. Я не понимала, зачем эти значки, и не могла стараться. Причём значки должны были быть под строго определённым углом, в определённых местах линия должна была быть с нажимом, в других местах – волосяная. Ну и прочая непонятная ерунда. Вот цифры писать было понятно для чего. Но это было труднее, особенно двойку. Почему-то хвост у неё всё время загибался в другую сторону.