Если бы я этого не сделала, то пожалела бы об этом. Возможно, навсегда. Брейди был другим, и когда я находилась с ним, я была счастлива. Я хотела бы испытать большее, чем то, что я чувствовала к нему сейчас. В будущем будет больно, но сейчас я буду наслаждаться им.

Он вздохнул, и я улыбнулась. Он к такому не привык. Он легко получал то, что хотел. Со мной было нелегко. Может быть, я его немного закалю.

— Я приму все, что ты предложишь, — ответил он.

Он казался разочарованным, что я не пообещала ему луну. А он привык к луне. Он привык, что девушки бегают за ним, как Айви. Я видела это, просто ведя наблюдение из своей спокойной жизни, не привязанной ни к кому. Еще несколько недель назад Айви всегда была рядом с Брейди. Я не была уверена, закончились ли между ними отношения, но он казалось бы, был готов двигаться дальше.

— Бриони готова к прогулке в парке. Мне нужно идти, — сказала я ему.

Это было напоминание нам обоим, что у меня есть приоритет.

— Да, хорошо. В любом случае, как думаешь, ты сможешь выбраться сегодня вечером?

Просить моих родителей снова присмотреть за Бриони было слишком. Я никогда этого не делала.

— Я укладываю ее спать в восемь тридцать. Когда она уснет, я могу попросить родителей присмотреть за ней.

— Я буду у тебя в девять, — ответил он.

После того, как мы повесили трубки, я много об этом не думала. Потому что я только и делала, что напоминала себе о том, насколько невозможным было наше будущее. Он был настоящим другом. Или должен был стать им, а поцелуй определенно все изменил.

— Парк! — Потребовала Бриони, дергая меня за шорты.

— Да, пора в парк, — согласилась я.

Она захлопала в ладоши и поспешила по коридору к входной двери.

— Мы пошли в парк, — крикнула я родителям, которые находились на кухне.

— Ладно, повеселитесь, — ответила мама.

— Вы не видели Томаса? — Спросила бабушка, входя в гостиную следом за мной.

— Нет, сегодня не видели, — ответила я.

«Или никогда», — подумала я про себя.

Она нахмурилась.

— Он утащил мои тапочки. Ему нравятся мои тапочки.

— Какие именно? — Спросила я, думая, что, может быть, смогу их найти.

— Розовые пушистые зайчики. Он их забрал.

У бабушки не было розовых тапочек с зайчиками. По крайней мере, не в этом десятилетии. Или последние шестьдесят лет. Это был еще один предмет, который она помнила из детства. Она спрашивала о них раньше, и мама уже объясняла ей. Но я не стала спорить.

— Если я найду их, то сообщу.

— И Томас. Найди Томаса. Ему нужно поесть.

— Да, мэм, — ответила я. — Я так и сделаю.

Я больше никогда не буду тем парнем

ГЛАВА 26

БРЕЙДИ

Сегодня вечером я решил взять папин грузовик. Это был лучший способ не чувствовать себя так, словно, мы должны от кого-то скрываться. Никто не будет искать меня в папином грузовике. Мой грузовик, однако, привлек бы внимание. Мама сказала, что папа сегодня отправился в офис, чтобы поработать, поэтому я направился туда сразу после разговора с Райли. Ей нужно было доказать, что я говорю на полном серьезе, и я понимаю, что она не такая, как другие девушки, с которыми я знаком. Она была мамой. Именно ее отличие от других и притягивало меня к ней. Она не раздражает меня. Она настоящая.

Однако мне нужно было подготовиться к тому, что ей нужно время, чтобы она начала мне доверять. Это будет нелегко. Она была очень замкнутой и осторожной. Я не мог думать ни о чем, кроме нее, после вчерашнего дня, но она казалась совершенно невозмутимой. Абсолютно. Я не знал, как с этим справляться.

Я подъехал к офисному зданию отца, схватил свой телефон с пассажирского сиденья и сунул его в карман, прежде чем выйти из грузовика. Я должен объяснить, зачем мне нужно одолжить его грузовик и почему это будет неудобно. Я не был уверен, что он доверял Райли, верил ли он Ретту, как и всем остальным в городе, или думал, что она могла сказать правду. Зато я знал точно, он не хочет, чтобы я отвлекался от футбола.

Если он увидит в Райли отвлекающий фактор, то между нами произойдет стычка. В любом случае ему придется смириться с этим и с этим жить. Я никогда не спрашивал его мнение о таких вещах, я не собирался начинать делать это и сейчас. Я любил его, но это была моя жизнь. Мой выбор.

Входная дверь была не заперта, и я направился внутрь, к задней части здания, где, как я знал, находился его офис. Других машин на улице не было, поэтому, услышав голоса, я притормозил. Он мог быть на совещании, а я не хотел ему мешать. Я мог подождать, пока все закончится.

Звук женского голоса, донесшийся из коридора, заставил меня замереть. Не только мое тело, мое дыхание, и кажется, даже мое сердце остановилось. Следующим звуком, который последовал за этим, был явный стон, а затем глубокий голос моего отца, издающий звук, который он не должен был издавать в своем офисе.

Должно быть, я ошибся. Это был не мой отец. Он бы этого не сделал.

Заставляя себя передвигать ноги, и двигаться вперед, я пошел на звук, к офису, который, как я знал, принадлежал отцу, и с каждым шагом издаваемые оттуда звуки становились все громче и интенсивнее. У меня скрутило желудок, и я не был уверен, что меня не вырвет еще до того, как я туда доберусь. Каждое его слово и звук доказывали, что я ошибаюсь. Это был он. Кто еще это может быть?

За папиным столом висело зеркало, которое мама повесила, когда украшала его кабинет. Это самое зеркало теперь показывало моего отца, который был явно раздет. Женщина с длинными светлыми волосами сидела на его столе, а он расположился между ее ног. Его тело двигалось. Красные туфли, на высоком каблуке, которые были одеты на её ноги, вызвали у меня приступ тошноты, а крик с его именем, сорвавшийся с ее губ, заставил меня развернуться и побежать. Меня сейчас стошнит.

Этого не должно было случиться. Только не мой отец. У него была моя мама. Почему он так поступил с ней? С женщиной вдвое моложе его? Я не видел её лица через его плечо, но она определенно была моложе.

Никогда еще мое сердце не разбивалось так, как сейчас. Ни разу в своей жизни, я действительно не испытывал такую боль, как эта. Я думал, что понимал, каково это — чувствовать боль. Но когда я вышел из здания, а холодный воздух ударил мне в лицо, я понял, что это и есть настоящая боль. Она разрывает тебя на части. Сжигает тебя. Разрушает все, чем ты был, и оставляет тебя согнутым на стоянке, тяжело дышащим, пока в твоем животе ничего не останется.

Я стоял так, согнувшись, пока не убедился, что это все, что у меня есть. Стоя на ногах, я чувствовал себя слабым, опустошенным, потерянным. Я покинул свой дом тридцать минут назад совершенно спокойным. И в одно мгновение все изменилось. Я больше никогда не буду тем парнем.

Когда я посмотрел на грузовик моего отца, ненависть, гнев и недоверие ударили мне в грудь. Мне хотелось войти и сказать ему, какой он никчемный кусок дерьма. И что я надеюсь, что он сгниет в аду за это. Мне захотелось швырнуть камень в окно его грузовика и ключом поцарапать краску. Я хотел, чтобы он был уничтожен так же, как и я.

Представив себе лицо матери, я остановился, опустился на сиденье и положил голову на руль. Это убьет ее. Она обожает этого человека. Она все для него делает. Если она узнает, она будет раздавлена, и я не был уверен, что она сможет это пережить. Я люблю ее, но она не была такой сильной.

Заведя свой грузовик, я направился в сторону своего дома и остановился. Я не мог смотреть ей в глаза. Не сейчас. Я не мог ни с кем встретиться лицом к лицу. Мне нужно было побыть одному. Поэтому, я повернул на север и поехал, куда глядят глаза. Это было все, что я мог сделать: отогнать от себя ложное чувство безопасности, в котором я жил.