Следующие два имени тоже не показались мне занимательными. Психолог, которого Алена наняла, чтобы справиться с зависимостью от материнского одобрения, и агент, занимающийся ее делами. В папке были обширные отчеты о встречах и передвижениях девушки, которые я внимательно прочла. Зацепиться было не за что, но картину ее жизни я увидела.

Борис Михайлович купил дочери небольшую, но уютную квартиру в новом жилом комплексе недалеко от Кутузовского проспекта. Бо́льшую часть недели она была занята на съемках. В свободное время встречалась с подругой, коллегами по цеху или покупала вещи в шоурумах. Во время передвижений по городу ее чаще всего сопровождала охрана. Вечером девушка отпускала их. Квартира была оборудована охранной сигнализацией, поэтому парни не беспокоились – в случае опасности Алена моментально дала бы знать.

Адрес и фото ее дома прилагались. Проектируя этот шедевр, архитектор явно вдохновлялся западными образцами, но, как это часто бывает, переусердствовал. Здание смахивало на гигантскую хрустальную салатницу из-за сплошного остекления и обилия ломаных линий в контуре фасада.

Я открыла ноутбук и посмотрела панораму вокруг. Дом стоял на оживленной улице, территория была огорожена и замыкалась на въезде массивными откатными воротами. Будки охранника не было, но фасады сплошь утыканы камерами. Если кто-то хотел убить Алену дома, сделать это незаметно было проблематично.

Конечно, улучить момент можно было в любом другом месте. Из отчетов стало ясно, что девушка часто выпадала из поля зрения охраны по собственной воле, и подобраться к ней не составило бы труда. Она отпускала охрану, когда ездила на встречи с подругами, когда работала, когда посещала врачей. Но, так или иначе, если убийца не был случайным маньяком, он попал бы в поле зрения охранников, отрабатывавших всех знакомых Алены, а это риск. Выходит, если кому-то требовалось избавиться от девушки, то удобнее было осуществить задуманное в ее родном городе.

Я потерла виски. Дождливый ранний вечер быстро сменился серыми сумерками, и на улицах замерцали фонари. Пора было сделать какие-то выводы и наметить план, после чего позвонить Ивану и договориться о завтрашней встрече.

Я отнесла коробку от пиццы на кухню, вернулась в комнату с большой кружкой свежезаваренного кофе. Мне требовалось упорядочить мысли, которые распрыгались как зайцы в разные стороны от обилия полученной информации.

Я присела к своему рабочему столу с листом бумаги и ручкой. Записи от руки помогали мне сосредоточиться.

Итак, что у нас получается?

Вариантов было три. Первые два предполагали спланированное убийство. Убийца жил в Тарасове, планировал по каким-то причинам убить Алену и воспользовался тем, что она приехала на похороны матери. Либо он жил в столице, хотел убить актрису, но в Москве к ней было сложно подобраться, и он осуществил задуманное здесь. Третий вариант – непредумышленное убийство. Это мог быть случайный конфликт, который закончился плачевно, либо ограбление. Третий вариант был в разработке у Кирьянова: его можно не трогать, пока ситуация со сбежавшим Семеренко не прояснится.

Как только я подумала о Кире, смартфон на столе разразился трелью.

– Ну, выкладывай, – сказал Владимир Сергеевич, едва я ответила.

– Что выкладывать?

– Иванова, не делай из меня дурака. Ты явно располагаешь какой-то информацией по делу, поэтому колись.

– Здрасьте! – возмутилась я. – С каких это пор подполковник полиции так разговаривает с коллегами и оказывает давление на независимое следствие? Ты же самый умный, Кирьянов, и уже все распутал. Поймали злодея?

– Пока нет, но скоро поймаем.

– А я тебе зачем? Или у тебя сомнения появились?

– Сомнений никаких, но я тебя знаю. Если ты решаешь покопаться в деле, значит, там есть в чем покопаться.

Я вздохнула. Мне позарез нужно было увидеть своими глазами место происшествия, а без помощи Кирьянова доступа в квартиру не будет. Качанов тут не помощник – формально он с Аленой никак не связан, и, не раскрыв карт, надавить на полицию, чтобы они пустили меня внутрь, не сможет. Придется выложить Владимиру Сергеевичу часть информации на условиях выгодного бартера.

– Давай так, Кирьянов, – вкрадчиво начала я, понизив голос до таинственного шепота, – я тебе выскажу пару соображений, а ты за это пустишь меня на место преступления.

– Да бог с тобой, – ужаснулся Киря, – на каком основании?

– На том основании, друг любезный, что без моей помощи ты бы и половины преступлений в Тарасове не раскрыл. Ну или, по крайней мере, сделал бы это не так быстро.

– Ты меня сейчас в тупости обвиняешь? – обиделся Кирьянов.

– Ну что ты, солнце мое. Только в том, что ты меня не ценишь. Мы же с тобой с первого курса вместе…

Кирьянов запыхтел. Конечно, в любой другой ситуации этой комичной словесной перепалки у нас не состоялось бы – мы давно помогали друг другу, и я без проблем получала доступ и к местам преступлений, и к подозреваемым. Но в этот раз дело было слишком громким, и пристальное внимание со стороны начальства и СМИ сделало Кирьянова осторожным. Однако я знала, что он сдастся – в таком громком расследовании нельзя было упустить ни единой детали, и моя информация была ему нужна. Потому оставалось только ждать, когда он согласится и примет мои условия.

Ожидание долго не продлилось.

– Ладно, не злись, – пробурчал Владимир Сергеевич, – я добро помню. Когда ты хочешь туда попасть? Предупреждаю – сегодня не пущу. Квартира опечатана, журналюги по всем заборам висят, а у меня дел куча, и я не выберусь, чтобы тебя сопровождать.

– Сегодня не нужно. Завтра давай, – попросила я.

– Ладно, придумаю что-нибудь. Раннее утро тебя устроит?

– Вполне.

– Хорошо, в семь утра можешь приехать. Печерский переулок, дом три. Буду тебя ждать. Но ты тогда рассказывай, что накопала.

Я потратила еще минут десять, чтобы в целом обрисовать Кирьянову ситуацию, не называя имен и избегая подробностей.

– Ерунда какая-то, – пробурчал Владимир Сергеевич, когда я закончила. – Хочешь сказать, кто-то покровительствовал этой актрисе? И этоткто-то убежден, что в Москве ей зла никто не желал, а у парня кишка тонка на мокруху? И имени этого таинственного незнакомца ты назвать не можешь.

Я кивнула, хотя Киря этого не увидел.

– Думаешь, ноги у этого преступления растут из Тарасова? Мы тут опросили ее соседей и тетку, ничего интересного. Видели эту Марианну-Алену редко, к матери она почти не приезжала. Я все-таки уверен, что это сожитель. Понимаешь, опыт показывает, что невиновные не сбегают, а пытаются помочь следствию.

– А мне опыт подсказывает, что на справедливое расследование у нас иногда не приходится рассчитывать. – Кирьянов протестующе зарычал на том конце, но я быстро уточнила: – Я не о тебе и твоем отделении. Я о системе в целом.

– То есть ты уверена, он белый и пушистый?

– Я уверена, что отрабатывать надо все версии.

Этого не должно было случиться. Не должно!

Целое утро, пока по всем каналам крутили кошмарные новости, она пила успокоительное, пытаясь справиться с нервами. Лицо Алены не сходило с экрана, преследовало, какой бы канал она ни включила. Это надменное, холеное лицо, которое сегодня снилось в страшном сне.

Марианна… Тоже мне Марианна! Выбрала же себе имечко. Максимально далекое от всего, что ее окружало раньше. От детства, от матери, от друзей и… – от нее.

Вчерашняя ярость зверем вцепилась в горло, так что пришлось даже сесть, чтобы не расплакаться и не закричать.

Голос диктора отстраненно повторял одно и то же, словно пытался свести ее с ума:

– Найдена мертвой… десяток ножевых ранений… возбуждено уголовное дело…

В какой-то момент она вслушалась в эти страшные слова, и оглушающий, дикий ужас пронял ее до коленок. Там же наверняка остались отпечатки пальцев, следы! Руки до сих пор ныли от ударов, а по левому предплечью растекся багровый синяк. Вдобавок болело у корней волос – там, где Алена-Марианна вцепилась в нее, пытаясь выдрать клок.