Я хотела, нет, я МЕЧТАЛА выбраться из этой тюрьмы, на которую другие смотрели с завистью. Смотрели и жаждали попасть на моё место. Я бы уступила. Правда. Отпустила бы, убежала и даже бы не обернулась.

Только вот ОН не собирался меня никуда отпускать.

Женщина постарше как раз принесла кофе. Анастасия Николаевна. Единственная, кого я хорошо запомнила здесь. Персонал здесь менялся редко, но я никак не могла точно запомнить лица и имена даже тех, кого видела довольно часто. Её запомнила с первых дней моего заключения здесь.

– У тебя не очень много времени, – спросил Костя, чуть растягивая слова. Он оторвал взгляд от экрана смартфона и скользнул по мне взглядом. – Во сколько прием?

Моя жизнь полностью была расчерчена по расписанию. Каждый мой шаг контролировался. Каждая копейка была где-то записана. Все карты, все документы, всё, что мог иметь свободный человек в нашей стране – всё это хранилось под замком у моего мужа.

Без него я была просто пустым местом. А с ним – его карманной тряпичной куклой.

– В одиннадцать.

– Тогда тебе надо поторопиться.

Самойлов ласково улыбнулся мне, и по блеску в его глазах я заподозрила что-то неладное. Завтрак я заканчивала в одиночку, Самойлову кто-то позвонил. Он, гневно сверкнув глазами, вышел из-за стола.

– Что значит Скавронский завернул сделку?! – рявкнул Костя, с грохотом отодвигаясь на стуле и выходя из-за стола. – Вы с ума сошли?! Скажите, что я сам буду говорить с ним!

Самойлов ушёл. Я не сдержала злой усмешки – единственный человек, который мог зарубить все планы Самойлова на корню, был Максим Скавронский. И с таким куском дерьма, как Самойлов, он не станет говорить, как бы Костя об этом не мечтал. Впрочем, Скавронский имел столько власти, что мог бы запросто закрутить гайки в делах каждой семьи из нашего властного гетто.

К столу подошла Анастасия Николаевна, чтобы собрать грязную посуду со стола. Я скосила на неё взгляд – тугой пучок седых волос на затылке, острый нос и поджатые губы. Она будто бы не менялась, хотя работала у Самойлова много лет.

– Сообщите водителю, что мне нужно выехать через пятнадцать минут.

– Конечно, – сухо ответила женщина, забирая поднос с грязной посудой.

Глава 2

Я поднялась наверх в свою комнату – у нас с Костей были отдельные комнаты, к моему счастью. Нужно же ему было место, где он мог совершенно свободно трахать своих шлюх, оберегая моё бедное униженное сердечко.

Однако общая комната у нас с Самойловым тоже имелась. Там, словно постамент на обозрении, стояло наше супружеское ложе, на которое этот ублюдок утаскивал меня четыре раза в месяц, изливая на меня свою похоть на протяжении всей ночи.

Так что да. Это была наша спальня. Наша общая комната.

Я там никогда не бывала, а когда попадала туда, то спешила побыстрее выбраться. Когда он мне разрешал, а разрешал он, когда был уже вдоволь сыт и расслаблен, я сбегала оттуда настолько быстро, насколько могла.

Закрыв глаза на секунду, я постаралась выкинуть из головы все гадливо-неприятные воспоминания, и поднялась по лестнице выше.

Закрыв за собой дверь, я огляделась в своей просторной светлой комнате. Моем уголке, норке. Только здесь в этом доме я чувствовала себя максимально защищенной. Я сама создала уют в этой комнате – живыми цветами, плетеной мебелью, книгами.

Здесь было хорошо. Костя почти сюда никогда не заходил. Слава Богу. Он считал, что у его жены должен быть только её будуар, где ему нет места.

Мельком взглянув на часы, я решила не переодеваться. Расчесала медно-рыжие волосы, чуть подправила едва заметный макияж. Господи, каким бледным и исхудавшим мне казалось мое лицо. А запястья… Я всегда была худенькой. Не очень высокой и худенькой. Асса, что была такого же роста, как я, но отличалась более красивыми формами, при всей своей стройности, всегда утверждала, что мечтает похудеть до уровня «Анна Тихонова».

Я зажмурилась на секунду. Зажмурилась от боли, до звезд в глазах. Моя дорогая Асса… Мой дорогой Петя… Петя. Сердце стукнуло с рваной болью в груди. И ком мгновенно встал в горле.

Нет, я запретила себе думать о них. Даже вспоминать.

Вдох-выдох. Я подхватила со стула сумку, проверила, ничего ли не забыла и спустилась вниз. Водитель уже должен был подъехать.

Сердце моё было неспокойно. Всё-таки Самойлов странно вёл себя с утра. Что бы это могло значить? Я, конечно, привыкла искать во всём подвох и всего опасаться. Но и Костю я изучила за этот год вдоль и поперек.

Я вышла из дома на великолепную площадку, выложенную камнем. Сад перед поместьем Самойлова был прекрасен, но громоздкие скульптуры в современном стиле и зеркальные фонтаны всё портили. Черный Лексус, который значился машиной только для меня, подъехал прямо к парадной лестнице. Невысокий и худощавый водитель неопределенного возраста, кажется, Владимир, вышел из салона авто и приподняв кепку, поздоровался со мной.

Я села в прекрасно пахнущий, чистый до беспредельных ноток, салон и пристегнулась. Самойлов велел всем водителям следить, чтобы я всегда была пристегнута. И чтобы меня всегда везли, не превышая определенную скоростную отметку. Придурок. Это он так типа заботился о моей безопасности. А потом ломал мне пальцы и таскал за волосы. Сумасшедший козел.

Мы выехали за ворота на дороги нашего элитного поселка – это была полностью охраняемая территория, как на каком-то военном объекте. Тут и белка не проскочит.

Мне было тошно смотреть на все эти поместья, блестящие лоском, высокие заборы и абсолютно невыразительные злые лица с задранными носами, что периодически можно было здесь встретить.

Растерянная и обеспокоенная тем, что Самойлов был несколько странен, я думала о приёме, на который ехала.

Это был приём у врача акушера-гинеколога. Самойлов сам позволил мне выбрать врача. И это был его маленький промах. Надя Куликова некогда работала в клинике с моей мамой. Через неё я передавала маме вести о себе и получала обратные новости. Но главное – Надя знала, что я тайком предохраняюсь, чтобы не забеременеть от Самойлова, и покрывала меня.

Костя волосы рвал на себе, не понимая в чём дело. Обследования в клиниках ничего не показывали ни ему, ни мне. Всё было в порядке. Ему говорили ждать, но его мужское самолюбие с каждым месяцем всё больше уязвлялось. Когда его дружки предлагали ему поменять самку, он посылал всех куда подальше и говорил, что родить ему наследника должна только я.

Долго, конечно, это продолжаться не могло. Но я собиралась совершить ещё одну попытку побега, и мне нужно было время.

Пытаясь отвлечься, я посмотрела в окно. Мы уже подъезжали к Москве. Машин было немного, городские джунгли любимого города приветствовали до боли знакомыми чертами.

Мой мобильный телефон зазвонил. И я отвлеклась от всех мыслей.

«Надя…» – подумала я.

Я подхватила новую модель дорогущего брендового телефона, который был вручен мне на днях Самойловым, и сняла трубку.

Но звонок уже сбросили.

Пришло лишь короткое сообщение в ВотСапп.

«Аня, он знает».

Моё сердце в ужасе сжалось, а внутри всё похолодело.

***

Владимир остановил машину возле чистого и аккуратного, недавно отремонтированного здания с большими окнами. Это и была клиника, где вёл приём мой врач.

Я вышла из машины и заторопилась к холлу. Последние деньки лета укутывали своим теплом, и городская атмосфера казалась невозможно приятной. Хотелось пить горячий кофе в стаканчике, гулять по городу, смеяться. Как мы когда-то гуляли по городу с Петей.

Казалось бы, это вчера. В мыслях промелькнул каскад воспоминаний, и главные из них: самая красивая на свете улыбка и теплый взгляд зелёных глаз.

Я резко затормозила у раздвижных дверей. Господи, да что со мной сегодня?

«Выброси из головы, – велела я сама себе. – Сейчас об этом думать нельзя».

Но ничего выбрасывать даже и не понадобилось. Из головы разом вылетели все мысли, когда возле изгиба стойки для ресепшна я увидела Самойлова. Он был одет в узкие джинсы, черную футболку и короткую кожанку. Весь с иголочки. Губошлёпки с трехметровыми ресницами, что сидели на ресепшне, так и пускали слюни, рассматривая его.