– Максим, будем честны. Этот вопрос глобальный, да. Но если ты его затронешь сейчас, а после – осенью в Париже, то это будет чудесным шансом для твоей кандидатской.
Ага. Вот оно. А то Фадеев уже расслабился. Ничего этот хитрый жук так просто не делал. И на конференцию эту посылал Максима только с одной целью – подвести его плавненько к основной теме.
Если честно, Максим еще не определился.
Слишком в его жизни все шло словно по рельсам. На третьем курсе начал думать над темой диплома. С подачи все того же Ульриха. Потом поступил в аспирантуру. А там уже и о кандидатской речь зашла. И на всех этих этапах Фадеев, будто слепой кутенок, шел за своим научруком. Его мнением особо и не интересовались. Просто совали все новые и новые задания. Ставили перед фактом. И двигали вперед.
Не то чтобы Максим был таким уж слабовольным, впрочем, наверное, где-то был, но это скорее будто бы было предопределено. Никаких мук совести, мытарств, бессонных ночей.
Слишком легко. Слишком по плану.
Возможно, это и не так плохо. Но Фадееву, будто Лермонтовскому герою, хотелось чуть больше страстей. Каких-то роковых событий. Какой-то борьбы. Надлома.
Скучно было ему в научном мире, вот что.
Нет, преподавать Максиму нравилось. Этого не отнять. Нравилось дискутировать со студентами, нравилось гордиться их успехами, нравилось видеть их отдачу. Да даже недовольство порой нравилось. В этом была какая-то жизнь. Какое-то движение.
А кандидатская – это просто серая пыль на вековых полках научной библиотеки. Ни на что не повлияет. Ничью жизнь не спасет. Простая формальность. Вся будущая научная карьера Максима Игоревича Фадеева – простая формальность. И был ли смысл?
Почему он решил познать экзистенциальный кризис именно в кресле перед Ульрихом этим вторником, Фадеев не знал. Не знал, но понимал, что стоило об этом поразмыслить.
Но бросив взгляд на горящие вечно перевозбужденного от науки глаза Давида Германовича, Максима вздохнул и кивнул.
– Да, вы правы.
Ну вот, он снова поплыл по течению. Как брошенная в воду десять лет назад ветка. Бессмысленно, формально.
Этот разговор немного ввел Фадеева в уныние. Но он постарался выкинуть его из головы и сосредоточиться на работе. В принципе, получилось.
Все в жизни Максима получалось легко. По плану.
А, собственно, ничего более занимательного до четверга и не произошло.
***
В четверг утром Лешка появился в кухне красивым и одетым в деловой костюм.
Максим, который поджаривал тосты, тут же сделал стойку. Нечасто Орлов одевался столь формально.
Даже будучи директором своей, пусть и небольшой, но все же фирмы, он обычно отдавал предпочтение джинсам и легким рубашкам. Изредка дополняя их джемперами. А то и вовсе носил старые добрые толстовки и кеды.
– Какой-то крупный проект? – Максим улыбнулся, выключая тостер. Он разложил поджаренный хлеб на деревянной доске, давая чуть остыть. А сам сверху намазывал его маслом. Его еда всегда была незатейливой. Максимум сверху потом авокадо или красную рыбу положит. На большее фантазии не особо хватало. Это Лешка в их семье отвечал за кулинарию.
– Пока не знаю, – Орлов приблизился и потерся носом о гладковыбритую Фадеевскую щеку. Они уже несколько лет пользовались одним парфюмом. Потому что ароматы постоянно перемешивались, создавая не всегда приятный симбиоз. И когда-то друзья именно из-за этого их спалили в определенный момент. – Но денег предлагают много. Съезжу сегодня на встречу, разузнаю.
– Ты как будто не особо доволен? – Максим вопросительно приподнял брови. Он повернул голову, ожидая своего законного поцелуя. И Лешка не разочаровал. Привычно чуть приподнялся на цыпочки и коротко, но нежно поцеловал его.
Вроде бы легко, но так, что внутри все переворачивалось. Столько лет вместе, а все равно сердце начинало биться чаще от таких простых мелочей.
– Да вот знаешь, – Орлов нахмурился, бездумно разглаживая несуществующие складки на белой рубашке Максима, – не особо люблю толстосумов. С ними вечно много проблем. Или сроки ставят нечеловеческие. Или запросы нереальные. Или потом работу принимают месяцами. Считают, что раз уж они много платят, то спрашивать должны втройне. А по факту платят они обычно. Просто масштабы заказа другие.
– Уверен, ты найдешь на них управу, – Максим улыбнулся и, вытерев руки от крошек кухонным полотенцем, обнял Орлов за талию. Прижал к себе и зарылся носом в красиво уложенные волосы. – Леша. Лешенька.
– Ты чего? – Орлов фыркнул, вроде бы недоуменно, но на самом деле смущенно. Не так часто Фадеев проявлял «телячьи нежности». – Случилось чего?
– Неа, – Максим улыбнулся и поцеловал его в висок. – Просто люблю тебя, вот чего.
Лешка что-то проворчал для виду, потом повернулся, обнимая сам. И так они и стояли несколько минут, прижавшись друг к другу, просто наслаждаясь теплом и уютом.
Максим и сам не мог понять, что на него нашло. Просто ни с того ни с сего возникла потребность сжать Орлова до костного хруста, впаять в себя, впихнуть под кожу. И не отпускать.
***
Пары шли своим чередом, Максим вел их, признаться, на автомате.
Его мысли занимал предстоящий вечер. Если у Лешки выгорит хорошая сделка, то, наверное, стоило устроить какой-то праздничный ужин. Или, может, все же завтра?
Но вот сегодня, например, у Максима занятия всего до четырех. Он придет домой раньше и мог бы все подготовить. Конечно, заниматься готовкой в его случае было смерти подобно. Да и травить любимого мужчину совершенно не хотелось. Но заказать что-то из ресторана, как Фадеев уже, бывало, делал, вполне было можно.
Улыбаясь своим мыслям, он отправил Орлову сообщение с вопросом, как прошла встреча. И только отложил телефон, как в аудиторию заявились студенты.
Увидев, что в двери входит Хорошева, Максим внутренне поморщился. Нет, сама Лиза была отличной студенткой и нравилась Фадееву. Но он прекрасно помнил, старостой чьей группы она являлась.
Впрочем, на удивление, Верещагина вела себя довольно сдержанно. Даже не подошла поздороваться, как обычно. Неужто действительно решила взяться за ум. Усмехнувшись, Максим покачал головой.
Хотелось бы верить, но верилось с трудом.
– Записываем тему лекции, – он подошел к доске и размашисто вывел мелом, проговаривая и вслух: – Возвратные глаголы в настоящем времени.
– Ох, уж эти развратные глаголы, – раздался чей-то громкий шепот с последних парт. Студенты дружно заржали. А Максим лишь закатил глаза.
Потом вспомнил себя в девятнадцать, когда смешила и возбуждала любая мелочь, и продолжил:
– Итак, кто приведет пример? Да, Верещагина?
– Я занимаюсь с тобой любовью, – нахально глядя Максиму в глаза, выдала Ольга под всеобщее хихиканье. Дети, что с них взять.
Ну да, ну да, успокоилась она, как же. Впрочем, ничего, кроме смеха или легкого раздражения, ее выпады не вызывали.
– Прекрасно, – кивнул Максима, стряхивая мел с пальцев. Он уселся обратно за стол. – И хоть на первый взгляд эта конструкция может показаться подходящей, сейчас Верещагина расскажет нам, почему же она все же некорректна. Да, Ольга?
Та недовольно поморщилась. Видимо, рассчитывала, что сможет смутить Фадеева своим глупым выпадом. Да вот только далеко ей было до человека, способного вызвать смущение у Максима.
Орловым она точно не была.
Совершенно не к месту вспомнился их первый с Лешкой раз. Когда именно Максим чувствовал себя неопытным девственником. Хотя все было совершенно наоборот на деле. Но Лешка, любимый, желанный, выносящий мозги и треплющий нервы, был таким до одури прекрасным, что у Фадеева рвало крышу. Что у него тряслись руки и предательски горели щеки.
А Лешка лишь улыбался хитро и как-то бесхитростно одновременно. Заставляя кровь бежать по венам быстрее. Заставляя забывать обо всем на свете. И заставляя Максима открывать собственную сексуальность заново.