Я аккуратно отхлебнула пиво, предварительно подув на пену.
– То, что ты говоришь, для меня – белиберда какая-то, – заявила я.
– А для меня ты – белиберда какая-то, – ответил он, усмехаясь, – хочешь помощи – будь повежливей.
Замечание было справедливым, я и правда немного вышла из себя. Но меня уже понесло. Наглость этого художника и вызывающая манера держаться любого бы вывели из себя.
– А ты можешь помочь, что ли? Чем? Еще один портретик накалякать?
– И даже не один, – успокаивающе кивнул художник, вероятно, почувствовав мою взвинченность, – могу сутками рисовать. Я – нет, помочь не могу, а вот мама моя, возможно, сможет. По крайней мере, подскажет что-нибудь. Она угадала твое появление в нашей жизни. Ты какую-то роль должна сыграть.
– А как ты понял, что именно мое появление? Ты меня даже не сразу узнал сегодня.
– Узнал, просто притворялся. Хотел немного побесить, уж прости, такая у меня привычка – бесить людей. Мама тебя очень подробно описала, я еще в первый раз узнал. И ждал, пока ты вернешься. Знал, что придешь за подробностями.
Я, задумавшись, сделал еще один глоток.
– И что дальше?
– В смысле?
– Ну, я появилась, что дальше-то будет?
– Дальше не знаю. Спросишь у мамы. Завтра приходи на ужин. В восемь.
Он залпом допил свое пиво и поднялся, собираясь уходить.
– Подожди, – окликнула я, – куда приходить-то? Я даже имени твоего не знаю.
– На обратной стороне портрета посмотри, – усмехнувшись, ответил художник.
И правда, достав портрет из нижнего ящика комода, в который я его запихнула, я обнаружила на обратной стороне: «Тимофей. Вишневая аллея, дом 8а». Я решила сходить во что бы то ни стало. Это знакомство было интригующим. Хотелось познакомиться с остальными членами странного семейства видящих, если они и правда видящие.
Дом 8а по Вишневой аллее был добротный, свежепокрашенный, с чистыми сияющими окнами и широкими ступеньками, обложенными плиткой под гранит. Перед домом был разбит небольшой садик с сезонными цветами и росло несколько жасминовых кустов.
На ступеньках сидел скрюченный в три погибели бездомный и пересчитывал мелочь. На нем была грязная мешковитая куртка и болотного цвета штаны. Давно не мытые отросшие волосы беспорядочными прядями свисали с головы.
Я остановилась, не зная, как его обойти. Бездомный поднял изможденное, но довольно привлекательное лицо, и я увидела, что он очень молод, не больше двадцати лет. Мельком взглянув на меня своими большими голубыми глазами и застенчиво улыбнувшись, он заорал в полуоткрытую дверь:
– Пришла!
Через несколько секунд дверь настежь распахнул Тимофей и поманил меня в дом.
– Проходи, не бойся. Это Стас, мой младший брат. Он абсолютно безобиден.
Стас продолжал смотреть на меня снизу вверх, улыбаясь и стеснительно отворачиваясь, стоило на него взглянуть.
– Стас, подвинься, дай даме пройти, – попросил Тимофей и предложил мне руку, – он здесь живет, с матерью, – пояснил он про Стаса.
– Я подумала – бездомный. А ты? Тоже здесь живешь? – спросила я.
– Я живу в своей студии, у фонтанов. Но часто приезжаю.
В прихожую вышла женщина лет сорока, вытирая руки о передник. Ее волосы были собраны в конский хвост, подвижное худощавое лицо казалось обаятельным и как-то сразу располагало, а подтянутая фигура явно корректировалась в фитнес-зале.
– Здравствуйте. Я – Яна, – представилась я, – меня Тимофей пригласил. Принесла вот тортик, – я передала женщине шоколадный торт, украшенный клубникой, который купила в пекарне по дороге.
– Очень приятно, – сказала женщина, радушно улыбаясь, – я мама Тимофея и Стаса, Наталья.
Я с удивлением посмотрела на Тимофея. Он выглядел лет на тридцать. Либо Наталья родила его в десять, либо…
– Да просто молодо выгляжу, – перебила мои раздумья Наталья, смеясь, – генетика плюс здоровый образ жизни и правильное питание. Проходите в гостинную, я сейчас. Тимофей, проводи гостью.
Тимофей провел меня в гостинную, Стас увязался за нами и уселся на пол у стены напротив меня, с улыбкой застенчиво отворачиваясь всякий раз, как ловил мой взгляд. Но, когда я на него не смотрела, Стас пристально разглядывал меня, как ребенок.временами в его глазах мелькал испуг. Я чувствовала его взгляд. Никто из нас не заговорил. Я осмотрела роскошно обставленную гостинную. Дорогая мебель, со вкусом подобранные предметы интерьера. Явно ценная картина в позолоченной рамке на стене. Серебрянные подсвечники, тяжелые шторы. Богатый дом.
Наталья вошла в гостинную с дымящейся тарелкой с жаренным мясом. На столе уже стояли фарфоровые тарелки с легкими овощными салатамии и тарталетками, блюдо с фруктами и пузатая бутылка вина.
– Давай, открывай, – кивнула Наталья Тимофею на вино.
Она в одну из тарелок положила мясо, по ложке каждого из салатов, несколько тарталеток и протянула наполненную тарелку Стасу. Затем поухаживала за мной и Тимофеем, и, наконец, наполнила свою тарелку. Тимофей тем временем разлил вино по бокалам. Мы сделали по глотку за знакомство и принялись за еду.
– Ну, Яна, расскажи немного о себе, – предложила Наталья, – живешь одна?
Я подцепила вилкой кусочек мяса, понюхала и отправила в рот. Прожевав и проглотив, снова сделала глоток вина и ответила:
– Да, после развода живу одна. Делаю ремонт в квартире, работаю. Но Вы, как видящая, могли бы и сами догадаться.
Наталья тихонько рассмеялась:
– Это не так работает.
Я перевела взгляд на Тимофея и, немного понаблюдав за тем, как он ест, сморщила нос и посмотрела на него с отвращением. Он ел, как свинья, жадно откусывая огромные куски мяса и ухмыляясь с набитым ртом. Я отвела взгляд.
– А Вы, расскажете о себе? – спросила я у Натальи.
– Конечно, – ответила та, – что тебя интересует?
– Тимофей сказал, что у вас есть какой-то особый дар?
– Можно и так сказать. И я, и мои сыновья видим суть людей. Нутро, если можно так выразиться. Видим раньше, чем внешнюю, физическую оболочку.
– Тимофей увидел во мне гнев. Изобразил меня безумной в период обострения. Вы тоже это видите?
– Да, вижу, – коротко ответила Наталья.
– И что же мне делать?
– Сперва попробовать традиционные методы. Психотерапия, телесная терапия. Но процесс уже запущен. Ты изменишься, можно лишь сделать этот переход более плавным и безболезненным. Мы называем это трансформацией с открытием дара.
– Я сходила на один сеанс групповой терапии, но не досидела до конца. Там одна девица ныла что-то про свою вину, другая – про третий развод. Мне не интересно это слушать, и уж совсем не хочется самой что-то рассказывать.
Тимофей доел, засунул в рот мизинец и принялся ногтем выковыривать кусочки мяса из зубов. Я демонстративно отложила вилку, аппетит совсем пропал.
– Ты переигрываешь, – со смехом прикрикнула на него Наталья.
Она посмотрела на меня:
– Мой сын обладает шутовской натурой. Тимофей прекрасно знает, что может тебя разозлить, и специально провоцирует. Старается вывести из себя. Хочет посмотреть, на что ты способна. На самом деле, Тимофей прекрасно знает этикет и умеет вести себя в обществе. Да, Тимофей?
Я перевела взгляд на Тимофея. Он вынул мизинец изо рта, промокнул губы салфеткой и сел прямо, насмешливо и добродушно глядя на меня спокойным, ясным взором.
Без шутовской ухмылочки, с расслабленным лицом, выглядел Тимофей симпатично. Светло-голубые глаза смотрели проницательно, прямой нос и высокие скулы выдавали породу, губы намекали на сладострастие, а волевой подбородок с ямочкой – на силу воли и решительность. Он был похож на аристократа, которого я как-то видела на картине в эрмитаже. Какой-то граф или князь, я не запомнила.
– Да Тимофей прикалывается просто, – подал голос Стас с пола.
Я вздрогнула, совсем забыла про Стаса. Слегка наклонившись на стуле, я через стол посмотрела на него. Стас, заметив мой взгляд, тут же улыбнулся и застенчиво отвернул лицо.