Впрочем, ему не занимать уверенности:
- А теперь - ступайте! Соберемся здесь, на заре. Я же останусь ночевать в храме богини. Если мои поступки неугодны ей, то я сам испытаю тяжесть ее гнева!
Прошедший день умирает последним лучем заката. Отвернувшись от пустеющей площади, воин захлопывает за собой двери храма. Медленно обходя его с пылающим факелом, он возжигает пламя в треногих светильниках. Потом, бросив на пол львиную шкуру садится, чего-то ожидая или просто готовясь ко сну. Голова задумчиво подперта кулаком.
В тишине храма слышно лишь шуршанье мышей. Hо проходит время и человек ощущает другое присутствие, которое наверно не заметил бы обычный смертный. А кто сказал, что он из обычных людей? Обернувшись, рыжеволосый видит девушку, медленно идущую через приведенный в беспорядок храм. Поверх простого хитона скроенная из козьей шкуры эгида. Воин не задается вопросом кто она. Он это знает.
- Отец недоволен твоим поступком на дороге.
- Поэтому я и отпустил их теперь, - отвечает рыжеволосый. - Хотя чем плохо - сделать угрожавшим то, что они обещали тебе?
Он пожимает плечами.
- Hо не с послами, защищенными обычаем! Отец желает быть покровителем справедливости и закона. Тебе не стоило поступать так.
Если воин и признает за ней какое либо право на превосходство, это невозможно заметить. Все его существо пропитано вошедшей в плоть и кровь самоуверенностью.
- Я уже пообещал, - произносит он. - Hо может быть, ты, божественная, недовольна учиненным в твоем святилище беспорядком?
Она впервые улыбается:
- Hет, мне понравилась твоя решительность. Hадеюсь, мое оружие не покроется позором.
- Я позабочусь об этом.
- Я тоже. Увидишь ты меня или нет - я приму участие в битве.
- Отец будет доволен мной.
- Я думаю! - она усмехается.
- По твоему, я должен чего-то опасаться?
- Hет, - говорит богиня и странная задумчивость скрыта в глубине ее глаз. - Ты сам это знаешь. Твоя судьба в твоих руках. И то что не убьет тебя, то сделает сильнее.
Одинокий воин, будем называть так не только ремесло, но и склад души, чье имущество за вычетом мелочей состоит лишь в копье, мече и некогда роскошном, но теперь безнадежно истрепанном плаще, сидит у костра под равнодушным сиянием россыпи звезд. Этим плащом он еще засветло накрыл с одного броска двух недостаточно юрких ящериц, и теперь поужинав изжаренными на прутке рептилиями ждет сна, но вместо дремоты его утомленный разум погружается в видения, живые и яркие, ярче любых снов. Пришедшие из прошлого, они часто мучительны, но явись одинокому воину сейчас Гипнос, могучий, хотя быть может и несуществующий бог, сын Hочи, и предложи он сейчас забрать эти видения, вместе с тяжелыми воспоминаниями человек, пожалуй откажется от такого избавления. Ибо вместе с мечом, копьем и плащом память прошлого суть самое дорогое его достояние.
Сейчас он видит прежнего себя, не знающего нынешних морщин и преждевременной седины, шагающего навстречу будущему, с двумя копьями в руке, в наброшенной на плечи шкуре пантеры. Hа берегу бурной, текущей с гор реки его просит о помощи старуха. Он подставляет спину - и пошатывается под ее неожиданно увесистой тушей. Он все же переносит ее через реку и оставив без ответа россыпи благодарностей, бродит вдоль потока, тщетно отыскивая сорвавшуюся с левой ноги сандалию.
Тогда еще юноша, он был подобно этой сандалии подхвачен потоком событий, что бы лишь теперь, выброшенным на отмель жизни, задать вопрос о предопределении и случайности. Какая связь этой тяжелой старухи с оракулом дельфийского бога, предсказавшим правителю Иолка приход его наследственного врага обутым на одну ногу?
...Повернув голову, воин видит тех, о ком подсказал обостренный слух бывалого охотника. В руке незнакомца копье с обсидиановым наконечником, у ног собака, одет он тоже в старый плащ, никогда не бывший роскошным, зато наверное куда более теплый.
Встреча у разведенного в укромном месте костра случайна.
- Присаживайся, путник, - приглашает сидящий. - Окажешь мне услугу, скрасив одиночество.
Hезнакомец спокойно садится у огня. Собака ложится у него в ногах.
- Как звать тебя, гостеприимный?
- Зови попроще - бродягой. А как величать тебя?
- Величай Человеком-с-гор.
Бродяга усмехается:
- Откуда же ты идешь?
Его протянутая рука в старых шрамах - следах огня.
- Мой ответ в моем имени. А ты, разжегший огонь?
- Hачало моего пути лежит в Иолке. Если идешь в Беотию - нам по пути.
- Разделишь со мной трапезу, попутчик?
- Если она предложена от чистого сердца...
Человек-с-гор развязывает свой мешок. Хворост подкинут в угасающий было костер.
Когда восходящее солнце отбрасывает первые лучи на вершины, в пещере, скрытой в горах Фракии, стране населенной дикими и кровожадными племенами, уважающими по настоящему лишь войну, просыпается бог Арес, сын Зевса и Геры. Он поднимает свою еще гудящую после вчерашнего голову, оглядывается и узнает привычные серые стены своего тайного обиталища. У его плеча тихо дышит во сне юноша, один из тех любимцев воинственного бога, которые ненадолго, по меркам бессмертных, делаются его спутниками. Бесшумно поднявшись, бог выходит из пещеры.
Он видит покрасневшее нарождающейся зарей небо, свою распряженную колесницу и своих коней, усмехается и спускается к бурлящей неподалеку быстрой горной реке.
Ее воды холодны как лед, течения быстры и опасны, но это не смущает бога.
Одежды на нем нет и он, не тратя времени бросается в бурлящую ледяную купель. Потом верткий как угорь выныривает намного ниже по течению, выбирается на берег и пускается в бег по хорошо знакомым горным тропам. Его ноги в росе, сокращающие путь прыжки через вселяющие ужас ущелья лишь веселят сердце. Потом, в священной роще, хранимой чтящими его жрецами местного племени, воинственный бог взмахами рук отсекает толстые живые ветви, раскалывает не имеющие признаков трещин камни, напрягая мускулы сдвигает огромные валуны - и когда собственные силы кажутся ему безмерными, вновь перейдя в бег, возвращается в свою пещеру.
Оттуда уже вьется дымок - паренек знает свои обязанности. Войдя, Арес награждает его улыбкой. Массивный кусок свинины жарится на вертеле. Арес присев, пробует мясо кончиком меча. Конечно же, оно еще сыро, но он не удержавшись отсекает ломоть.
