«Шарль Моррас нам сообщает, что и священнослужители, и мирские, просящие милостыню и просвещённые, все трубадуры страны собирались вместе один раз в год в доме Жана-Франсуа, на пир, где пели всю ночь на двадцати распитых бочках из-под сидра».
И критик заключает: «зачатый на этих праздниках народной поэзии, Шарль Ле Гоффик родился поэтом».
Как искусство, поэзия Ле Гоффика для Анатоля Франса «редкая, чистая и завершенная».
В этой же статье автор приводит слова Поля Бурже: «Его стихи дают цельное представление грустной грации и страдания. Это одновременно очень просто и знающе… Только Габриель Викер может затрагивать определенные струны этим смычком, этакого деревенского музыканта, который является большим скрипачом на самом деле».
Ле Гоффик отдал должное романтизму, раннему и позднему, открывшему дороги мистицизму и интересу к личностному, индивидуальному. Парнас привлек его, как мастера стихосложения, автора нового трактата о версификации, своим повышенным интересом к проблемам формы. Несомненно, такие поэты, как Андре Шенье, Теодор де Банвиль, Поль Верлен, были особо почитаемые им, и он испытал их влияние. Но особенные узы, прав Поль Бурже, связывали его с Габриэлем Викером. Больше, чем товарищество, это глубокое внутреннее понимание, какой, как представлялось обоим, должна быть современная им поэзия. Их задача – сблизить поэтический язык с народной речью, не потерявшей свой исторический фон, легенды, сказания, фольклор.
В своей статье «Габриэль Викер, или Забавная история одного Бресского, ставшего Бретоном» приводит выдержку из письма Викера, ему самому адресованного: «моя мечта – это ввести в нашу французскую поэзию сильную дозу народной поэзии. Я вижу, что эта идея прокладывает дороту: я не перестаю распространять ее как можно лучше…»
В этой же статье он определяет развитие поэзии Викера эпитетами, которые сейчас, спустя сто лет, мы можем смело соотнести с ним самим, Шарлем Ле Гоффиком: «Стих Габриэля Викера, уже столь пластичный и свободный, стал еще более музыкальным, чередующий ритмы, играя аллитерациями и внутренними ассонансами и одновременно его сенсуализм утончился, эмоциональность углубилась, деликатное дуновение мечты проснулось в нем».
Пожалуй, больше всего в любовной лирике, которая занимает почетное место у Ле Гоффика, издание полного собрания его стихов начинается с цикла «Бретонская любовь», можно проследить конструкцию депикции, визуально-дескриптивный принцип его поэтики. Ле Гоффик практически никогда не использует образы, данные ему непосредственно, находящиеся перед его взглядом. В его памяти, как на палитре художника, размещаются вызванные душевным импульсом образы, фиксированные ранее и которые затем его вдохновение заново переписывает в ряду с другими, выстраивая композиции, именуемые стихами. Поэтому он так внимателен к народному фольклору, впрочем, ко всему мемориально составляющему элементу в обществе. Память – это его материя. Возьмем, к примеру, эту небольшую пьесу – так верно определил эти любовные стихи Анатоль Франс.
Стучится снег в окошки ледяные.
Ты приходи! Еще живут в лесах
Цветов ушедших души полевые,
Когда гуляет вьюга в небесах.
Пропитан воздух тонким ароматом.
Вот нежная сирень, а вот цветок
На пустыре, смолевкою объятом,
Грустит среди заснеженных тревог.
И от всего цветочного собранья
Сквозь этот гул протяжный ветровой
Исходит благодать благоуханья,
Напоминая тайный запах твой.
Перевод Е.В. Лукина
Как сплетаются вместе, сосуществуют здесь мнемическим путем тактильные, аудиальные, визуальные и ольфакторные образы!
Марсель Де Корт в своём этюде «Сущность Поэзии» пишет о господстве поэзии над существованием, свидетельстве надприродной мистики. На экране-листе заиндевевшего окна прочерчиваются слова: «Ты приходи!» Ещё свежи воспоминания тянущихся цепочкой душ увядших цветов. Видимое и невидимое скрещиваются вместе. И уже в это невозможное пространство вторгается воздух-запах, кристаллизуясь в ее благоуханье, желанное тело.
Анатоль Франс был в Бретани проездом, но услышав песнь Ле Гоффика, пишет, что вновь видит одинокие прибрежья, золотой цвет пустошей, дубы, коренящиеся в граните, темную зелень у берегов рек и дорог с кустами дрока по краям, у подножия кальверов – крестьянок строгих, как монахини.
Борис Лежен,
Франция
Poèmes choisis
Избранные стихотворения
Портрет Шарля Ле Гоффика.
Шарль Корбина. 1889 год
I
Prélude
Ô Miranda, voici la dernière chanson!
Maurice Bouchor
C’est ici la chanson d’amour
Qu’on chante au coin des cheminées,
L’hiver, sur le déclin du jour,
Dans les maisons abandonnées…
Прелюдия
О Миранда, вот последняя песня!
Морис Бушор
Эту песню о любви нежной,
Чуть согретой огнем каминным,
Мы поем в зимний вечер снежный
В позабытом доме старинном.
Épithalame
Hyménée, ô joie, hymen, hyménée!
La nuit de mon coeur s’est illuminée.
Et ce fut d’abord, d’abord en mon coeur,
Des hymnes confus qui chantaient en choeur.
Ils chantaient la vie et l’amour de vivre,
Le miel des baisers, si doux qu’il enivre.
Et je tressaillais, sans savoir pourquoi.
Comme si la vie allait naître en moi.
Alors un grand vent déchira les nues.
Vous chantiez toujours, ô voix inconnues.
Et j’avais le coeur plus troublé qu’avant,
Lorsque l’aube d’or parut au levant.
Et l’aube éclaira de sa fl amme douce
Une enfant couchée en un lit de mousse.
L’enfant se dressa sur l’horizon clair
Et tendit vers moi la fl eur de sa chair.
Эпиталама
О радость любви, Гименей, Гименей!
Ночь в сердце моем осветилась сильней.
Все это внезапно случилось со мной:
Хор в сердце моем зазвучал вразнобой.
Сумбурные гимны он пел о любви,
Как медоточивы лобзанья твои.
Я вздрогнул, не осознавая вполне,
Что новая жизнь зародилась во мне.
Неистовый ветер терзал небеса,
Пока неземные лились голоса.
И переполох вспыхнул в сердце моем:
Заря на востоке зарделась огнем.
Луч солнца на мшистое ложе упал:
На нем венценосный младенец лежал.
И вот он восстал, попирая восток,
И мне протянул своей плоти цветок.
