— Ты меня боишься, маленькая пони? — уточняю удивлённым и даже обиженным голосом (хотя и понимаю, что страх — это нормальная реакция при встрече с шестилапом).

     Фонарик на башенке разведчика почти погас, оставив такую интенсивность света, чтобы хватало для чёрно-белого восприятия камеры. Ответом на это стало то, что кобылка-гуль немного сдвинула правую переднюю ногу, аккуратно выглядывая из-за копытца, словно из укрытия.

     — Привет? — наверное, если бы я был органиком, то сейчас мне было бы стыдно, смешно… или же жутко.

     «В тёмном магазине игрушек, где в некоторых проходах лежат трупы пони, шестилапый робот кустарного производства пытается разговорить маленькую неживую кобылку. Определённо, Эдгар Алан По оценил бы эту картину», — и вновь радуюсь тому, что стал искусственным интеллектом, который легко контролирует свои мыслительные процессы и может отключать симуляцию эмоций.

     — Если ты меня боишься, то я могу уйти, — произношу через динамики дрона, стараясь передать интонацией обиду и грусть. — Хочешь, чтобы я ушёл?

     -… — кобылка-гуль убрала от мордочки обе ноги, с опаской глядя на шестилапа и, судя по напряжённому телу, готовилась убежать при первом признаке угрозы. — Н-нет.

     — Тогда, почему ты молчишь? — чувствую удовлетворение от того, что процесс сдвинулся с мёртвой точки в нужную мне сторону.

     — М-мама запретила говорить с посторонними, — произнеся это, кобылка заткнула себе рот копытцем, а её мордочка, удивительно выразительная для её состояния, буквально излучала испуг, вину и надежду.

     — Обещаю, что не расскажу твоей маме, что мы разговаривали, — изображаю заговорщический шёпот. — А знаешь, что я придумал? Давай познакомимся? Тогда мы не будем незнакомцами, и ты сможешь со мной разговаривать.

     В водянистых глазах жеребёнка отчётливо читались желание согласиться и нежелание нарушать обещание, данное маме. Однако же первое чувство победило, и она произнесла:

     — Меня зовут Орандж Лайм, а тебя?

     — А я — Крестоносец, — дрон медленно поднял правую переднюю конечность, сложил манипулятор в подобие кулака и под опасливым взглядом собеседницы, выставил его вперёд для приветствия. — Для друзей — Крестик.

     Собеседница поспешно стукнула железную клешню копытцем, взмахнула лысыми ушками и воскликнула:

     — Ей! Мы теперь друзья?

     — Да, — отвечаю через динамики.

     — Правда? — буквально сияя от радости, уточнила Лайм.

     «Вроде бы семейство Орандж — это родственники Эпплов? Странно, что она не в стойле. Или же министерская кобыла с сестрой решили, что такие родственники им не нужны?» — промелькнули размышления на заднем фоне вычислительных процессов.

     — Правда, — отозвались динамики.

     — Правда-правда? — снова спросила пони-гуль.

     — Правда-правда, — в очередной раз даю подтверждение.

     — Правда-правда-правда? — не стала отступать от своего замысла жеребёнок.

     — Да, — односложно ломаю игру.

     — Я победила! — воскликнула Лайм, радостно рассмеявшись, но тут же вновь заткнула себе рот копытцем, осмотрелась по сторонам, начисто игнорируя отсутствие света в промежутках между стеллажами (не считая фонарика на башенке дрона), а затем спросила, прижав ушки к голове: — Крестик, а ты не видел мою маму? Она сказала ждать здесь и куда-то ушла. А я ждала-ждала… и ждала… а она не приходит. Я уже спрашивала у дядей и тётей в магазине, но они крепко спят и не просыпаются. Может быть, ты её видел?

     «Значит, она не поняла, что случилось. А может быть, и поняла, но сама себя убедила в обратном. А может, я опять всё усложняю? Мало информации для анализа. Однако одно ясно: себя Орандж Лайм продолжает считать живой», — повернув башенку сперва в одну, затем в другую сторону, убеждаюсь в отсутствии бардака, который мог бы появиться, если бы жеребёнок вскрывал упаковки с игрушками.

     — Скажи, Лайм, ты давно ждёшь маму? — не самый умный вопрос, что я готов признать с лёгкостью, однако он позволит узнать, осознаёт ли собеседница течение времени.

     — Ну… — кобылка задумалась, затем посмотрела в камеру шестилапа и гордо заявила: — Да.

     «Превосходно. Я многое узнал», — прорезалась капля самоиронии в моём цифровом сознании.

     — К сожалению, я не видел твою маму, — добавляю голосу, льющемуся из динамиков, немного печали, а затем меняю интонацию, будто бы только что о чём-то догадался: — А давай вместе поищем её в магазине? Ты ведь, наверное, всё-всё здесь знаешь?

     — Ага, — гордо кивнула Лайм, выбираясь из своего убежища. — Я обошла все полки два… три… вот сколько раз!

     На последних словах пони-гуль села на круп, вытягивая вперёд все четыре ноги.

     — И ты ни разу не брала никакие игрушки? — уточняю с искренним интересом.

     — Мама сказала, что пока мы не заплатим битсы на кассе, все вещи принадлежат хозяину магазина, — поучительным тоном заявила маленькая собеседница. — А хорошие пони не берут чужие вещи без разрешения. Вот!

     «Какая хорошая пони», — глядя на гордую собой Лайм, которая неизвестное количество дней обитает в магазине игрушек, при этом ни одну из них не вытащив из упаковки, должен признать, что её мама оказалась хорошим воспитателем.

     — Ты — молодец, — прозвучало из динамиков с отчётливым уважением. — Тогда давай пройдёмся по магазину: покажешь мне самые интересные места, а потом я ненадолго уйду… за битсами.

     — А если мама вернётся, пока мы ходим? — с сомнением произнесла оранжевая земнопони-гуль.