«Бороться со следствием, а не первопричиной — это так… по-человечески», — осознавать степень влияния пони-фактора на принимаемые главами одной из крупнейших (а то и крупнейшей) фракции известного мира решения могло бы быть грустно… если бы я был на это способен.

     Тем временем дирижабль, баллон которого имеет форму головы Пинки Пай, медленно, но верно пролетел над своеобразной границей, за которой треск счётчика радиации стал непрерывным. Впрочем, на связи с базой это никак не сказалось, да и на самый крайний случай у данного летательного аппарата высокая степень автономности, автоматизации, а также есть бортовой компьютер, который отведёт устройство на базу, если в течение часа не получит пароль.

     «Я пользуюсь базами данных Министерства Морали, техникой, вооружением и системами слежения этой организации… Можно ли меня считать преёмником Пинки Пай?» — странный и не слишком своевременный вопрос, промелькнувший в моём процессоре, заставил активировать процесс самодиагностики, который не показал никаких отклонений.

     Отложив дальнейший анализ данного вопроса, отдаю команду на посадку в двухстах метрах от края барьера. С такого расстояния даже без увеличения при помощи оптических средств видно, что щит не однороден и подвижен, в каких-то местах становясь плотнее, а где-то, наоборот, истончаясь. Косвенно это можно принять за подтверждение, что поддерживает его не устройство, а некто живой (пусть и относительно), а кроме того — разумный, либо имеющий необходимые инстинкты. Для сравнения можно взять центр управления ПОП, который со всех сторон окружают пегасы, пытающиеся проникнуть внутрь, ну и не позволяющие сделать этого кому-то ещё: даже под внешним давлением, пусть и при удалённом наблюдении, тот барьер кажется более стабильным.

     Приземление летательного аппарата произошло успешно, после чего в корпусе, состоящем из металлических трубок и пластика, открылась аппарель, по которой на чуть влажную землю спустился первый шестилап. Немного постояв, он покрутил башенкой, а затем отошёл в сторону, давая дорогу другим дронам, несущим оборудование в тяжёлых ящиках. Последним вышел понибот, облачённый в грубую чёрную материю, облегающую всё тело, оставляя открытыми глаза и рот.

     Мои дроны спешно извлекли из коробок оборудование, состоящее из мощных колонок с направленным звучанием, прожекторов и проекционных экранов, которые расставили на равном расстоянии друг от друга. Робопони, изображая командующего операцией, встал рядом с одним из светильников, поднёс к морде правый передний манипулятор и стал открывать рот, словно бы говорил в микрофон, в то время как из динамиков зазвучал мой синтезированный голос:

     — Внимание! Говорит глава Эквестрийской Службы Спасения, администратор Крусейдер! Обитатели Марипони, если вы меня слышите и понимаете, то дайте нам знак о том, что вы готовы идти на контакт. В случае вашего сотрудничества мы гарантируем вашу безопасность, а если это необходимо — медицинскую и психологическую, а также материальную помощь. Повторяю…

     …

     Ей было страшно и… одиноко (сколь бы ироничным это ни казалось). Эйфория, испытываемая в первые… дни? Недели? Месяцы? Годы?.. Эйфория, дарованная ощущением собственного всемогущества, прошла, оставив после себя горькое послевкусие и разочарование (какой смысл иметь силу, достаточную для поднятия заклинивших бронестворок «вкопытную», если не можешь сдвинуться ни на сантиметр?).

     В самом большом помещении комплекса, где хранили чаны с зельем вынужденной трансформации (ЗВТ), было темно… или светло? Она не могла ответить на этот вопрос, так как зрением в привычном понимании этого слова больше не обладала: оптическое восприятие информации ей заменял тактильный эффект телекинеза, при помощи которого единороги, даже закрыв глаза, могут ловко орудовать ложкой и вилкой, не боясь порезаться.

     А ещё с ней всегда были голоса, одни из которых требовали, другие — обвиняли, третьи — плакали и просили… Они не понимали, что происходит; не хотели понимать; не хотели верить ей, с упорством цепляясь за свои иллюзии. Лишь близняшки-единорожки, Гештальт и Мозаика, начали подавать признаки осознанности, но до того момента, как с ними можно будет хотя бы поговорить, по всем расчётам должно было пройти много времени.

     «Времени? Что такое — время?» — задумавшись над этим, она выпала из реальности…

     Когда всё началось? Скорее всего это был тот день, когда одна в меру скромная фокусница пришла в провинциальный городок, находящийся недалеко от Кантерлота, чтобы показать своё неповторимое шоу восторженной толпе. И всё было бы хорошо, так как начавшие шуметь кобылы оказались показательно побеждены, а имеющая реальные знания и силы единорожка (оказавшаяся ученицей принцессы Селестии…) предпочла не вмешиваться, не решившись вступиться за подруг, но…

     «Пони-фактор всё испортил», — промелькнула на грани сознания горестная мысль.

     Два жеребёнка, проникнувшись историями своего кумира, сбежали в Вечнодикий Лес и умудрились не только найти, но и привести Малого Урсу в свой городок, чтобы фокусница его победила (а учитывая, что свой героизм в рассказах она приукрасила, в прошлый раз воспользовавшись ловушкой в виде моста над ущельем, который обрушила при помощи магии, исход был закономерен). В результате буйства зверя и собственной беспомощности волшебница лишилась своего фургончика и была изгнана с позором, радуясь уже тому, что её хотя бы не избили бывшие воздыхатели…

     «Нет. Всё началось ещё раньше», — поправила себя Великая и Могучая… и очень, очень одинокая пони.

     Тогда она ещё была наивной и верила, что в больших городах пони столь же дружелюбны, как и в её родной деревеньке. Ей казалось, что в Мэйнхеттене, славящемся высоким уровнем достатка и культуры, будет легко и просто получить признание, а может быть, и устроиться в настоящий театр! Только вот реальность оказалась куда более жестокой, несколько раз к ряду потоптавшись на молодой единорожке, сломив её и выпнув прочь из мегаполиса, оставив на душе кучу грязных следов.

     Обида, чувство несправедливости, ущемлённая гордость и другие чувства постепенно перековались в гордыню, самолюбие, эгоизм и даже жестокость. Когда добрая кобылка, дарящая смеющимся над её трюками жеребятам конфеты, превратилась в высокомерную дрянь, наслаждающуюся унижениями других наравне с восхищением, направленным в свой адрес? Одно можно сказать точно — это произошло задолго до визита в Понивилль.

     Она пыталась изменить свою жизнь: построила новый фургончик, дала несколько выступлений… но слава обманщицы и слабачки бежала впереди неё, сводя на нет все усилия. За это стоило поблагодарить телеграфы и радио, благодаря которым новости разносились куда быстрее, чем пони идёт по дороге.