Мои пальцы уже нетерпеливо забираются пол хлопковую ткань, касаясь мягкого нежного пушка, и влажных, таких влажных складок.

– Хватит! – вырывается она, почти с кувырком, я смотрю на свою руку, где на пальцах осталась капля ее влаги. Запах, сводящий с ума. – Это была ошибка. Этого больше не повторится. Я хочу здесь работать, Владимир Прохорович!

– Нет, ты хочешь, чтобы мы поднялись ко мне. Ты покажешь на что способна, а я так и быть тебе заплачу за весь месяц твоей работы в офисе.

– За секс? – она кажется в шоке. – Я похожа на шлюху?

– Нет, но дорогие шлюхи никогда на шлюх не похожи. А я могу сделать тебя очень дорогой, – в голове уже мутит, забываю про рамки. Их больше нет. Я слишком хочу ее.

Она подходит и с размаху бьет меня по щеке. Хлестким, отработанным ударом. Но я не замечаю боли. Жар в яйцах сильнее.

Торможу второй удар и хватаю ее шею. Несильно, но крепко. Чувствую часто бьющуюся венку. Она смотрит на меня, в ее глазах злоба и ненависть. Но желание не скрыть, оно в порозовевших щеках, в губах, которые она облизывает.

Девственница, говоришь? Сейчас проверим.

Полина рвется, что-то кричит, но перед глазами только туман и жадное желание коснуться ее мягких влажных от слез губ. Ощутить пальцами снова мягкие завитки между ног.

И я не сдерживаюсь.

Прижимаюсь губами, буквально вдавливаясь в рот, чувствуя, как от похоти в висках стучит все громче, сильнее. Перед глазами красная пелена.

Прижимаю к себе юное тело, толкаясь языком. Чувствую нелепое сопротивление, но мне уже все равно. Рука снова на полуголой заднице, стискивает плоть. И лишь на мгновение я ощущаю, как отталкивающие меня руки начинают поглаживать мои плечи, как язык ласкает мой.

Женская капитуляция. Нет ничего слаще.

Расслабляюсь настолько, что вжимаюсь стояком в мягкое бедро, поднимая одновременно над полом. Но стоит мне снова тронуть плоть под трусиками – все меняется.

Язык обжигает адская боль и я чувствую привкус крови, а в следующий момент Полина на полу. Хватает сумку, пакет и бежит к лифту.

Дрянь. Кто так делает?

– Если уйдешь сейчас, можешь не возвращаться! – мычу ей в след, но вместо того, чтобы стоять, продвигаюсь вперед, не отрывая взгляда от задницы, которую она прикрывает. Почти дошел до лифта, но она умыкнула в него. Развернулась и показала средний палец.

– Удачно подрочить, похотливый старик.

Я не буду плакать. Вот не буду и все.

Я не плакала, когда отец от нас уходил.

Не плакала, когда мама снова вышла замуж. Не плакала, когда поняла, что не будет счастья в этой гнилой семейке.

Тем более не буду плакать сейчас, когда какой-то доморощенный начальник выгнал меня только потому, что не смог трахнуть.

Не хочется, конечно, снова звонить Майе и тем более возвращаться на ночную работу в клуб, но пока похоже выбора немного.

Но самое главное, сейчас просто необходимо вернуть деньги, заработанные в ресторане. И плевать, что прошло больше недели. Записи у бухгалтера должны быть, а если Иннокентий будет вякать, то я быстренько натравлю на них налоговую и Роспотребнадзор.

С этими боевым настроем и просыпаться с утра легче и не думать о нем. О том, что вчера испытывала, когда эта обезьяна грубо со мной обращалась.

Нет, это же надо. Еще бы немного и он бы меня изнасиловал…

Но самое главное не это. Его бы я остановила. Не раз умеючи подавляла приставания отчима и сводного брата.

Почему впервые мне сложно было остановить себя.

Мне буквально пришлось вырывать себя из рук страсти и стыдливой похоти, которая стягивала свои щупальца на моей груди. Впервые грубость не казалась насилием. А скорее прелюдией к чему-то волшебному. Настоящему и незнакомому.

Но одно касание между ног, как страх прошиб меня током.

Это что, я реально была готова отдаться как попало мужчине? Нет, я, конечно, не клялась себе быть вечной девственницей, но и становиться дыркой на раз мне не улыбается.

Я еле встаю в десять, зашиваю свою юбку, складываю костюм единорожки в пакет, чтобы отнести Василине Дмитриевне, которая дала мне поносить его взамен порванной юбки.

На самом деле было забавно. Мне в этом костюме пришлось ходить по отделам, и сообщать суровым мужикам, что завтра у них собрание с боссом.

А чтобы они немного смягчились к новой помощнице босса и ее внешнему виду, я должна была соврать, что костюм надела в честь своего дня рождения. Сработало. Некоторых даже удалось рассмешить.

В итоге, когда вечером девочки устроили мне приветственное чаепитие, пришли эти работяги и присоединились. Было бы весело, если бы не было по итогу так грустно.

Босс все испортил. Стал метать свои молнии Зевса даже не разобравшись.

Я рада, что больше не придется наблюдать его надменную рожу. И мучиться от странных волнений внизу живота. Лучше устроюсь в фирму попроще.

Туда, где я буду работать, а не думать о том, как связать босса и обмазать его идеальное тело сливками. Вот еще.

Как только юбка была починена, я быстренько оделась и, покормив вечно недовольного кота, стала собираться. Ботинки. Сумка. Все есть. Пора.

Но стоит моей руке коснуться двери, как я торможу. Там голоса. И если голос управляющей этой коммунальной квартиры я бы никогда не испугалась, то голос сводного брата Эдика Кислякова вызывает холодную дрожь.

– Значит, говорите, здесь она живет?

– Да, дома вроде была, но могла и уйти ночью. Хрен знает, где таскает эту шлюху.

В дверь стучат. А я медленно опускаюсь на колени и закрываю рот ладонью, чтобы не кричать. Если он найдет меня здесь… Если начнет ломать двери…

– Полина! Полина, детка, ты здесь? Давай поговорим. Мы с папой очень по тебе соскучились.

Дверь ручки начала дергаться. Раз. Другой и я уже закрываю глаза.

– Полина, сука, если ты прячешься, то бесполезно, я уже знаю, как тебя найти.

– Эй, вы дверь-то не ломайте. Придется платить за возмещение ущерба.

– Заткнись, старая сука. Полина, я знаю, что ты там. Открой дверь! По-хорошему прошу.

– Да как ты со мной разговариваешь, гандон малолетний. Вот я сейчас своего Васютку позову, он тебя как козявку раздавит! А ну вон пошел!

За дверью почти драка, маты, крики, а я сижу, чуть покачиваясь. Маркиз приходит и забирается ко мне на колени, а я утыкаюсь в рыжую шерсть. Дышу часто.

Как они меня нашли? Майя не могла сказать. Или могла?

Я не знаю, сколько я так просидела. Потом встала, продолжая прижимать к себе кота, и осмотрелась. Оставаться здесь нельзя. Хозяйка уйдет, он точно дверь взломает. Сейчас еще есть шанс остаться живой и невредимой.

Я быстро беру переноску, сую туда орущего кота, рюкзак, ноут. А единорожку надеваю. Он меня не узнает, и я смогу сбежать.

Выбираюсь из своей комнаты, смотрю по сторонам и бегу к лестнице. Здесь есть лифт, и скорее всего Эдик спустится в нем, больно ленивый своими ногами ходить.

Бегу через две ступени на первый этаж, толкаю двери и чуть не врезаюсь в поджидающего меня сводного брата. Он смотрит то на дверь лифта, то в телефон. Трубку к уху прикладывает.

– Да не знаю я. Она точно здесь должна быть. Нет, я не мог ночью. Я только приехал. Мне тоже, знаешь ли, нельзя светиться, мой папаня в розыске. Не надо на меня орать! Найду я ее. Она заберет заявление. Можешь не сомневаться.

Я опускаю голову как можно ниже, натягиваю капюшон и, прижимая к себе вещи, тороплюсь на выход. Пробираюсь мимо него, на улицу, чувствуя волнующий запах свободы. Мне нужно бежать, бежать, бежать. Я бы и в другой город уехала, если бы не мама.

И тут как выстрел.

– Полина? Полина, а ну стой.

Давай, давай, жирдяй, побегай за мной. Я бегу. Капюшон уже спадает, но я не разбираю дороги. Вон остановка. Надо только успеть.

– Полина! Полина, вернись! Мы просто поговорим!

Я почти успеваю на автобус, двери которого закрываются, но вдруг что-то жесткое дергает меня за секунду. Я начинаю биться в чужих руках, и вдруг чувствую запах. Знакомый. Сильный. Мужской. От него голова кругом и страх исчезает. Я тут же поднимаю голову и вижу привычное суровое выражение лица Корзуна.