– Его подержат здесь какое-то время, сотрясение и переломы, жить будет, но в следующий раз будет несколько раз думать, прежде, чем спасать незнакомых девушек, – в голосе Лео слышалась насмешка, ему не нравилось, как поступил мой сосед по палате. Из услышанного смело делаю вывод относительно личности парня – Лиам Лей Клен, ведущий казни и тот, кто прикрыл меня от пуль и накрыл собой, когда обрушился балкон.
– Интересно зачем он это сделал, – не подумав проговорила я и запнулась. Нет, ничего секретного не сказала, роль, которую я сейчас играла, вполне подходила под произнесенные слова. Вот так всегда, нужно снова думать, что говорить, это бесит.
– Мы же семья, – усмехнулся Лео, вызвав во мне еще больше недоумения, – он кузен Геннадия, а ты – моя, так что, все мы связаны, – пояснил он, но я почему-то чувствовала другой подвох во всем этом. Совсем забыв о том, как меня на всю страну назвали родственницей одного из принцев, хватаюсь за голову здоровой рукой и представляю, какой переполох поднимется дома. Сейчас все решат, что моя семья богата и побегут просить у отца денег. Жуть. Уставившись на Лео, хочу спросить, правда ли это или Геннадий просто затыкал дыры в сценарии для граждан страны, но такой вопрос выбьется из сюжета. Настоящая кузина принца не станет спрашивать подобного. Вздохнув, положительно киваю, – ты бы поступила также, – продолжил принц, неожиданно подмигнув мне. Ну уж нет, спасать неизвестного мне парня, которого я вижу второй раз в жизни – точно не стала бы. Но тут почему-то вспомнился Алистер, ведь за проведенные по вечерам в комнате пять зед недели я так почти его и не узнала. Можно смело сказать, что он насколько же неизвестен мне, как и Лиам Лей Клен, за одним исключением – в Алистере я была больше, чем уверена и доверяла ему даже свою жизнь.
– Я поняла, – ответить мне было больше нечего, потому просто прикрыла глаза, но спать не хотелось. Мало того, что за прошлую ночь я хорошо выспалась в огромной кровати, плюхнувшись на которую, провалилась в сон моментально из-за жуткой усталости. Ночь после камеры и сутки за ней были слишком наполнены мелочными событиями, выматывающими и физически, и эмоционально. Так еще и после казни валялась без сознания какое-то время. Усталости теперь не ощущается вообще, энергия бьет ключом, стоит на что-то ее потратить, раз пока казнить меня не будут, – можешь попросить их принести мне одежду, стоит пройтись, – честно попросила я, осматривая комнату и не находя своих вещей. Приподняв одеяло вижу, что лежу в белой ночнушке. Когда только успели меня переодеть.
– Об этом уже позаботились, за той дверью уборная, там найдешь все необходимое. Ничего не бойся, – указав на дверь, почти напротив кровати соседа, проговорил Лео, и неожиданно для меня, поцеловал в лоб, затем встал и вышел из палаты. Принц задержался возле гвардейцев у входа, перекинулся парой слов, после чего скрылся из виду. Снова оставшись в обществе соседа по палате, облегченно вздыхаю и смотрю в потолок. Валяться вот так бессмысленное занятие, да и живот урчит от голода, может, здесь есть где перекусить. Можно попросить милых дам за дверью принести, но мне неловко их беспокоить.
Встать с кровати оказалось труднее, чем я предполагала. Это только на ней я была полна сил и не ощущала дискомфорта от полученных травм. Стоило пошевелиться и все ушибленные места отразились знакомым болезненным ощущением. Как же я от него устала. Оказавшись в уборной, включаю свет и осматриваю отражение в зеркале. Небольшой компресс над бровью, приклеенный пластырем бросается в глаза. Он занимает большую часть кожи и других обожженных участков я не вижу. Аккуратно умывшись, стараясь не задевать это место, осматриваю помещение и вижу висевшие на двери вешалки. Один комплект одежды – мужской, это сразу бросается в глаза, а вот второй больше подходит мне. Оба были запакованы в прозрачный пластиковый пакет. Стянув больничную рубашку, обращаю внимание на появляющиеся синяки, больше всего они оказались видны на том боку, которым упала со сцены, выглядели ужасно.
Поморщившись от вида отражения в зеркале по пояс, распаковываю нужный костюм и надеваю его. Волосы грязные, но принимать здесь душ и мыть голову не хочу. Теперь я и правда похожа на члена императорской семьи. Костюм явно не из моего бывшего шкафа, там ничего такого не было. Должно быть, снова пожертвования принцессы Елены. Темно-бордовые классические брюки и приталенный пиджак, темно-синяя шелковая блузка. Размер подошел, что удивительно, ведь супруга наследного принца явно меньше меня по комплекции. Ну не в магазин же за этим нарядом бегали гвардейцы? Откинув посторонние мысли, выхожу из уборной и подхожу к выходу из палаты.
Девушки по обе стороны от двери напряглись, как только я появилась на пороге. Вытянулись и вздернули головы, словно изображая статуи. Осмотрев коридор в обе стороны, пытаюсь сориентироваться в какой части больницы нахожусь и где здесь что искать. Да, а какая разница? Почему бы просто не походить по зданию, когда еще представиться такая возможность. Как очнется Геннадий, загонит меня назад в подвал. Пока этого не случилось, нужно ценить хотя бы фантомную свободу. Было очень интересно, в какой момент гвардейцы остановят меня, хотелось проверить уровень дозволенного.
Коридоры больницы показались ужасно красивыми. Вокруг все было такое чистое, что мне не верилось в предназначение здания. Сравнивая с тем, в каком состоянии пребывало мамино место работы в последний раз, когда я там была – земля и небо. Логично предположить, что в абы какую больницу представителей императорской семьи явно не повезут, даже в столице, но встретив в коридоре первого этажа не очень богато одетых людей, удивилась еще больше. Количество гвардейцев вокруг поражало, но и его можно объяснить. После событий на площади, в этом здании собрались почти все Фейны, и их можно убить одной мощной бомбой. При таких мыслях мне стало дурно от нахождения здесь, но я отогнала их и направилась изучать второй и третий этажи.
Если на первом была хоть какая-то жизнь, то на остальных царила пустота. Встречались только гвардейцы, стоявшие у закрытых дверей палат. Я не знала такого количества титулованных персон, сколько насчитала предполагаемых больных, и то, это если в каждой комнате находилось по одному человеку, а не по двое, как было в нашем с Лиамом случае. Причем парня, закрывшего меня от пуль, никто не остался охранять, ведь обе женщины в форме сейчас чинно вышагивали за мной, возвышаясь на целую голову. Видимо, его жизнь ценят меньше тех, кто скрывался в палатах второго этажа.
Поднявшись на третий и вывернув с лестницы, я неожиданно застыла, при виде целого кардона из гвардейцев. Мужчины стояли в ряд таким образом, что открывался узкий проход в зону отдыха примерно в центре коридора, оттуда раздавались приглушенные, не совсем понятные звуки и музыка. При моем появлении гвардейцы напряглись, но увидев сопровождение из своих коллег, заметно расслабились, ближайший парень, лет двадцати даже улыбнулся. Сглотнув появившийся в горле ком, аккуратно прохожу вперед и заглядываю в проем между ними. Внимательные глаза охранников наблюдали за мной, но их вполне можно понять. После случившегося на площади и явного просчета службы безопасности, с каждого спросят вдвойне, если с охраняемой ими персоной что-то случится.
За кордоном на широком кожаном диване, присутствие которого в общественном месте стало для меня еще большей неожиданностью, сидел мальчик. На вид ему было лет пять, шесть, не больше. Короткие черные волосы спадали на глаза, в руках у ребенка зажат большой черный прямоугольник, очень напоминавший телефон, но размерами сильно его превосходящий. При виде ребёнка невольно вспомнился ученик из барделя, он на него был очень похож, когда уходил в себя, склонялся над рисунком, и не обращал внимания ни на что вокруг. Так и тут, но мальчик смотрел исключительно на предмет в руках. Ни няни, ни прислуги, никого, кроме гвардейцев рядом не оказалось – это выглядело странно.
–Добрый вечер, – тихо поздоровалась я, делая аккуратный шаг за спины гвардейцев в то время, как мои две охранницы остановились ровно напротив крайних мужчин. Не знаю, откуда солдаты знали меня и почему позволили пройти сквозь оцепление, но никто не остановил, и я восприняла это, как разрешение. Оторвав взгляд от черной пластинки, мальчик поднял на меня синие глаза, по которым становилось очевидно, кто сейчас перед мной, – почему ты здесь один? – я немного запнулась, раздумывая, не сочтет ли ребенок неуважительным обращение к нему, и не прикажет ли вместо отца казнить меня на месте.
