«Все у меня есть», – думал он.
В свободное время он помаленьку учил историю. Сейчас добрался до Крымской войны и представлял себе тогдашние баталии в пороховом дыму, густом, вездесущем – ни конца ни края. Раны хреновые, зеленоватые, а потом – гангрена и ампутация, причем никаких анестетиков, кроме спиртного. Современные кудесники от медицины не раз спасали ему жизнь – вот они, шрамы, – и от мыслей о такой ампутации холодела спина, старая и прямая как жердь. Так что все прекрасно.
Он знал, что это не навсегда.
И был прав.
Машины такого ядовитого цвета бывают только в прокатных конторах, да и там не пользуются особым спросом. На номере значилось «Айдахо 82». Путь неблизкий. Стало быть, жди неприятностей – друзья никогда не приезжали без звонка, и вряд ли кто-то из них сел бы в такую елочную игрушку. На воротах ранчо не было никаких опознавательных знаков, даже почтового ящика, кричащего на весь мир, что здесь проживает «СВЭГГЕР». Да, дом у Боба большой и красивый, но с шоссе его не видно. С таким же успехом проселок мог вести к ушатанному трейлеру, или к поселению сектантов, вооруженных до зубов, или к любой мерзости, пустившей корни в благодатной почве штата Айдахо.
Сунув руку под футболку, он коснулся рукоятки «Коммандера» с магазином на девять патронов «.38 Спешл» и убедился, что может выхватить его из кобуры меньше чем за секунду. Движение было чисто машинальное. Прибытие «форда-темпо» или «шевроле-призм», да еще с такой термоядерной расцветкой, не предвещало перестрелки. Хотя, сказать по правде, Боб предпочел бы перестрелку.
Машина остановилась, и он поднялся на ноги. Увидев, кто приехал, он не то чтобы удивился, но слегка опешил. Из машины вышла женщина лет шестидесяти, плюс-минус. Брючный костюм, макияж и дорогущие кеды: в наши дни почти все американки таскают их и в пир и в мир. Улыбка неуверенная, непрофессиональная, лицо слегка асимметричное, словно его сперва разобрали на части, а потом снова собрали, но уже не так удачно. Правда, шрамов на нем Боб не заметил, просто форма была какая-то не такая, да еще и мина не особенно счастливая, и все это выглядело весьма подозрительно. Эта бедолага, кем бы она ни была, крепко смахивала на человека, затаившего обиду на весь мир.
– Мэм, – крикнул он, – просто чтоб вы знали, это частная собственность, а я человек не сильно общительный. Если вы что-то продаете, я не куплю. Если приехали взять интервью, я отказываюсь с вами беседовать. И агитировать меня бесполезно, на выборы я не хожу. Но если вы заблудились, я с радостью подскажу, куда ехать, и даже принесу чего-нибудь попить.
– Я не заблудилась, мистер Свэггер. Сержант Свэггер. Не так-то просто было вас найти. Знаю, что вы не жалуете гостей, и не вижу причин, по которым вы должны обойтись со мной иначе, но с учетом обстоятельств я имею право на то, чтобы вы меня выслушали.
– Ну… – сказал он, а про себя подумал: «О господи, что еще?»
– Речь о моем сыне. Младший капрал Томас Макдауэлл, снайпер, Третий батальон Восьмого полка морской пехоты, Багдад, две тысячи третий год. Вернулся домой в гробу.
Какое-то время они молча сидели на веранде. Боб понятия не имел, что сказать, – ясное дело, сказать было нечего. Он знал, что такое горе. Знал, что его лечит одно лишь время, да и то не до конца, с ним покончит только могила. Так что Боб решил: пусть говорит женщина. А ей, похоже, требовалось время, чтобы собраться с духом.
Наконец она сказала:
– Красиво у вас.
– Каждый день сижу тут часок-другой. Травинки считаю. Иной раз забредает стадо антилоп, а то и чернохвостый олень со своим гаремом. Однажды видел здоровенного лося, не рога, а загляденье. Но таких почти не осталось.
– Вы очень гостеприимный.
– Какой уж есть.
– Наверное, думаете, что я приехала за объяснениями. Контекст, физика, баллистика, история, что-где-когда. Вы же специалист в этих вопросах.
– Если оно вам надо, не буду себя сдерживать.
– С тех пор как принесли похоронку, я и сама кое в чем разобралась. Семь шестьдесят два на пятьдесят четыре, сто шестьдесят гран. Классическая винтовка Драгунова. Скорость на момент попадания – тысяча шестьсот футов в секунду. Пуля со стальным сердечником – не сплющилась, не разорвалась. Прошла навылет. Говорят, он не успел ничего почувствовать.
– Правильно говорят.
– Мне бы сказать спасибо за такое милосердие, но язык не поворачивается. Маме не нужно милосердие. Маме нужна жизнь того, кто стрелял. Вот что нужно маме.
Он помолчал. Дело приняло неожиданный оборот. Да и что тут, черт возьми, скажешь?
– Миссис Макдауэлл, это не дело. И не потому, что вы говорите об убийстве – а это убийство, поскольку мы не на войне. И не потому, что вы напрашиваетесь на серьезные неприятности, по сравнению с которыми ваша нынешняя жизнь – детский сад, уж простите за резкость. И не потому, что вы при любом раскладе потратите все свои деньги, вообще все, на адвокатов и прочих стервятников. И даже не потому, что это, скорее всего, невозможно. Видите ли, вы хотите отомстить. Для этого вам нужен охотник, и вы пришли ко мне, но я старик. Основная работа снайпера состоит в том, чтобы выслеживать жертву, высаживать двери, бегать по ступенькам и все такое прочее, а мне уже семьдесят два, так что меня или возьмут под стражу, или пристрелят на месте.
– Прекрасно вас понимаю, – кивнула она. – Мне уже говорили, что Снайпер Боб – достойный человек и что он не собьет меня с пути истинного, а наоборот, поможет добрым словом. Чисто для справки: я побывала везде. В Корпусе морской пехоты, в разведке, в НСА. Везде мне дали от ворот поворот. Считают, что я рехнулась.
– Ну, это слишком громко сказано. Скорее, вы плохо подумали.
– Но… – начала она.
– Разумеется, всегда есть «но».
– Да, и у меня тоже. Вы скажете, что война есть война. Он сам, по собственной воле, записался в морскую пехоту, окончил снайперские курсы, добровольно отправился на войну, убил нескольких человек и однажды вечером проиграл в лотерею. Так уж устроена война. Проиграл в лотерею, и привет. Вы сами знаете. И тот мальчишка, что нажал на спусковой крючок, – предположу, что речь неминуемо зайдет об этом мальчишке, – он такой же, как Том. Плясал под дудку политиканов, толком не понимая, к чему все идет, и предпочел бы сидеть с девчонкой в кино, или шляться по торговому центру, или чем еще занимается молодежь. Я права?
– Да, я думаю так же. Понятно, что эти слова не помогут восстановить справедливость, да и покоя вам не добавят. Кроме того, велика вероятность, что мальчишку положили в том же Багдаде. В две тысячи третьем там много кого положили, если мне не изменяет память.
– Не изменяет.
– Добавлю, что у них была неплохая программа подготовки снайперов, так что нашим парням досталось на орехи. Потом туда отправились кое-какие люди, проанализировали данные, составили графики, вычислили, где, когда и как стреляют, и поменяли стратегию так, что их мальчишки стали умирать гораздо чаще, а наши – гораздо реже. Наверное, Том погиб до того, как эксперты разобрались, что к чему.
– Именно так.
– Пожалуй, вам лучше выбрать новую мишень для своего гнева. Например, Корпус морской пехоты, такой неповоротливый. Или президента и строй мужчин в серых костюмах – ведь именно они отправили вашего сына туда, где он погиб. Или газеты с их передовицами в поддержку войны. Или взгляните на все это под другим углом. Все, кто погиб на войне, отдали свои жизни не просто так. Даже если от вашего сына осталась лишь запись в противоснайперской базе данных, он спас множество матерей от той участи, что постигла его маму. Все это не зря. Ваш сын не напрасно пожертвовал жизнью. Он отдал ее за тех, кто оказался в Багдаде после него.
– Я бы согласилась, но не могу. Это «но» никуда не денется.
– Ну ладно. Расскажите мне про ваше особое «но».
– Но дело не в войне. Но его убил не мальчишка, который предпочел бы шляться по торговому центру. Но этот человек не защищал свою страну. Но он не мертв. Но я знаю, кто он и где его искать.
