– Да, милый, именно на рынок за картошкой на таких машинах и катаются, – засмеялась Алёнка.

– Мам, ну ты же будешь уже старенькая, куда ж еще тебя возить? – искренне удивился малыш.

«Чёрт-чёрт-чёрт, и ты туда же!» – ругнулась про себя Алёнка, но увидев удивленную детскую мордашку, не сдержалась, заливисто захохотала и чмокнула Сашку в щеку.

Отведя младшего в сад и забежав в магазин за хлебом, Алёнка возвращалась домой с тремя огромными пакетами. В подъезде она с ужасом обнаружила, что лифт не работает. Проклиная про себя местный ЖЭК, а также свою хозяйственность, она поплелась на лестницу.

Вот кто просил покупать муку про запас? Старая еще не совсем кончилась. Но ей в магазине пришла в голову гениальная идея, а почему бы не испечь пирогов? Дома лежит полкочана капусты и из него срочно надо сделать пироги, иначе пропадет. А еще яблоки красные, они так вкусно пахли и так аппетитно выглядели, что она набрала целых два килограмма, и это еще не считая яиц, молока и прочего, чего вдруг срочно захотелось в магазине. А что делать? Семья большая и поесть любят все без исключения. Вот теперь и мучайся, и тащи всё это на семнадцатый этаж по лестнице.

Ну и ладно, она давно хотела заняться спортом.

Этаже на девятом Алёнка уже твердо решила бросить курить, а на двенадцатом решила выкурить последнюю перед смертью сигарету, заодно проверить телефон, что там ей за утро написали.

В школьном чате мамочки с шести утра обсуждали выбор канцелярских принадлежностей и за два часа уже дошли до выбора пластилина. Оказывается, ни в коем случае нельзя брать обычный пластилин за сто двадцать рублей, он не экологически-чистый, да и не той твердости, а это плохо сказывается на мелкой моторике и здоровье детей, поэтому выбирать надо тот, который за девятьсот, а те, кто экономят на развитии детей, беспросветные дуры.

У Алёнки опять задергался глаз. Ей хотелось написать им всем: «Бабы, откуда у вас столько времени?!», но она сдержалась и с надеждой открыла чат Сашкиной группы, но там тоже всё было непросто. Мамочки ругались из-за несправедливого распределения ролей на утренник, посвященный дню осени. У тыквы было слишком мало слов, а роль рассказчика отдали почему-то тихой и забитой Арине, против которой никто ничего не имеет, но вот Варвара бы справилась лучше. А еще обсуждали поделки, выкладывая шедевры, которые сделали их пятилетки.

– Твою мать, про поделку-то я забыла, – присвистнула Алёнка.

Ну вот, бритье ног отменяется, и глажка с шампанским подождут, буду до ночи делать осеннюю шляпу. Надо мужу сказать, чтобы набрал каких-нибудь листьев и желудей по дороге. Знать не знаю, где он их нароет, кто, в конце концов, добытчик, вот пусть и добывает, а завтра выставлю в общий чат, и подпишу: «Сашенька всё сам сделал! От и до! Моя гордость!».

Поднимаясь дальше по лестнице с пакетами в одной руке и с телефоном в другой, изучая варианты поделок, Алёнка не сразу обратила внимание, что уже два этажа поднимается в полной темноте. В их доме лестницей пользовались крайне редко, она предназначалась исключительно для экстренных случаев, таких как пожар, видимо, поэтому окна тут были не предусмотрены, а освещением служили лишь тусклые светильники, по одному на лестничную клетку, которые к тому же систематически перегорали. Алёнка включила на телефоне фонарик и осветила стену, пытаясь понять, на каком этаже она сейчас находится.

Отлично! Почти дошла, всего один пролёт и она дома. И тут краем глаза она отметила какое-то движение, сверху навстречу ей спускалась огромная фигура в чём-то бесформенном и с капюшоном на голове. Алёнка навела на нее фонарик, фигура от неожиданности на мгновенье остановилась, инстинктивно прикрыв лицо рукой, а затем с неожиданной для таких размеров прытью бросилась вниз, по пути задев Алёнку и едва, не опрокинув ее с лестницы. «Сумасшедший какой-то», – подумала Алёнка, переводя дух от испуга. Еще и пакет чем-то зацепил, вон все яблоки мои рассыпались.

К глазам предательски начали подступать слёзы, а в носу противно защипало. Она была не из неженок, которые плачут по любому поводу, но не перед днем рождения, только не сейчас. В это время она превращалась в легкоранимую кисейную барышню, которую до слёз могло довести всё что угодно, особенно незаслуженные грубость и хамство. Отставив в сторону уцелевшие пакеты с продуктами, она начала ползать по всему лестничному пролёту шестнадцатого этажа, подсвечивая себе фонариком, и собирать уже не казавшиеся ей такими аппетитными яблоки. При этом она ругалась такими словами, которые уважаемой всеми многодетной матери и знать-то не положено, не то что произносить вслух.

Когда со злополучными яблоками было покончено, Алёнка подумала, что что-то в фигуре мужчины ее насторожило, была в ней какая-то неправильность. И собственно говоря, с чего вдруг она решила, что это был мужчина? Ни лица, ни фигуры как следует она не разглядела, но тут от размышлений ее отвлекло сообщение еще одной мамочки, написавшей очередную несусветную глупость, на которую заведенная Алёнка не могла не ответить уничтожающей остротой.

Поднявшись наконец к себе на семнадцатый этаж, Алёнка уже предвкушала, как слопает запретную конфету, дабы поднять себе настроение, как вдруг в ноги ей с заливистым лаем бросился белоснежный шарик. От испуга она чуть снова не рассыпала уже ставшие ненавистными яблоки, но вовремя сообразила, что это Тимоха, соседский шпиц. Несмотря на свою впечатляющую родословную и заслуженных родителей, хозяйка собаки Вера Георгиевна – Алёнкина соседка дала ему абсолютно приземленное и какое-то простецкое имя, которое ему безумно шло.

– Тимоша, ну чего ты ругаешься? Может, вкусненького чего хочешь? А где же твоя хозяйка? – пыталась успокоить Алёнка заходившегося лаем шпица.

Странно, Вера Георгиевна никогда не выпускала его одного.

– Сейчас-сейчас, я только сумки домой занесу и отведу тебя к хозяйке.

Алёнка подошла к своей двери и заметила, что соседская дверь приоткрыта, поэтому на темную лестничную клетку пробивается узкая полоска света. Странно, очень не похоже на соседку.

Вера Георгиевна была очаровательной старушкой восьмидесяти семи лет, этакий божий одуванчик. Даже прическа у нее была под стать, белое облако редких, тщательно уложенных волос. Она была маленькой и хрупкой с ясными, несмотря на возраст, пронзительно-голубыми глазами, греческим профилем и идеальной осанкой. Разговаривала она всегда полушепотом, Алёнка никогда не слышала, чтобы она повышала голос, даже тогда, когда ее банда приходила к ней в гости, что случалось очень часто, дети безумно любили Веру Георгиевну. В ее присутствии, Алёнкины вечно спорящие, кричащие и дерущиеся чертята превращались в кротких овечек, которые того и гляди начали бы говорить по-французски и расшаркиваться в реверансах.

Алёнка очень полюбила соседку, которая жила совсем одна. Где-то там у нее были какие-то дальние родственники, но про них Вера Георгиевна практически никогда не рассказывала, лишь пару раз обмолвилась о сестре, но потом быстро сменила тему разговора, и Алёнка поняла, что обсуждать это не стоит. Она со всей своей кипучей энергией взяла над соседкой шефство. Угощала вкусными пирогами, бегала в магазин и аптеку, научилась ставить уколы.

Так они и жили, Алёнка старалась облегчить и как-то украсить жизнь своему одуванчику, как она за глаза называла Веру Георгиевну, а та помогала ей воспитывать ее «бандитов», прививала им любовь к чтению и живописи, помогала с уроками, когда у Алёнки был очередной цейтнот на работе, обучала хорошим манерам, насколько это вообще возможно обучить хорошим манерам трех маленьких монстриков.

Алёнка и сама часто, разложив детей по кроватям и оставив мужа за старшего, забегала к соседке на чай или на рюмочку коньяка, который очень уважала Вера Георгиевна, да или просто покурить. Соседка, несмотря на свой возраст, курила часто и много, причем исключительно вишневый табак и только через мундштук.