Долго спала ты, Русь,

в старобытном крестьянском укладе.

Был бесправен, забит

барским гнетом наш гордый мужик.

От дедов повелось

спину гнуть да со старостой ладить,

отбыть барщину в срок,

затянуть, да потуже, гужи…

Бесшабашен мужик —

день прожил, почудил – да на печку.

Латка в латке сидит,

и кафтан-то дыра да дыре…

Нет практичности немца,

в избе не отыщешь и свечку;

что нажил, то пропил,

не пропить, говорит, даже грех!

Весел русский народ!

Все с ухмылкой, с хитринкой он ходит.

Все ему нипочем,

беды с присказкой терпит,

хоть и бит.

Сам с пятак – гонор с рупь.

Разухабистость в нем колобродит;

да смекалист и спор,

так работа в руках и горит!

Бар я здесь не пишу:

кабаном спит, дерется медведем.

Продерет глаз – рычит

да гоняет своих мужиков.

Мясо жрет да лапшу,

балагур, хлебосольный к соседям,

дик, ленив, домовит…

Полон двор баб и слуг, кур да псов.

Из медвежьих углов

до больших городищ и селений

с бубенцами на тройках

мосластых крестьянских коней

в торг везли мужики

холст, пеньку, дичь, меха,

мед, соленья,

прихватив на гулянье под Спас

красных девок и дюжих парней.

Эх, вертелась она,

эта «ярманка»,

шибко и бойко!

Звоном славилась Русь

да веселым разгулом своим.

Всех товаров сполна;

балаганы,

катанье на тройках,

скоморохи, шарманки, потехи

да кулачные славны бои!

Обдирали купцы —

оптом, в розницу, в долг и в рассрочку,

дав взамен зелье, соль,

ткани, утварь да разное там барахло.

Шли в кабак мужики,

и гостинцев сынам взяв и дочкам,

добирались домой,

снова на год впрягаясь в тягло.

Сколько их на Руси —

крепостных, приписных, монастырских,

вольнопашцев, оброчных,

казенных,

ушедших в откуп

иль в бега,

батраков,

кустарей,

хуторян,

голытьбы, поселенцев сибирских…

с вечной тягой к земле,

в глушь затертых,

в леса и снега?!

Русь…

Из темных веков

ты глядишь голубыми глазами.

Грустны песни твои,

беден быт вековых деревень.

Слышу стон крепостных,

вижу взоры с скупыми слезами,

лица бледные вдов,

лик солдаток, угасших как тень.

Слышу хрип из грудей

бурлаков,

что идут бечевою;

крик дворовой девчонки,

которую розгой секут;

вижу взгляд бунтаря

в кандалах,

с непокорной главою.

Толпы бледных парней —

их в рекрутчину силой ведут.

Трет крестьянский хомут —

«Один с сошкой, а семеро с ложкой!»

Правит всем произвол,

всюду барская дикость и лень.

Где ты, воля Руси?

Крепостные все,

Ваньки да Прошки.

Кабала круглый год…

– Где же, бабушка,

твой Юрьев день?

Где ты, вольный народ,

где твоя богатырская сила?!

Вновь согнули тебя

феодалы, цари и попы.

Где твои бунтари,

топоры твои,

колья и вилы?

Иль уж нет вожаков

средь забитой и темной толпы?!

Мор, холерные бунты, бега, мятежи…

Подпускали помещикам

«красного петуха».

Царизм мужикам затягивал гужи,

на плахах выпускал

последние потроха.

Тяжел,

непосилен крестьянский крест.

Давят мор и поборы,

феодалов узда.

Срывались всем скопом

с насиженных мест,

бежали в Сибирь,

в степь,

неведомо куда.

Ой ты, русская степь,

серебристый ковыль,

маков цвет да бурьян,

перекати-поле!

Ворон падаль клюет.

В мгле табун поднял пыль.

Дикий тур да орел,

да раздолье и воля.

Всех взяла, приняла,

скрыла ты ото зла

в бег,

в кочевье свое,

в забытье,

в круговерть.

Спят средь трав хутора.

Нет дорогам числа…

Кому жизнь ты дала,

кому удаль и смерть.

Сказ бродил по Руси о свободной земле…

Где оно, Белозерье?

В горах ли, в лесах?

В скит, в раскольники шли.

Но и гнев рос в сердцах,

за сермяжную правду на бунт

шли во мгле.

Встал царский сапог

в пол-Европы, в пол-Азии

на непокорного, вспыльчивого

своего мужика!

И шла голь-сарынь

на утес к Стеньке Разину

в восставшие отряды народного вожака.

Вся голь всколыхнулась

за землю,

за волю.

Веками копил гнев наш русский мужик.

Народ-исполин встал за лучшую долю,

забила в нем удаль —

свободы родник.

Над Волгою

вольности факел пылает,

зажженный рукою донского казака.

От Стеньки ль та песня пошла удалая?

«Волга, Волга, мать родная,

Волга – русская река!»…

Но царь «тишайший»,

деспот-образина

жестокостью выжег борьбу за свободу,

и голову четвертованного Степана Разина

показывали застывшему от ужаса народу.

…

Днепр Славутич наш, Волга-матушка,

тихий Дон седой, родной батюшка!

Ты, Урал-река самоцветная,

Обь, Тобол, Иртыш – даль заветная!

Енисей, Амур, Лена вольная…

Русь великая, ширь раздольная!

Нет конца тебе, нету краешка,

беспредельна, Русь, твоя силушка.

Разорвешь ты цепь-крепь да барщину,

бродит дух в тебе,

дух бунтарщины!