Тишина. Ви по-прежнему была неподвижна. Мертва.

Время, словно переставшее существовать, тянулось медленно в бесконечной пустоте. Спустя невероятно долгое мгновение незнакомым самому себе голосом Горо произнес то, что давно хотел сказать ей, еле слышно.

— Ви… когда природа пробуждается от смерти раз в год — в конце апреля, обычно… в это время Кагава утопает в вишневом цвету. Даже у меня на родине почти не осталось таких мест. Мест, где жизнь хоть и ненадолго, но нереальна и бесконечно прекрасна. Я надеялся, что ты увидишь его, Ви.

Такемура закрыл ее глаза.

Со смертью Ви в нем умерло то человеческое, что в нем еще оставалось. То, что она в нем разглядела. Никому не удавалось так близко подобраться к его душе. И остаться в ней.

Его разум блуждал далеко — там, где не было мертвого тела, Арасаки, террористов, бесчеловечных жестоких технологий и грязного города, который он ненавидел всем своим существом. Где-то в других мирах, совершенных, где Такемуре не приходилось прерывать жизнь молодой и глупой девчонки.

Вероятно, он долго просидел в некотором подобии транса, из которого его вывел осторожный голос Оды.

— Такемура-сан…

Горо медленно поднял голову. Ода взглянул на тело в его руках, но тут же поспешно отвел глаза. Выдержал почтительную паузу.

— Ёринобу попытался уничтожить совет директоров. Атаку удалось отразить, у нас серьезные потери. Я пытался связаться с вами…

— Мичико Арасака?

— Жива.

Брови Такемуры угрожающе сдвинулись на переносице.

— Глупый мальчишка, ты не должен отходить от нее ни на шаг. Твоя госпожа уже мертва, но тебе есть куда стремиться. К еще большему позору и бесчестью.

Ода даже вспыхнул от внезапно нахлынувшей ярости и стыда, но промолчал, глядя на то, как его учитель поднялся с телом Ви в руках, чтобы отнести его на ближайшее возвышение-парапет.

— Займись эвакуацией Мичико-сан. Немедленно.

— Но Ёринобу…

Такемура аккуратно сложил руки Ви на ее животе, накрыл их своей ладонью и произнес:

— Мне стоит самому нанести ему визит.

— Такемура-сан, — произнес Ода с поспешностью — Я должен пойти с вами. Это и мой долг тоже.

Взгляд Горо был красноречивее всяких слов. Его было достаточно, чтобы Ода смущенно отступил. Тем не менее, Такемура произнес с яростной злостью, направленной, однако, вовсе не на его ученика:

— Что из моих слов тебе не ясно? Выполняй приказ.

Ода коротко, но почтительно поклонился, чтобы затем уйти.

Такемура в последний раз взглянул на мертвое и теперь уже безмятежное лицо женщины.

— Встретимся в лучших мирах, Ви.

========== Возмездие. Такемура, 2 ==========

Человеческая органическая кровь, сливаясь, но не смешиваясь с синтетической из поврежденного импланта, стекала по пальцам и капала вниз, оставляя дорожку красно-белых следов за идущим к своей цели Такемурой.

В темных стеклах иногда появлялось его случайное отражение в тех же цветах: костюм был скорее теперь больше красным, чем белым. По большей части это была чужая кровь, но своей тоже хватало. Несколько пуль, разорванной и рассеченной плоти — органической и искусственной. Клинок богомола на левой руке был деформирован и не закрывался до конца, часть его отсутствовала, оставшаяся — обнажила бело-красные внутренности импланта. На левой части лица реалскин вместе с синтетическими мышцами оплавились и слезли, обнажив серебристый хром челюстей. Оптика была цела, как и шейный имплант. Жизненно-важные органы — любого происхождения — тоже. Рана на бедре выглядела особенно плохо, но хромированным сосудам удавалось компенсировать повреждение — на какое-то время. Биомонитор постоянно выдавал мельтешащие красные сообщения, которые Такемура упорно игнорировал.

Бывало и хуже.

В правой руке он держал катану — черный клинок с темно-алой гравировкой ARASAKA на блестящем лезвии. Меч был взят с трупа одного из солдат, но Такемура отнесся к нему почтительно: перед тем, как отправиться к своему главному врагу, он стер с катаны кровь и остатки мозга Смэшера куском униформы с другого трупа.

Ёринобу не обернулся на громкий стук распахнутых дверей.

Сын Сабуро в очередных дорогих шелковых шмотках выглядел скорее как якудза и хозяин доллхаузов Найт-сити, чем главой такой дзайбацу, как Арасака. Такемура даже почувствовал нечто, похожее на сожаление. В его убийстве не было чести. Только долг.

— Из всех моих врагов я недооценил именно тебя. Убить Смэшера в одиночку. Поразительно. Жалею, что в свое время не нашел тебя раньше моего отца, — Ёринобу покачал головой, наконец оторвав взгляд от огромного окна-экрана. Обернулся, когда Такемура преодолел половину расстояния до него. Горо остановился. Катана в его руке была красноречивее всяких слов. — Ты должен был умереть на той свалке вместе с девчонкой. Либо совершить уже наконец сэппуку от позора. Разве нет?

— Не смог, — произнес Такемура небрежно, глядя Ёринобу прямо в лицо, сверху вниз, что в любом случае было вызовом и признаком глубокого неуважения. — Осталось одно незавершенное дело.

Ёринобу бросил беглый взгляд на жуткое изувеченное лицо Горо, искривленную левую руку и алые разводы на его одежде.

Что-то похожее на сомнение, но не на страх, промелькнуло на его лице.

— Все еще считаешь себя самураем?

— Я не самурай.

Ёринобу фыркнул.

— Конечно. Родившись сбродом в Чибе, так навсегда им и останешься, — принявшись расхаживать из стороны в сторону, он не обратил внимания, как пальцы Такемуры еще сильнее сжали рукоятку меча, и продолжил: — Даже несмотря на всю эту блажь старика, так любившего строить из себя сёгуна. Ты защищаешь идеалы, которые тебе не принадлежат. Но забавно здесь скорее то, что кроме тебя они никому и не нужны.

И Ёринобу рассмеялся — надменно, зло.

— Мой отец больше сотни лет строил планы по осуществлению собственного бессмертия. У него почти получилось. Знаешь, у каждого из нас своя цель, Такемура. Своя карма. Твоя, например, оказалась явно сильнее тебя самого. Моя же состояла в том, что я должен был его остановить. Не рассчитываю, что ты меня поймешь: мой отец не поощрял критического мышления в своих слугах. Но раз мы с тобой последние оставшиеся в живых действующие лица этой почти шекспировской драмы, могу позволить себе некоторую вольность, — Ёринобу снова повернулся к окну, взмахом руки убрав потоки информации, так, чтобы сквозь стекло можно было увидеть озаренный неоновым светом ночной город. Рассматривая его, он сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить. — Смерть — великий уравнитель. То, что объединяет жителей трущоб и золоченых пентхаусов. Не будет ее, и человечество переступит последнюю черту, после которой возврата не будет. Власть одних людей над другими станет поистине безграничной и бесконечной.

Ненависть Такемуры к Ёринобу была холодной: ронин знал, что все равно убьет его, поэтому решил дать своему врагу произнести последнюю речь. Ему некуда было торопиться. Ощущать к Ёринобу сочувствия он тоже не мог, лишь презрение.

Однако, Горо не мог отрицать некую правду в его словах.

Всего месяц назад подобные речи не вызвали бы в нем никаких мыслей. Сегодня… после всего, что произошло, после многих дней, проведенных наедине с собой в рефлексии, Такемура чувствовал, насколько сильно поколебалась его вера в Сабуро и в тот привычный порядок вещей, который был основой его жизни.

— Твои преступления это не оправдывает, — наконец произнес он. Добавил, почти что бросил Ёринобу в лицо: — Отцеубийство.

— Даже если твой собственный отец планировал забрать твое же тело для своего так называемого бессмертия?

Горо нахмурился в неверии. Это было уже чересчур. Однако то, что говорил Ёринобу, сходилось со словами террориста. Слишком сходилось — для совпадения.

— До сих пор не знаю, была ли это его идея или моей любимой сестры. Ханако ведь всегда была истинной дочерью отца. Жаль, что я понял это слишком поздно.

Такемура встряхнул головой, словно желая избавиться от наваждения, не дать черному яду сомнений окончательно отравить его разум.