– Чего нельзя сказать обо мне, – ответил Федор. – На моей родине меня больше никто не ждет. Наверное, отец и мать уже умерли, а мои три сестры замужем, и они поделили отцовское наследство.

– Иными словами тебе в твоей Московии не будут рады? – усмехнулся старик.

– Думаю, нет. И кем я там буду, падре? Снова поступить стрельцом в стремянной полк? Нет. За эти годы я столько повидал и пережил, что старая жизнь более не для меня. Я дон Федерико де Монтехо, испанский идальго по крови2. На это имя имею право, падре. Сам Себастиани, когда стал генерал-капитаном короля Испании, через вице-короля закрепил мои права на него.

– У тебя есть королевская грамота на дворянство?

– Да. монсеньор. В Сан-Мигеле я получил бумаги на имя Монтехо, и оно мое.

– Что же, дон Федерико, дворянское имя – это неплохое начало для новой жизни…

****

Ринальдини рассказал Федору о возвышении его товарища Василия Ржева3.

Мятелев всегда помнил дворянина из конницы Шереметева, с которым свела его судьба в 1659 году. Они вместе путешествовали в Крым, там попали в рабство на галеру «Меч падишаха». Затем восстание рабов в имении спахии и путешествие в Стамбул, где он и оставил Ржева, когда они с Минкой Ивановым бежали из города, и больше его не видел.

Под этим именем скрывался человек московского царя дьяк Тайного Приказа Дементий Башмаков. В 1666 году, после того как ханом Крыма стал Адиль Гирей, Башмаков покинул Стамбул и вернулся обратно в Москву.

– Он был обласкан царем и стал фактическим главой Приказа Тайных дел. Его заслуги были оценены.

– А что Дауд-паша4? – спросил Федор.

– Ты не забыл этого турка?

– Нет, падре. Это умный человек. Я только потом понял всю его хитрость и ловкость. В стране чибча-муисков у меня много было времени для размышлений.

– Дауд-паша, каймакам при дворе великого визиря, получил от султана шелковый шнурок5. А это значит, что его больше нет среди живых. И это моя заслуга.

– Ваша, монсеньор?

– Башмаков стал слишком много знать через него о том, что делается при дворе султана. Ордену это было невыгодно. Ведь это из-за него тогда Марта Лисовская вынуждена была покинуть дворец. А это Орден через Вахид-пашу подставил её султану.

Мог ли Федор такое забыть? Он тогда по приказу Дауд-паши проник в гарем повелителя османской империи и выкрал его любимую наложницу.

– И Башмаков теперь в Москве?

– Да. И мне нужен ловкий человек, который отправится туда. Я ломал голову, кто может это выполнить, и судьба снова послала мне тебя, Федор.

– Монсеньор предлагает мне работать против Москвы? – спросил Федор.

– Отчего же против? – перебил его кардинал. – Я предложил тебе побывать на родине за чужой счет. Разве это тебе не нужно? Ты не станешь обузой для своих сестер и не станешь претендовать на наследство отца.

– Это соблазнительное предложение, монсеньор. Но я должен знать, с какой целью и в качестве кого я поеду?

– В составе испанского посольства. Король Испании Карл II отправляет в Польшу и Московию своего представителя маркиза Мансеру. Я могу определить тебя в его свиту. И могу дать тебе слово, что ты не станешь вредить Московии, Федор. Да и что тебе за дело до Московского царя? Ты давно ничем ему не обязан.

– Может и так, но мой отец и дед защищали царей и служили им верой и правдой.

Ринальдини внимательно посмотрел на Федора и сказал:

– Федор, я готов отпустить тебя. Я помогу тебе добраться до рубежей Московии.

– Но ведь есть «Или», монсеньор? Вернуться на родину или…

– Или я предложу тебе служить Ордену.

– Служить иезуитам?

– Я скоро умру, Федор. Ты останешься моим духовным наследником. Я не могу оставить тебе золото и драгоценности. У меня этого совсем мало. Да что толку в материальных благах? Я дам тебе много больше! Тебе откроются многие тайны европейской политики. Да и не только европейской.

– Я должен выбирать? – спросил Федор.

– Да. Каждый из нас должен время от времени делать выбор. Ты можешь подумать.

– Я согласен, падре. Возвращаться на родину никем я не желаю. Старая жизнь для меня закрыта. Это я понял еще в городе муисков. Мог ли мой отец, стремянной стрелец государева полка, представить себе, что его сын женится на басурманке, и будет молиться лунному богу.

– У тебя там были дети, Федор?

– Моя жена родила мне двоих сыновей, но они умерли во младенчестве. Мои друзья Иван Рог и Минка Иванов погибли. В далеком краю я сроднился с этими парнями, и они стали моей семьей. Так что я теперь одинок. И кроме вас у меня нет близкого человека.

– Я искренне рад, что ты согласился, Федор.

– И я рад нашей встрече, падре.

– Скажи мне, Федерико, – Ринальдини перешёл на испанский язык. – Тебе ближе испанский?

– В последнее время он стал для меня родным языком, падре. Я даже думаю на испанском.

– Тогда скажи мне, ты вел записи твоего путешествия в страну Золотого короля6?

– Да. И эти записи со мной. В моих вещах, падре.

– Ты позволишь мне это прочесть?

– Да, падре. От вас тайн у меня нет. Но откуда вы узнали о записях? Я ведь никому и никогда их не показывал.

– На корабле, который вез тебя в Старый свет, был человек, который наблюдал за тобой.

– Он из Ордена? – догадался Фёдор.

– Да. Он иезуит. И он был в экспедиции Себастиани вместе с тобой.

– Кто?

– Я не знаю под каким именем ты знал его. Я не знаю, как он выглядит. С этим человеком лично я не беседовал. Но мне нужно знать содержание тех записей, что ты сделал…

****

Федерико через два дня снова был вызван к кардиналу.

– Ты остановился на твоем путешествии в страну панча к Овальным щитам7, – сказал кардинал.

– Большего я записать не смог, падре.

– А ты намерен продолжать?

– Я хотел бы этого.

– В твоей книге, которая может кое-кого заинтересовать, есть сведения, которые лучше огласке не предавать.

– Но это записи о походе капитана Себастиани, монсеньор.

– Ты желаешь оставить его имя в истории, Федерико?

– Я хотел бы этого. Капитан заслуживает такого места, падре.

– Многие его заслуживают, Федерико. Но все это суета. Можешь поверить человеку, который уже одной ногой стоит в могиле. Я знаю, что воспоминания обо мне сотрутся, и уже лет через сто никто и не вспомнит о Пьетро Ринальдини. А я хотел проникнуть в тайны мироздания. Совсем как тот падре Мигель, о котором ты пишешь. Но человеку не дано познать того, что познать невозможно. Потому хочу тебя попросить.

– О чем, монсеньор?

– Отдай эти записи мне и никогда не пиши того, что было дальше.

– Но…

– Это просьба, а не приказ, Федерико.

– Я сделаю как вы сказали, падре.

Кардинал пожал руку дона Федерико де Монтехо…

Мадрид.

Дворец Мансера.

Эскуриал – королевский дворец.

1672 год.

Федор прибыл в Мадрид как богатый дворянин. Он был в роскошном украшенном серебром камзоле, в узких до колена полотняных штанах. Манжеты на его рубашке были отделаны тонкими кружевами, на плечах – большой отложной воротник. Пышное перо на шляпе скреплено большой пряжкой с бриллиантами. Ринальдини настоял на том, что он должен научиться одеваться как придворный. Кардинал снабдил его пятью тысячами золотых на дорогу, дабы он ни в чем не нуждался.

Федор быстро отыскал дом маркиза де Мансера и добился приема. Мансера был иезуит и как только узнал, что к нему пожаловал человек от Ринальдини, сразу принял его…