Бертовна ещё подробно рассказывает, как я должна делать и что. Боюсь, я половину из её речи не запомнила. Надо было диктофон включить, но я понадеялась на удачу и на то, что в любой момент могу обратиться за компетентной помощью.

Тут не всё так просто. Это такой салфеткой тереть, а это – другой. Для этого моющее использовать, а вон для того – специальный спрей. Целая наука! А я зелёный новобранец.

Мы передвигались черепашьим шагом. И то, что случилось дальше – не наша вина.

Он вылетел из-за угла, как целеустремлённая машина для убийств. Размашистый шаг. Идеальный костюм. Красивая причёска. Хорошо выверенная трёхдневная небритость на упрямом крутом подбородке.

Он врезался в меня, как ледокол в айсберг. Потому что не смог притормозить, а я не сумела отскочить в сторону – загляделась, поражённая во все энергетические каналы сразу.

Он схватил меня за плечи, не давая упасть, и впился пронзительно синими глазищами в моё лицо.

– Лилия?! – взлетели вверх его широкие брови.

«Крокодил!» – чуть не крикнула от неожиданности я, но вовремя прикусила язык.

– Гена…дий, – произнесла упавшим голосом и попыталась осторожно выкрутиться из его стальных клешней.

– Геннадий Романович Северин, наш генеральный директор, – проскрипел как-то противно, будто пенопластом по стеклу, голос Евы Гепардовны.

«СеверИнХоум» – я как-то не так произносила название этой компании – отдельно все три составляющие. А всё намного проще: Северин хоум – его вотчина, его цитадель, нерушимый оплот, замок на тринадцати холмах…

И о чём бы я ещё думала в тот момент, когда моя перспективная карьера техработника стремилась упасть ниже плинтуса и раствориться в небытие, так и не начавшись?..

Жизнь продолжается

Я с катушек слетаю от его близости, запаха туалетной воды – лёд с ментолом: резкий, свежий, одуряюще подходящий ему запах. Под стать его целеустремлённости.

Мы таращимся друг на друга слишком долго. Есть отчего, конечно. И будто не было пяти лет «разлуки». За это время Северин почти не изменился. Всё такой же. Может, плечи стали шире, а подбородок жёстче.

Красивый сукин сын. Загляденье. Недаром кадровичка с задорным курносым носиком говорила о нём с придыханием.

И тут меня накрывает волной. Некстати. Но у меня всё происходит именно так. Я вдруг вспоминаю, как собиралась ему лысину полировать бархоткой. У Гены-Крокодила настолько густые волосы, что в них пальцы с трудом просунуть можно. Мех. Шуба, а не волосы. Я это помню, чёрт побери!

Подавляю накативший хохот, но смешок всё же вырывается – клокочущий, громкий, дурацкий.

– Какая же ты неловкая, Лилия! – Гепардовна, кажется, разгепардена не на шутку: хватает меня за руку и силой пытается оттянуть в сторону. Северин добычу отпускать не желает – впивается пальцами в плечи так, что у меня в глазах темнеет.

Они что, меня разорвать на части решили? Больно же!

– Ай! – вырывается из глубины души вопль, и эти двое, испугавшись, резко бросают меня на произвол судьбы. Судьба, как всегда, не подкачала: по её величайшему соизволению я падаю – теперь не вперёд, а назад, и если бы не Крокодил, последние б мозги на здешнем импортном кафеле растеряла.

Он ловит меня, как бейсбольный мяч – в красивом полёте. Прижимает к себе на миг, как ценный приз, а затем, зачем-то поправив кудряшки, что упали мне на глаза, осторожно убирает руки, с опаской поглядывая, как я покачиваюсь на не очень устойчивых каблуках. Да, я их надела – туфли на каблуке! Хотела казаться красивой и подчеркнуть стройность и элегантность своей фигуры. Я же шла сюда всех покорять, чтобы меня на работу взяли!

– Ты что здесь делаешь? – спрашивает он не очень вежливо.

За тобой гоняюсь, блин. «За тобою бегала, Дед Мороз, пролила немало я горьких слёз!».

– Работаю я здесь, – бурчу отчаянно под нос.

– Это наша новенькая, – заискивающе стелется Ева Брауновна Гитлер. – Неопытная ещё, вы уж простите, Геннадий Романович!

Фу. Фу-у-у и всё! Я ей королевича желала? Так вот: беру свои слова обратно. Фигу ей с маком, а не рыцаря на белом «Мерседесе»! Разочаровала буквально за секунду.

Северин смотрит на меня долгим взглядом, а затем уходит. Уже не так стремительно и не так уверенно, как летел до этого. Мне всё чудится: он обернуться хочет, чтобы убедиться, что это точно я, не мираж и не привидение.

Нет, красавчик, зрение тебя не подвело: это я собственной персоной. И если ты будешь так любезен, то я всё же здесь пока поработаю, потому что мне очень нужны деньги, а ты хоть и гад, но платишь своим сотрудникам неплохо. Даже техработникам.

– Что на тебя нашло? – ворчит недовольно Гепардовна, а я потираю запястье, где эта милая девушка, которую я весьма опрометчиво чуть ли не полюбила всем сердцем, оставила следы своих цепких пальчиков. – Это весьма плохо, если ты будешь неосторожно налетать на всех, кто надумает пройтись коридорами офиса. К нам, знаешь ли, важные персоны нередко захаживают.

– Я буду предельно осторожна, – склоняю голову, изображая смирение, хотя внутри вулкан клокочет и пытается изрыгнуть магму.

– Откуда ты его знаешь? – Гепардовна могла бы и не столь внимательной быть, но везение – это не про меня.

– Кого? – строю из себя дурочку, лихорадочно думая, как выкрутиться.

– Геннадия Романовича, естественно, – проявляет чудеса терпения Мегера Бертовна. – Ты назвала его по имени. Хм, впрочем, и он тебя тоже.

Взгляд у неё инквизиторско-задумчивый. Я для неё кукла Вуду, а она – огромная игла, что сейчас пронзит насквозь.

– Виделись пару раз, – я почти не солгала. – Так, шапочное знакомство. Я понятия не имела, что он Очень Большой Начальник.

– Теперь имеешь, – Гепардовна, растеряв всё своё благодушие и радушие, разговаривала со мной сухо и официально. – У нас не принято обращаться по имени, особенно к Очень Большому Начальству.

Подчёркнуто, напоказ. Ну, да. Это только к таким, как я, можно по имени и на «ты». Но мы птицы не гордые, перетопчемся.

С этого момента Ева Бертовна утратила всяческий интерес к нашей экскурсии, выполняла свои обязанности – не более. С прохладцей представила меня коллегам – таким же техработникам, как и я. По классовой принадлежности, так сказать. Показала, где в этой обители находится столовая, и мягко закруглилась.

Она выдала орудия труда и моющие средства, дала адрес ателье, где мне помогут униформу подогнать и, брезгливо указав пальчиком на мои кудряшки, что задорно торчали во все стороны, заявила:

– И вот это. У нас не принято, – демонстративно пощупала она узел на затылке. – Спрятать, причесаться, выглядеть прилично. Советую посетить парикмахерскую, сделать стрижку и выпрямить безобразие.

Ага, разбежалась. Может, мне налысо постричься? Думаю, последний вариант её бы устроил на все сто.

Короче, настроение у меня упало, эйфория облиняла до уныло-серого цвета, но работу у меня никто не отнял – и то хорошо.

Я вернулась в квартиру, которую мы снимали вместе с Юлькой.

– Мау-у-у, – встретил меня на пороге Мистер Рыж.

– Вот тебе и мяу, – передразнила я эту наглую рыжую морду и показала коту язык.

Он здесь нелегал. Тайный узник замка Иф. Мы его прячем, когда приходит хозяйка квартиры. Но, к счастью, это откормленное и лоснящееся от хорошей жизни и ухода животное невероятно изворотливо и хитро. А ещё я нередко подозреваю, что он умнее некоторых людей.

В квартире тишина. И пока никого нет, я сажусь подгонять униформу. Ни в какую мастерскую по пошиву одежды я, конечно же, не пошла. Не то время, чтобы тратить деньги, которых почти нет.

Тут работы – на час от силы: длину до колена подогнать, в талии немного убрать. Ну, и белые кружева, как надумала.

С годами я научилась ловко управляться и с иглой, и со многими другими домашними делами. Мама бы мной гордилась.

Я делаю намётку, руки движутся машинально, а перед глазами – Гена Крокодил. Господин генеральный директор Северин.