А еще мне безумно хотелось заботиться о маленьком человечке – именно так, заботиться о ребенке другой женщины, доверенном на мое попечение. Это было бы намного проще психологически, как я тогда считала.

С момента подписания прошло две недели, в течение которых я улаживала домашние дела, готовясь к длительному отсутствию. В квартиру вселялись квартиранты. Именно они должны были вскоре сидеть на сиреневом матерчатом диване, потягивая кофе и смотреть с балкона на песчаные холмы, крутыми волнами катящиеся до горизонта. Наш дом находится на окраинной улице, и у меня замечательный вид с балкона – бескрайние бежевые волны, бездонное небо, простор, ветер…

И вот он, день, когда я, собрав необходимые вещи, приехала в неуютный особняк в низине, без вида на холмы и даже почти без окон, из которых можно было бы увидеть хоть что-нибудь, хоть мизерный кусочек неба. В отведенной для меня комнате, как я уже знала, окон не было совсем, поэтому я пошла на жалкую хитрость: привезла с собой яркий глянцевый плакат, изображавший распахнутую дверь с выходом на морской берег, и собиралась приклеить этот плакат на стену. Детский самообман.

День уже склонился к вечеру, мягкие сумерки легли на тропинках сада. Сейчас, в сумеречном полусвете, эти буйно цветущие заросли казались даже уютными, домашними.

Я неспешно шла по тропинке между растений, с удовольствием вдыхая доносившиеся со всех сторон запахи. Передо мной, чуть слева, мелькнула крошечная темная тень, прошуршала листьями и исчезла. Я приостановилась. Еще одна тень вынырнула из кустов и стремглав пересекла тропинку. Мне показалось что это был котенок – совсем малыш, не больше месяца от роду. Кошки всегда были и остаются моей страстью, поэтому я не могла удержаться, чтобы не подойти поближе и не рассмотреть это стремительное существо. На ходу я достала из сумки бутерброд, взятый из дома и благополучно забытый, отняла от него колбасу и так, с колбасой в вытянутой руке, приблизилась к кустам. Я еще успела произнести нерешительное "кис-кис", как из гущи кустарника стрельнула, как змея, пушистая лапа, я запоздало ощутила, как жгуче полоснули по руке когти, и на коже загорелась тонкая алая полоса. Ахнув, я отдернула руку и чуть было не обругала зверька запретными словами (я на них бываю горазда в минуты душевных потрясений, например, когда меня неожиданно царапают), но вовремя остановилась, поняв, в чем причина кошачьей агрессии.

– Всякое животное защищает своих детенышей! – прозвучал за моей спиной незнакомый мужской голос с заметным русским акцентом. Я резко обернулась. Позади меня стоял высокий и худощавый пожилой мужчина с курчавыми седыми волосами, обрамлявшими огромную лысину. На его лице светилась чуть заметная улыбка, тонувшая в морщинках вокруг глаз.

– Ну, почти всякое, – уточнил он зачем-то уже без улыбки.

Что-то такое появилось в его лице, неясное, но очень неуютное, отчего мне захотелось поскорее пойти своей дорогой и оказаться в своей – теперь уже своей – комнате.

Я отступила на шаг, и в это время неожиданный собеседник снова подал голос:

– Я так понимаю, вы будете здесь работать?

Удовлетворившись кивком вместо ответа, старик продолжал:

– Меня зовут Алекс. Я садовник здесь. Вы, конечно, можете подумать, что всей этой флорой никто никогда не занимался, но представьте – это не запущенный бардак, а сложный замысел хозяйки… Ну, а вас как зовут – если не секрет, конечно?

Его лицо снова стало приветливым, и я осторожно ответила:

– Я… Хани. Буду здесь работать няней малыша, который должен родиться вот-вот.

Старик наклонил голову, и я не заметила в сумерках, остался ли его взгляд тем же, или снова принял тот неуютный оттенок, оттолкнувший меня минуту назад.

– Да, мы говорили, что всякое животное защищает своих детенышей. Хотя есть, например, такая зверушка – кенгуру. Знаете, какая у нее есть поразительная особенность?

– Она носит детенышей в сумке? – предположила я.

Садовник кивнул.

– Вот-вот. До поры, до времени. И может быть такое, что, скажем, погонятся за кенгуру собаки. Кенгуру – быстрое животное, но иногда собаки бывают быстрее. И вот, когда эта зверюга видит, что хищники ее догоняют, она хвать – и выбрасывает кенгуренка из сумки, а сама бежать!

Я вздрогнула, наверное, заметно.

Садовник Алекс помолчал и добавил:

– Хотя, еще говорят, она потом возвращается на то самое место и ищет его, своего выброшенного детеныша…

Я не ожидала этого дикого рассказа про повадки кенгуру, и он произвел на меня до чрезвычайности гнетущее впечатление.

– Зачем вы мне все это рассказали? – спросила я довольно неприязненно – я не хотела его обидеть, просто иначе не получилось.

– И в самом деле – неизвестно зачем… – старик вздохнул и договорил:

– Ну, что же, будем знакомы. Наш домишко – вон с той стороны, на краю сада. Будет время – заходите, мы с женой будем рады. Здесь ведь не с кем пообщаться – любой новый собеседник в радость. Спокойной ночи, до свидания!

Алекс поднял руку на прощание и скрылся в дремучих зарослях, поглощенных, в свою очередь, уже сгустившимися сумерками.

Я прошла по тропинке к двери в особняк и позвонила.

***

Утро выплеснулось в кухню золотисто-желтым солнечным светом. Я диссидент по натуре – это очень неудобное качество, прежде всего, для меня самой. Сейчас я открыла настежь узкое кухонное оконце, несмотря на строгий запрет хозяйки. Для освежения воздуха полагалось пользоваться кондиционером, но я всегда предпочитаю свежий воздух, как он есть. Тем более, та осень оказалась необычайно теплой, поэтому, на мой взгляд, это было просто глупо – глотать искусственный кондиционированный воздух, когда роскошный ветер влетал в окно, принося запах сада.

Я с удовольствием втягивала в себя обжигающий кофе и смотрела в окно на тропические заросли внизу. Там и сям среди них проступали желтые пятна увядающей листвы, окаймленные темно-зелеными полосами вечных хвойных растений. Птичьи голоса отрывисто вспыхивали и перелетали по саду.

Послышались размеренные шаги. Я закрыла окно и повернулась к двери, ожидая увидеть там Изабеллу. И она действительно возникла в дверном проеме – высокая, с неожиданно выступающим животом на стройной фигуре. Несмотря на ранний утренний час, она была уже одета в свой деловой костюм, а волосы уложены в замысловатую прическу. "И как ей удается ходить на таких высоких каблуках на девятом месяце?" – рассеянно подумала я.

Изабелла вошла в кухню со своей постоянной ослепительной улыбкой и пожелала мне доброго утра. Я ответила ей таким же пожеланием.

Немного постояв в молчании, в течение которого хозяйка внимательно всматривалась в меня, она сказала наконец:

– Сегодня я хочу устроить вам небольшую экскурсию. Как вы уже заметили, у меня довольно большой сад, и вам лучше познакомиться с ним как следует.

Довольно большой – это было сказано очень скромно. Это был гигантский сад, и на мой вкус, он мог бы быть гораздо более ухоженным. Но, в конце концов, какое мое дело!

Допив кофе, я отправилась вместе с Изабеллой по тропинкам, огороженным живой стеной зелени. Хозяйка дома была не то что увлечена – поглощена садоводством и с энтузиазмом рассказывала мне об апельсинах, лимонах и прочих цитрусах, о финиковых пальмах, ирисах, мальвах, рододендронах, настурциях… Не будь на моей памяти подписанного договора, я бы стала всерьез подозревать, что меня нанимают на должность садовницы.

Наконец Изабелла остановилась и посмотрела на меня с легкой усмешкой.

– Я вижу, вам не очень интересно…

Я честно постаралась изобразить на лице интерес. Наверное, получилось неубедительно.

– Это вполне объяснимо, и вы не должны испытывать угрызений совести, – продолжила владелица ботанического рая со снисходительным великодушием. – Но я хочу донести до вас кое-что, что принципиально важно для меня. Если это станет важно также и для вас – я буду очень рада.