Мы пришли ко мне, ты тут же стал осматривать собственные царапины, потому что мы бежали через парк, задевая кусты и ветки. У тебя была рассечена щека, и ты стал промывать ее мылом, пока я сидел на бортике в ванне.

– Могло быть хуже. Маме скажу, что поцарапался в школе.

– Ты ей не скажешь? – удивился я.

– Не-а, она в школу пойдет, разборку устроит. Все в нас пальцами тыкать будут, ну, что нажаловались. Сами разберемся. Так, с тобой же все нормально? – ты повторил это, наверное, в сотый раз, с момента моего падения.

– Коленка болит.

– Снимай штаны, надо промыть.

Я закатил глаза.

– Да ерунда там, наверное.

– Снимай, я хочу посмотреть! – и ты сложил руки на груди, стоя в моей ванной. Мне стало как-то не по себе, и я растерянно поднялся на ноги и стал расстегивать штаны.

– Давай быстрее, хочешь, чтобы случилось заражение крови?!

Я не хотел, поэтому постарался как можно скорее раздеться. Длинная школьная рубашка, заправленная в брюки, немного прикрывала трусы, и я обрадовался этому. Мне вдруг почему-то подумалось, что, если бы мама узнала, что я раздевался перед тобой, закрывшись в ванной комнате, пока никого не было дома – она бы этого не одобрила.

Кровь успела застыть, и я еле оторвал ткань брюк от кожи. Было больно, я зашипел.

– Охренеть. Почти до мяса разодрал, – воскликнул ты и в секунду оказался на коленках передо мной. Я почувствовал, что меня бросило в жар.

– Что ты делаешь? Эл?

– Хочу рассмотреть. И надо промыть. Где у тебя аптечка?

– Там, – махнул я рукой на верхнюю полку над раковиной. Ты быстро оценил высоту полки и побежал на кухню за стулом. Я не знал, куда мне встать или сесть. Мне стало как-то не по себе. От того, как ты прикасался ко мне, хотя в этом и не было ничего такого. Но сердце забилось чуть быстрее.

– Итак, сидите, мистер Т., сейчас я все сделаю.

Ты усадил меня на бортик ванны, а сам устроился на коленках передо мной и стал обрабатывать мне царапину. Колено было сбито в кровь, но я бы дал Гарри разбить мне и лицо, если бы ты так же за мной ухаживал. Мне было одиннадцать, половое созревание еще даже не начинало наступать, но что-то все противно крутилось в животе. Я почему-то вспомнил, как Гарри всех мальчиков в классе, кто хоть как-то близко взаимодействует, называл педиками. Странно, что к нам это слово не пристало.

– Готово. Больно? – ты завязал бинт мне на ноге, а сверху налепил еще смешной пластырь, который маме дали на сдачу в аптеке. Я пожал плечами.

– Не знаю.

– Подвигай ногой.

Я попробовал и скривился. Ты так сильно затянул бинт, что нога едва сгибалась.

– Это нужно, чтобы кровь остановилась. А то ты умрешь.

– Я не хочу умирать, – пробормотал я.

– Тогда не снимай повязку, – ты встал, отряхнул руки и стал убирать все в аптечку обратно. Я осторожно потрогал бинт. Нога за ним, как будто назло, зачесалась. Не знаю, зачем, но пока ты отвернулся, чтобы встать на стул и убрать все на место в ящик, я развязал бантик на бинте.

– Эл.

– Че?

– Ты плохо завязал. Че ты за врач такой?

– Да? – ты оглянулся через плечо, – сейчас поправлю.

Ты методично все убрал на место, вымыл руки, унес стул обратно на кухню. Из-за того, что твоя мама постоянно работала, а ты часто оставался один дома или только со мной, она научила оказывать тебя первую помощь еще лет в пять, наверное. Ты вернулся ко мне и снова опустился передо мной. Я уперся руками в бортик ванны и стал смотреть на пробор у тебя на голове.

– Так нормально? – ты снова завязал бинт на бантик.

– Щиплет.

– Придется потерпеть.

– Очень щиплет.

– Может, вызвать врача? Вдруг, ты ногу сломал?

– Не настолько щиплет, – быстро проговорил я, и ты, закусив губу, вдруг наклонился и подул мне на коленку. Я замер.

– Так лучше? Мама всегда так делала, – в твоем голосе сквозило беспокойство, – может, все-таки врача?.

– Не надо, – проговорил я, чувствуя, как даже руки краснеют от странного чувства. Я нервно сглотнул, попытался откинуть волосы с лица.

– Ладно. Пойдем, что-нибудь поедим? Очень есть хочу.

– Да, пойдем.

Я поднялся с бортика ванны и вдруг не удержал равновесия, видимо, затекла нога. Я чуть не упал, но ты придержал меня. До сих пор помню твои закатанные рукава рубашки вместе с пиджаком. До сих пор помню запах твоего шампуня, который мама покупала тебе в аптеках в отделах для малышей, потому что он был дешевле.

– Ральф? Может, все-таки?…

– Не, все норм, – я улыбнулся, и сердце застучало так быстро, потому что мы все еще стояли, почти обнявшись. Я смотрел на царапину на твоей щеке, а потом потянулся и поцеловал тебя. Ямочки расцвели у тебя на щеках.

– Ты чего?

– Спасибо, – пробормотал я, отстраняясь, – ну, за ногу.

– Могу отрезать, если будет очень болеть, – ты улыбнулся еще шире, – ладно, пошли пожрем. А то я сейчас в обморок грохнусь. Хотя вид твоей кровищи – не самый аппетитный.

– Да, пойдем.

Я улыбнулся через силу, и когда вышел за тобой из ванны, понял, что мне в прямом смысле трудно идти. Но не из-за перебинтованной ноги, а потому что внизу, в паху, что-то изменилось. Я застыл как вкопанный, когда до меня донесся с кухни твой голос.

– Ральф, где печенье?…

– Я сейчас достану, – крикнул я, лихорадочно оттягивая рубашку вниз, – только штаны надену.

– Ладно.

Я не знал тогда, почему это могло случиться. Иногда это происходило, но все приходило в норму так же быстро, как и появлялось, я не чувствовал почти никакого дискомфорта. Думал, может, он просто растет и поэтому становится чуть больше. Но в тот раз я почувствовал дискомфорт. Было больно, и он принял какое-то странное положение. Я испугался спросить у тебя, что бы это могло значить. Доковылял, как раненый солдат, до своей комнаты, и натянул пижамные штаны. В паху все пульсировало, но я постарался не обращать внимания. Я даже побоялся снять белье и посмотреть на него или прикоснуться. Я почувствовал, что это что-то неправильное, а потом вспомнил, что в предыдущие несколько раз это происходило, когда ты тоже был рядом.

В голове всплыл образ Гарри и его громкий голос.

«Педики».

Это было началом конца.

А помнишь, как ты решил показать мне, что такое засосы?

Ты всегда узнавал все такие вещи раньше, чем я. Что в теории, что на практике. Не знаю, на какие фильмы ты вечно попадал, но информации ты там почерпнул немало, и видимо, хотел поделиться ей именно со мной.

Помню, как мы лежали с тобой на моей кровати, было так жарко, послеполуденное солнце готово было сжечь все дотла. Мои родители были на работе, твоя мама – уехала в город за покупками, а у нас было ничем не обремененное лето. Впереди еще два месяца каникул и безмятежности.

Сколько нам было лет? По одиннадцать, если я не ошибаюсь. Тогда наших мам еще не волновал тот факт, что мы спали вместе на одной кровати. Накатавшись на велосипедах и нагулявшись, мы вечно приходили ко мне и валились на кровать. Могли лежать так часами, в перерывах пощипывая и щекоча друг друга, а потом снова проваливаясь в тяжелый сон.

– Ральф, – позвал меня ты, – ты спишь?

– Нет, – я повернулся на бок. Постель была горячая от наших тел, мне стало жарко. Ты уже давно лежал без футболки, только в одних шортах, но я почему-то не решался раздеваться при тебе. На озере – да, но дома почему-то становилось неловко. Я смотрел на то, как поднимается и опадает твоя грудь, уже обильно тронутая загаром, в то время как я оставался мертвенно бледным. Ты лежал, закинув одну руку за голову, и я с удивлением отметил, что волосы у тебя на теле еще не растут. Или ты уже брил их? Я сконфузился и опустил голову обратно.

– Я вчера телек вечером решил посмотреть, – ты повернулся ко мне, кладя руку под голову и щекой прижимаясь к ладони, – и в общем, там фильм странный шел…

– Опять порно? – тихо спросил я, хотя кроме нас дома никого не было. Помню, как ты впервые рассказал, что это такое, и даже включил мне диск. Это было ужасно. Если бы ты опять стал рассказывать про нечто подобное – я бы отправил тебя домой.